— А я этого никогда не забуду, — продолжала Морин. — Мама никогда больше так громко не кричала.

— Она вообще не кричала.

— В тот день она ужасно раскричалась. Ее было слышно за целый квартал.

— Она никогда не кричала, — упрямо повторила Джесс.

— Кажется, ты сказала, что не запомнила этот случай, — напомнил ей Барри.

— Я помню немало случаев, когда она повышала голос, — заметила Морин.

Джесс пожала плечами, пытаясь скрыть растущее раздражение.

— Но не на меня.

— Всегда на тебя.

Джесс встала, подошла к рождественской сосне; в сильно порезанной руке пульсировала кровь.

— Когда мы будем украшать это дерево?

— Мы собирались сразу после ужина, — ответил Барри.

— Ты никогда не уступала, — продолжала Морин, как будто не произошло никакой заминки. — Ты всегда старалась настоять на своем. — Она засмеялась. — Я помню, как мама говорила, что ей нравиться быть с тобой, потому что приятно находиться с человеком, который все знает.

Все рассмеялись. Джесс начинало не нравиться звучание колокольчиков на ветру.

— Все мои мальчики были такими же, — продолжила эту тему Шерри. — Каждый думал, что он все знает. А когда им исполнилось по семнадцать лет, они относились ко мне, как к самой глупой женщине на земле. А когда доросли до двадцати одного года, то поражались, какой я стала умной и умелой.

Все опять рассмеялись.

— В общем нам пришлось пережить несколько очень тяжелых лет, — разоткровенничалась Шерри. — Особенно после того, как от нас ушел их отец. Да и когда он жил с нами, мы видели его редко. Но когда он ушел, мои мальчики просто распоясались. Они грубили и перечили мне, и что бы я ни делала, что бы ни говорила, я всегда была неправа. У нас всегда стоял дым коромыслом. Я, бывало, поступлю иначе — и тут же оказываюсь в центре ссоры, но никак не могу понять, как я там очутилась. Они говорили, что я очень строгая, очень старомодная, очень наивная. Какой бы я им ни казалась, я не укладывалась, с их точки зрения, в нормальные рамки. Мы постоянно готовы были вцепиться друг другу в глотку. И потом как-то неожиданно все они повзрослели, и я обнаружила, что сохранилась как личность. Они разъехались по колледжам, потом стали жить самостоятельно. Я приобрела собаку. Она любит без всяких условий. Сидит около двери и ждет, если я ухожу. А когда я возвращаюсь, она радуется, считает, что я самое прекрасное создание на свете. Она стала для меня ребенком, о котором я мечтала всю жизнь.

Арт Костэр засмеялся от восторга.

— Может быть, нам приобрести собачку? — спросил Барри и подмигнул жене.

— Думаю, что каждая мать переживает такой период, когда задумывается над тем, зачем ей все это нужно, — высказала предположение Морин.