Конечно, эта возня с мелочами была критичной в начале движения – как основной способ вовлечения в политику женщин, до этого скрывавших свое недовольство даже от самих себя… Но подобные открытия бесполезны, если отказаться от более масштабной цели – то есть не сделать индуктивный переход от личного к политическому.

Кроме того, Дидион говорила, что в своих книгах феминистки создали иллюзию и сами в нее поверили: имя этой иллюзии – «КаждаяЖенщина», которую «угнетает даже гинеколог», а еще ее «насилуют на каждом свидании». Дидион не отрицала, что женщины часто становятся жертвами снисходительного отношения и полоролевых стереотипов – да и трудно ей было бы это отрицать, учитывая, что писали о ней в этот период и как невозможно ей было встроиться в управляемый мужчинами мир журналов. Но явно выраженные желания главных писательниц движения она сочла крайне инфантильными и подытожила: «Эти неофитки не революции хотят, а романтики».

Ранее Дидион уже затрагивала вопрос о роли женщин в обществе – несколько раз, когда рассказывала о Дорис Лессинг. Она писала о ней дважды: для Vogue и New York Times Book Review. В Vogue ей едва хватило места сказать о несогласии с Лессинг, будто в самой участи быть женщиной есть несправедливость. Однако когда Дидион поручили написать рецензию на научно-фантастический роман «Инструктаж перед спуском в ад», ее взгляды на Лессинг смягчились – частично потому, что и сама Лессинг смягчила свои взгляды на политику феминизма. «Инструктаж», по словам Дидион, был «фантастикой про внутренний космос», и основной упор в нем делался на описание безумия и отчуждения, а не на критику социальных структур современности. Дидион роман не особенно понравился, но она поздравила Лессинг с видимым разочарованием в наиболее прямолинейных формах политических мыслей и действий – каковые Дидион считала характеристикой тогдашнего феминизма:

Стремление немедленно найти все решения двигало не только ею: это было руководящее заблуждение ее времени. Я невысоко ценю такую целеустремленность, но в настойчивости миссис Лессинг есть что-то очень трогательное.

Эта фраза проливает некоторый свет на вопрос, почему Дидион отвергала феминизм. Возникает мысль, что она как-то завуалировано сочувствовала целям и надеждам феминисток, хотя ни в грош не ставила их тактику и их писания. Это, конечно, немного, но хоть что-то.

У другой стороны и этого «чего-то» не было. Несколько активисток феминизма обратились с жалобой в Times, и среди них – Сьюзен Браунмиллер, чьей книге «Против нашей воли» тоже досталось в эссе Дидион. Отмечая, что Дидион никогда не относила себя к левым и работала в National Review, Браунмиллер сделала такое загадочное заявление:

А правда ведь, интересный факт, что по-настоящему крутой народ всегда на другой стороне баррикад? По мне, так сапоги и джинсы при любой погоде лучше ноготков с маникюром.

Эта статья навсегда отрезала Дидион от женского движения. В ней объявлялся общий приговор: она действует в своей манере, как представительница некоего сорта стереотипной женственности. И как ни боролась она с упрощениями, но ей боязно было признать, что в описываемом ею движении была масса внутренних идеологических битв: например, между романисткой Аликс Кейтс Шулман и автором трактатов Шуламит Файрстоун. В глазах Дидион все они были одинаковы, все они были «КаждойЖенщиной», и все могли сделать выбор, отличный от того, который сделали.

Остаток семидесятых Дидион провела в работе над сценариями и художественной прозой. Вместе с Данном они адаптировали «Играй как по писаному» и «Звезда родилась». В семьдесят седьмом году увидел свет ее новый роман «Книга общей молитвы». Время от времени она писала для Esquire, но без особого интереса. Дидион и Данн, которые не раз за годы брака оказывались на грани развода, устраивали замечательные вечеринки – и это тоже отнимало много времени и сил. Лишь в конце десятилетия Джоан опубликовала второй сборник эссе – «Белый альбом».

Заглавное эссе сборника, начинающееся со знаменитой фразы: «Чтобы выжить, мы рассказываем себе сказки», – вещь фрагментарная. Хотя эту первую строчку обычно цитируют как мантру для самопомощи, в самом эссе Дидион переходит к перечню вымыслов-самообманов и заключает, что писатели виноваты в навязывании нарративной упорядоченности, которая «бесконечно меняющуюся фантасмагорию нашего опыта замораживает неподвижным льдом».

