Нет.

Нет, нет.

Этого не может, не должно быть. Игра рассудка старой сумасшедшей ведунки, обман слуха, что угодно. Но не он. Нет.

Его не должно быть в живых.

Но затылок снова, как тогда, окатило холодом клинка.

Чутьё предупреждало меня не о воинственных горняках. И уж точно не о трусливом предателе Полозе. Чутьё предупреждало меня о Нём. Но я, как и всегда, не прислушалась.

— Даже не поприветствуешь меня?

Мгновение стало бесконечным. Я не поворачивалась ко входу, тянула. Рассматривала удивлённое лицо Виса, настороженное — Мори, доброжелательное — Мелкого. Вряд ли они видели что-то, что могло показаться им опасным. Всего лишь старик. Всего лишь незнакомец. И только мой желудок выворачивало от звуков его голоса, словно каждое слово молотом ломало кости.

— Хей, ведунка? — рыжий ловко провернулся и спустил ноги со стола. Придерживая вывихнутый сустав, чтоб не тревожил, встал рядом. — Ты чего? — и вошедшему: — Приветствую, уважаемый. Мы тут у вас малость похозяйничали, — кивок в сторону связанного, съёжившегося Полоза, — но не подумайте дурного! Из одной лишь суровой необходимости. Обстоятельства сложились не в нашу…

— Не надо, — шёпотом оборвала я бельчонка.

— Ну так все остальные томно молчат, дай, думаю, объясню, что к чему…

— Раньше ты не любила лишнюю болтовню, — задумчиво проговорил Он. В словах сквозила усмешка. Едкая, отдающая металлом на кончике языка.

Нельзя ждать дольше. Как бы я ни зажмуривалась, как бы ни пряталась от чудовищ под одеялом, они не исчезнут. Я резко крутанулась на пятках:

— Не стану желать тебе здравствовать. Ты и без того чрезмерно живуч.

Он саркастично склонился в полупоклоне, дескать, да, живуч, есть такое.

Кай стоял в пустующем дверном проёме, небрежно опираясь о наличник. Узнала бы я его, если бы увидела в толпе? Роскошные волосы поредели, почти все выпали, остатки покрылись паутиной седины; сузившиеся от возраста плечи кутались в чёрный балахон, не дающий рассмотреть впалой груди; сутулый… нет, согбенный возрастом…

Узнала бы.

По отрывистым жёстким движениям, по надменной речи, по болезненно-алым губам.

— Ну всё, хорош нагнетать! — вспылил Морис, хватаясь за ножи. — Ты кто такой, старикан?

Мелкий набычился, со скрежетом отодвинул стол одной левой, поленившись обходить, и встал рядом с нами, как живое доказательство того, что дураки строятся по росту. Насупил брови и угрожающе вопросил: