Я была уже студенткой, когда спросила у мамы, не было ли у нее желания окрестить меня в детстве. Мама сказала, что священники обязаны предъявлять списки прошедших крещение и это грозило и грозит большими неприятностями родителям. Глупость, конечно, сказала мама, но зачем было нарываться? «Ха-ха, ― сказала бабушка Тоня и вытащила откуда-то из недр своего шкафа маленький оловянный крестик на простом шнурке, ― на, носи, наконец». Оказалось, что, когда мне было года два, бабуля ездила в гости к родне, на улицу Пестеля, и окрестила меня в расположенном рядом соборе. Мама ахнула: «Да если бы узнали, могли с работы выгнать (она работала в школе)!» Антонина Ивановна только пожала плечами: ну ведь не выгнали же... Подозреваю, что и крещение мое было не в угоду Богу, а в пику советской власти. В повседневной жизни бабуля любила приговаривать: «На Бога надейся, да сам не плошай!»
...Я почему-то совсем не раздумывала, какое имя дать моей дочке. Я назвала ее Антониной, и кто-то на крестинах сказал мне, что имя это означает ― «обретенная». Надо же, подумала я... И только недавно прочитала, что смысл имени другой. Антонина ― «принимающая бой, противостоящая». Сильное имя. Как раз для России.
История третья. Улыбка
Мы открываем калитку и выходим на деревенскую улицу. Четырехлетняя Тоня гордо толкает перед собой игрушечную детскую коляску, только что подаренную крестным. Коляска точно копирует настоящую и отличается только размерами, особо радостным бело-розовым цветом и содержимым: в ней лежит большая красивая кукла. Кукла аккуратно укрыта теплым одеяльцем, несмотря на июльский зной. Тонька пыхтит, протаскивая все это великолепие через калитку, но от помощи упорно отказывается, я же прикидываю, на какое расстояние хватит ее рвения и как скоро мне придется тащить эту коляску на себе.
Выруливаем на улицу и буквально в десяти шагах перед собой видим двух молодых женщин с детскими колясками, до смешного похожими на Тонькино приобретение. Дочка замирает на месте, пристально смотрит на женщин, на меня и вдруг с криком: «Девочки, подождите меня!!!» ― бросается за уходящими. Женщины вздрагивают, оборачиваются и видят мою маленькую бегущую «мамашу». Смеялись мы так, что заплакал один из настоящих младенцев, а ленивая соседская собака, чье присутствие до сих пор выдавала только лапа, вылезавшая из-под забора, встрепенулась и залилась дурашливым лаем. Тонька стояла посредине и смеялась громче всех, вряд ли точно понимая причину нашего веселья, просто за компанию...
Она совсем не улыбалась весь первый год нашего совместного проживания.
Правда, и плакала крайне редко и только по делу. Два раза плакала так сильно и долго, что я в панике вызывала неотложку. И оба раза врачи ворчали, поскольку и температура и рев были всего-навсего из-за того, что резались зубы.
Еще Тоня много ела ― все, что ей предлагали: ела молча, серьезно и максимально сосредоточенно. К этому я была готова: в доме ребенка мне объяснили, что у «казенных» детей мало развлечений, с ними не разговаривают и им не рассказывают сказки на ночь, не таскают на руках, не выносят каждый день на прогулки. Еда ― единственная доступная радость, и они готовы есть постоянно, хотя по-настоящему упитанных детей среди этих младенцев можно встретить крайне редко: пища почему-то не идет им впрок. Моя Антонина в своей группе считалась толстячком, наверное из-за круглых щек. Когда я принесла ее домой и в первый раз показала врачу уже «на гражданке», оказалось, что у девочки недобор веса. Ей был уже почти годик, а весила она всего семь с половиной килограммов. Врач послушала ― пощупала-покрутила Тоську, нашла ее очень пропорциональной и хорошенькой и предположила, что мне досталась «дюймовочка» ― мелкая, миниатюрная барышня (забегая вперед, скажу, что прогноз не оправдался: Тоня, по всей видимости, будет девицей рослой и крупной ― в меня).
Я принесла ее домой летом, в начале июля, точнее, сразу привезла на дачу. Помню, какое это было славное лето! Почему-то особенно запомнила теплые ливни, которые время от времени обрушивались на землю, ненадолго прерывая летний зной и освежая запахи и краски...
В один из выходных дней мы с Тоней остались на даче одни. Я уложила ее поспать после обеда, а сама с удовольствием устроилась с книжкой на веранде. И тут хлынул дождь. Он стучал по крыше, шуршал в ветках деревьев, брызгами залетал в мое укрытие. Почему-то я вдруг остро ощутила чувство счастья, восторга даже: в доме спала моя дочь, и у нас впереди ― целая жизнь!