В эссе также упоминались проекты, над которыми безуспешно пыталась работать Джоан в разные годы. В частности, она упоминает свою встречу с Линдой Касабиан, двадцатитрехлетней участницей «семьи» Чарльза Мэнсона. В августе шестьдесят девятого она вела машину, в которой сидели убийцы Шэрон Тейт и ее гостей.

На первый взгляд, история Касабиан была идеальным материалом для Дидион: девушка, попавшая в плен обещаний любви и счастья движения хиппи (Дидион много раз писала, насколько ложными были эти обещания). И Касабиан по этому пути зашла так далеко, что попала в компанию самых зловеще известных убийц в Америке, убийц, выдающихся даже по меркам страны, где преступление – чудесный материал для развлекательной программы. Но этот проект Дидион так и не начала. Мэнсоновские убийства, Линда Касабиан – все это стало полузабытым воспоминанием о социально-политической трясине конца шестидесятых; тех лет, о которых Дидион впоследствии сказала, что почти не представляла, о чем хочет писать:

Я очень ясно помню всю ложь и слухи того дня. И вот это тоже помню, хотя очень хотела бы забыть. Еще я помню, что никто не удивился.

В «Белом альбоме» Дидион не говорит, что именно ее встряхнуло и помогло избавиться от моральной и психологической опустошенности шестидесятых. Это могла быть работа над фильмами, или все-таки пришедшее признание ее как романиста: «Книга общей молитвы» получила хороший прием. Может быть, когда миновало насилие и хаос шестидесятых, Джоан вдруг открыла для себя радость жизни. Кинтана росла здоровым ребенком, проблемы в браке остались позади, а работа приносила стабильный доход.

Именно в семидесятых ей улыбнулась большая удача. Она встретила редактора, который, как когда-то его коллега в Saturday Evening Post, признав ее талант публицистки, готов был дать ей работать свободно: Боб Сильверс, один из двух ведущих редакторов New York Review of Books, был счастлив дать ей место на страницах журнала. Ее первая статья для New York Review формально представляла собой отзыв на кинокритику Стэнли Кауффмана в New Republic, хотя на самом деле Дидион преследовала другие цели:

Меня всегда поражало, с каким изяществом, например, Полин Кейл жонглирует воздушными придаточными предложениями вроде «сейчас, когда рушатся киностудии», или что она настолько не понимает извилистых свойств светских вечеров Киноиндустрии, что может сказать о «голливудских женах»: «их крепко сжатые челюсти – привычка с вечеринок, где они сидят и не пьют, дожидаясь момента, когда надо будет своих перебравших гениев развозить по домам».

И дальше Дидион высмеивала тех, кто, как Кейл и Кауффман, писал о кино, понятия не имея о съемочном процессе. Наибольшее, на что, по ее мнению, может надеяться такой рецензент – рассмотреть фильм с некоторой специфически-интеллектуальной точки зрения, но это лишь создает эффект «тонкого стежка на салфетке», обычно не выдерживающего внимательного взгляда.

Кауффман, прочитав отзыв, обнаружил, что его имя почти не упоминается в статье – кроме того, четыре цитаты, которые использовала Дидион, были взяты из другой его книги. Он написал в редакцию New York Review письмо с возражениями и добавил:

Возможная причина: в выпуске New Republic от 9 декабря 1972 года напечатан мой отзыв на фильм мисс Дидион «Играй как по писаному». В нем я вспомнил и ее роман с тем же названием и выразил свое крайнее отвращение к тому и к другому. (Во многом по тем же причинам, которые приводит она в своей статье: создатели фильма притворялись, что поднимают серьезные вопросы, на самом деле он был неприкрытой коммерческой поделкой.) Допускаю, что мисс Дидион моя критика не понравилась бы и в том случае, если бы я превозносил ее работу. Но вашим читателям может быть небезразлично, что здесь возможно простое сведение счетов.

Дидион парировала со свойственной ей резкостью. Если бы отзыв Кауффмана был положительным, заявила она, она не только раскритиковала бы его работу, но и «усомнилась в качестве собственной».