Его судьба была, казалось, предопределена: больница ― дом ребенка ― инвалидный дом или дом престарелых. Наши соотечественники практически не берут в свои семьи детей-инвалидов. Но вмешался случай: фотографии мальчика попались на глаза американцам, и они решили взять в свою семью еще одного ребенка. Первого, Сашу, они усыновили за год до этого.
Об этой истории я узнала случайно, накануне первого июня, Дня защиты детей. В программе «Герой дня» не очень-то принято было отмечать такие формальные праздники, но был тот тяжелый для работы период, когда не происходило ровным счетом ничего значимого, интересного, и мы с моими коллегами уже сломали голову, придумывая, кого бы позвать в эфир. Вот тут кто-то и вспомнил о детском дне и об американцах.
Это был 1998 год. Наши патриоты еще не придумали самоутверждаться за счет сирот, иностранцы еще не были злодеями, похищающими наших замечательных детей, для того чтобы замучить их на чужбине. Разговор был спокойным: о том, почему они решили взять в семью чужого ребенка, о том, какие трудности их ожидают... После эфира мы сфотографировались все вместе ― на память.
Прошло несколько лет, и в Америке какие-то уроды убили ребенка, привезенного из России. Узнали мы об этом потому, что вся большая американская страна бурно переживала трагедию, журналисты давали подробные отчеты о ходе судебного разбирательства. В России это событие стало поводом для патриотической истерики и очень скоро привело к тому, что иностранное усыновление практически оказалось под запретом.
Именно тогда я вспомнила об Ильясе и стала искать его новую семью. Мне хотелось узнать, как они живут, все ли у них в порядке. Интернет ― великое изобретение, и очень скоро я уже рассматривала фотографии, присланные мне из штата Коннектикут.
А в прошлом году я была у них в гостях. Небольшой дом без всяких излишеств, отсутствие заборов между соседями, газоны и цветы. Рядом с домом ― детский городок, лестницы и качели. Первой от гаража ко мне, не торопясь, подошла собака по кличке Москва. Назвали ее так потому, что подобрали полуживую в нашей славной столице, собрали справки и вывезли в момент еще самого первого своего приезда в Россию, когда усыновляли маленького мальчика Сашу, двух лет, сильно отстающего в развитии.
Теперь Саше уже двенадцать, он лучший ученик в местной школе, и родители хотят поднапрячься и перевести его в другую, платную, более продвинутую школу. Еще Саша хорошо играет на пианино и занимается спортом. Здесь его зовут Алекс.
Ильясу почти девять лет, его зовут Илай, и он тоже хорошо учится, лазает по деревьям и играет на пианино. Я сначала подумала, что неправильно поняла Хелен, ― как так играет на пианино? Но мальчик сел к инструменту и стал играть одной рукой. Играл он, ни много ни мало, бетховенскую «Оду к радости».
Мальчики совсем не говорят по-русски, но, если только захотят, родители найдут им учителя. Они никогда не скрывали от детей, что привезли их из России. Через год-другой они хотят показать им родину, приехать в Москву, где нашли Сашу, и в Тюмень, родной город Ильяса.
Я показала Хелен фотографии своей приемной дочери и сказала, что впервые счастливая мысль о возможности усыновления пришла в мою голову именно тогда, первого июня 98-го года, после встречи с американской семьей.
Потом, после встречи с семьей Ливайн, было еще несколько встреч и несколько историй, о которых мне стало известно и которые снова и снова возвращали меня к мысли о ребенке. Это были трагические или счастливые истории, случившиеся в разных российских городах. Я помню о них все эти годы и теперь хочу рассказать вам. Я ничего не придумывала, а только иногда меняла имена и мелкие детали.
История седьмая. Сережа
Вылезать из-под одеяла не хотелось ужасно. Сережа свернулся в клубочек под тонким, изношенным одеялом и мысленно проделал путь до туалета. Этот путь он знал наизусть босыми ногами: сначала скользкий линолеум в комнате, потом скрипучий деревянный пол коридора, потом ― холодный кафель… Можно, конечно, натянуть ботинки, но они еще явно не просохли после вечерней прогулки во дворе. Как же холодно.