Вот только Тоня по-прежнему не улыбалась. Я пыталась смешить ее, тормошить, щекотать. На короткое время девочка изображала что-то вроде болезненной гримаски, и вот уже опять ― рот скобкой, опрокинутой вниз.
Между тем Тоська начала ходить и произносить первые слова. Я много фотографировала девочку ― трудно найти лучший объект для съемки, чем любимый ребенок. Антонина быстро привыкла к этому процессу и быстро выучила слово «покази», то есть требовала показать полученное изображение на экране цифрового фотика. В наших альбомах хранятся фотографии, на которых Тося ест кашу и рассматривает книжки, сидит на руках у многочисленных знакомых и нюхает цветы на клумбе, сидит на первом своем маленьком велике... Но не улыбается... Самая любимая фотка этого времени ― случайно пойманный момент ее, наверное, первой улыбки.
Дело было так. Я посадила Тоню в пластмассовую ванночку ― купаться. Надо сказать, что к этому занятию тоже некоторое время пришлось привыкать: в доме ребенка грязные попы быстро и без сантиментов моют под струей воды из крана, примерно так же «споласкивают» мелких обитателей ― и назад, в кроватку. Через некоторое время моя девочка полюбила водные процедуры и уже не просила вынуть ее из воды поскорее. Однажды я взяла фотоаппарат, приготовилась фотографировать, и тут в узкое окошко ванной комнаты упал луч вечернего солнца, точно угодив на свежевымытую щеку ребенка. Тося сощурила глаза, завертела круглой головой и... улыбнулась. У нее оказалась восхитительная улыбка, я таких в жизни не встречала! В дальнейшем (и очень скоро) Тоська и сама поймет силу своего веселого очарования и научится этим оружием пользоваться, но ту, первую улыбку я запомню на всю жизнь. Хорошо, что я успела ее заснять!
История четвертая. Про стихи
Тося очень любит бывать в гостях у тети Тани. Во-первых, потому, что она бывает здесь с младенчества, во-вторых, Таня ее искренне любит, а в-третьих (и это главное!), у Тани есть две дочки, с которыми Тося обожает общаться. Девочки старше моей, им скоро будет совсем не до малышни, но пока…
Дело было весной, на дворе еще лежал снег, но солнце припекало все сильнее, обещая скорые перемены. Мы с Татьяной и девочками сидели возле домашнего бассейна. Он был сделан недавно, в пристройке, и девочки почти все свое свободное время бултыхались в его довольно холодной воде. Антонину я плавать не пустила, а когда та заголосила от обиды, Татьяна притащила из кладовки нарядное белое платье, которое стало мало ее младшей дочери. Тосю быстро нарядили в это платье, поохали, как она в нем хороша, и девочка успокоилась. Она стала гордо вышагивать по краю бассейна, бережно поддерживая подол длинноватого наряда. Я с тревогой поглядывала на Тосю и просила ее отойти от края воды ― не дай бог... Тося делала вид, что не слышит. Так продолжалось некоторое время, после чего мы с Татьяной выгоняли из бассейна Катю и Настю и отвлеклись на минутку… Раздался всплеск ― Тося ушла под воду.
Дальнейшее я помню так, словно смотрю замедленную съемку: вот я поднимаюсь, вот шагаю к кромке воды, вот бросаюсь в воду... Мне кажется, что я двигаюсь страшно медленно, особенно в воде, кажется, что я никогда не дотянусь до девочки в белом платье, которая плавно-картинно опускается на дно. Наконец я хватаю Тоську за длинные волосы и рывком поднимаю ее голову над водой. В эту секунду я страшно боюсь, что она успела хлебнуть воды, а я не умею делать искусственное дыхание. Но появившаяся над водой голова сразу громко завопила, из чего следовало, что дочь отделалась испугом.
Пока я выжимала воду из свитера, Таня запихнула детей в крохотную сауну ― греться. Через несколько минут, натянув на себя сухую майку, я подошла к стеклянной двери сауны и услышала, как моя маленькая дочь оживленно излагает Кате и Насте свою версию произошедшего: «А я как упаду, а под водой смотрю ― мама плывет, а потом к-а-а-а-к схватит!!!» Тоська увлеченно размахивает руками и явно наслаждается тем, что оказалась в центре внимания, ― девочки слушают открыв рот. Чуть позже, за чаем, я начала сочинять очередное стихотворение в духе «служил Гаврила хлебопеком»:
Все принимали посильное участие в стихосложении, заодно продолжалось обсуждение яркого происшествия, всплывали все новые детали. По ходу мы, совместными усилиями, прочитали Тосе лекцию об опасности вредничания и непослушания вблизи воды.
Ну и так далее... Провожали нас уже довольно поздно, в тот холодный мартовский час, когда кажется, что зима еще не кончилась. Старшая, Катя, сказала на прощание: