— Фальстарт! — одёрнул его Морис.
Но тут уже и самим горным жителям надоело ждать, и под согласные крики в яму с узником полетела верёвочная лестница.
— Ык ра! — велел самый амбалистый амбал, больше всего походящий на палача. — Ык ра! — повторил он, когда лестница не шелохнулась ни через десять ударов сердца, ни через тридцать.
Я негромко прокашлялась в кулачок и затяжно протянула на пробу:
— И-и-и-ироды!
— Убийцы! — подхватил Мелкий.
— Козлы, — лаконично вставил Морис, плюнув под сапоги.
Но пленник, несмотря на бурные овации, выбираться не спешил.
— Ык ра! — ещё раз рыкнул палач и, не дождавшись, пока преступник явится пред наши очи добровольно, сиганул в расщелину сам.
Через несколько мгновений тишины донеслось испуганное блеяние, никак не вяжущееся с огромным горняком, а следом за ним и полноценный визг.
— Если мертвецов боишься, надо выбирать другую профессию, — прокомментировал Мори.
Палач выскочил из ямы с таким ускорением, точно Вис не мирно лежал на её дне, а больно кусался. Двое других, более морально устойчивых здоровяка спустились вместо него, вытащили недвижимое тело и, смущённо шаркая ногами, водрузили перед нами. Условно казнь состоялась, но удовольствия никому не доставила.
— Ну, — теперь я уже прокашлялась как следует, готовая к звёздному часу, — расступись, честной народ! А-а-а-а-а-а-а-а!!! Горе-горькое, беда-бедовая! Люба моя любимая-единственная! — я быстренько раскидала пяткой щебёнку и ударилась коленями оземь в расчищенном месте, прильнула ухом к груди рыжего. — Нет мне ни жизни, ни света без моего люби-и-и-и-имого!
Выводимые трели способны были сбить не слишком высоко пролетающих птиц. Они же распугали половину зрителей, однако некоторые, самые недоверчивые, всё же предпочли лично убедиться в том, что вор безнадёжно мёртв, не дышит, не шевелится и не реагирует на щекотку (вождь был чудо как умён!).
— Кто ж меня-а-а-а теперь за зад ущипнё-о-о-о-от?! — выла я, пользуясь тем, что язык горняки понимали через раз, да и то в общих чертах. — Кто-о-о-о за грудь ночью, якобы случайно, прихва-а-а-а-атит?!
— И меня кто прихва-а-а-а-атит… — вторил Мелкий, не особо вдаваясь в содержание.
— Ой-ой, — деловито вставлял Мори, когда мы с Мелким переводили дыхание. — Ох-ох, какое недоразумение! Ну кто бы мог подумать?!
Явившаяся за хлебом и зрелищами публика попыталась заступить нам дорогу. То и дело находились желающие подёргать тело несчастного за волосы (будь Вис в сознании, точно не упустил бы возможности картинно «ожить» именно в такой момент).
— Пры нага! Ду зай! — возмущались горняки, но и мы не зря готовились целую ночь.
— А ну пшли с дороги, душегубы! Любу мою пригро-о-о-о-обили! — зыркала я, и мужики как-то сразу сникали, грустнели, иногда ловили порчу-другую и расступались.