Что такое настоящее лето, десятилетний Сережа узнал только в прошлом году. Две группы из его детского дома поехали на летние каникулы в далекую Испанию. Поездка превратилась в настоящее приключение: сначала автобусом из их маленького сибирского городка добирались до Томска, потом самолетом ― в Москву, а уже оттуда ― в Испанию. Никто из их группы в самолете ни разу в жизни не летал, никто не бывал в Москве. Впрочем, ее увидели только из окошка автобуса, пока переезжали из одного аэропорта в другой. Название испанского города, в который они летели, Сережа запомнить не сумел, хотя и старался. Да что с него взять... Мальчик помнил разговор воспитателей, случайно услышанный весной: говорили, что он не справляется с учебной программой, что опять оставлять его на второй год бессмысленно, что очень уж серьезное отставание в развитии. Сережа все про себя понимал, он даже говорил плохо, словно спотыкаясь на каждом слове, и стеснялся себя самого очень...
Так вот, что такое лето, он узнал в Испании: это яркое-яркое солнце, синее-синее небо и огромное соленое море, меняющее цвет в течение длинного жаркого дня ― от сине-голубого по утрам до темно-зеленого вечером. А еще в этой летней стране были понастроены белые дома, вокруг них росли пальмы и цветы и... никаких комаров!
Детей разобрали по семьям. Воспитатели говорили, как надо вести себя в гостях, и если что-то непонятно или не нравится ― сразу дать знать им или переводчику. Сережу взяли к себе Изабель и Карлос. Пару дней промучившись с их именами, он стал звать их тетя Лиза и дядя Коля, они не возражали. Сначала испанцы показались Сереже старыми и странными: говорили всегда очень громко, без конца смеялись, размахивали руками, пытаясь что-то объяснить. Но вскоре мальчик понял, что впервые в жизни кому-то всерьез интересно знать, чего он хочет. Впервые взрослые пытались сделать для него что-то хорошее. Сережа часами плавал с ними в море и в бассейне возле дома (бывает же!), ездил на велосипеде, ходил в диковинный громадный магазин, уплетал разные вкусности за столом по вечерам, когда собирались гости. Дядя Коля даже разрешил как-то посидеть за рулем его машины, проехать метров пятьсот дороги.
Как ни странно, проблем с общением почти что и не было: сначала объяснялись с помощью жестов и нескольких русских слов, которые испанская семья специально выучила, ожидая детей. Потом оказалось, что Сережа понимает простые фразы, обращенные к нему, потом научился произносить отдельные слова. Каждое новое слово сопровождалось таким взрывом эмоций и неподдельного восхищения, что Сережка из кожи вон лез, чтобы еще и еще раз добиться этой похвалы.
К концу лета пустой прямой участок дороги тоже был освоен: Сережа уверенно проезжал на машине от дома до развилки, нажимал на педали, крутил руль. Папа говорил, что в следующий приезд Сергей станет заправским водителем. Это так получилось случайно, что испанское слово «папа» мальчик выучил одним из первых. Как быстро прошло лето!
Изабель и Карлос не обманули: они собрали документы и приехали в маленький сибирский городок с просьбой отдать им на воспитание русского мальчика Сережу, такого умного и доброго... Это, конечно, легко сказать: собрали документы и приехали; на самом деле и с документами было долго и тяжело, и до конкретного полюбившегося мальчика добраться было непросто. Но ― добрались. Была уже глубокая осень, почти зима. Если бы они приехали немного раньше или уж задержались. В маленьком сибирском городке должны были выбирать мэра.
Собственно, мэром намеревался остаться тот самый человек, что занимал этот пост и раньше. Конкуренция была невелика, но бывший-будущий мэр так надоел всему населению городка, что игнорировать предвыборную кампанию ему было никак нельзя. К несчастью, свежие обещания в мэрскую голову не приходили, а полезных дел он уже давно не делал.