Не поняла. Сходу сказала глупость. Впрочем, как всегда. Ты, мол, товарищ, еще не дорос до моего замысла. Какое твое созвездие? Самое плевое! Так что, мол, пиши письма в свою контору и славь сильных мира сего!
Кого, к примеру, интересуюсь, славить? Не вас ли лично, Надежда Викторовна?
Посмотрела на меня, как наш главный редактор на собкора, то есть с легким презрением, и вдруг спрашивает: ты, товарищ, когда мишке на голову ружье уронил, о чем подумал?
Сволочь, а не баба! Но кровь полирует! Я теперь над этим вопросом, как проклятый бьюсь! Забыл напрочь! Даже подумал: лучше бы я тогда вместо ружья с ветки упал. А она, стерва, смеется: Водолей Тельцу — сам знаешь! Проехали!
Да! Брешут, что работала мадам без лицензии. Свидетельствую: лично ездила со мной за ней в Москву к самому Починку, дай Бог ему здоровья до конца его карьеры! Он заверил: лицензия не нужна. И то верно: зачем лицензия на отстрел Шариковых и Голубковых!
А игра, она говорит, замечательная! На нее столичный институт патент выдал. И если бы не людская злоба и жадность да провокации со стороны отдельных личностей…
Ну да, думаю, патент! Как до революции проститутке! Чтоб не хворала!
Хотел озвучить, но решил повременить. Пригодится для некролога. А че! Пусть не задает глупых вопросов! Ружье, ружье!!! Тоже мне — козырная дама!
Но… уважаю! «Надежда-прим» — классный заголовок! И кто ей его подарил? Неужели я? А больше и некому!
P.S. А «Надежда-прим-2»-таки заработала! А мадам сомневалась, что Надежд не может быть две! С таким-то народом? Да хоть три!
Глава 12
Ровно в девять вечера, когда низкое небо над городом было сплошь забито прокислеными снежными тучами, перед оббитой железом дверью одного из подъездов по улице Артиллерийской остановилось двое. Один из них был чудовищно толст и в шапке, другой — без шапки и… ничего особенного.
По всему войти в подъезд они не очень-то торопились. Долго топтались перед хлопающей на ветру дверью, докуривая окурки до самого фильтра, так же долго отряхивались, переглядывались, зябко потирали как будто озябшие руки, хотя мороз для этих мест был совсем пустяковый.
Наконец толстяк потянул дверь на себя, но первым не вошел. Точно также на втором этаже не стал звонить в облицованную моренными березовыми плитками, наверняка поверх металла, дверь. Встал за спиной спутника так, чтобы хозяева не могли разглядеть его в глазок. Правда, при его габаритах это было не так и просто, но свет на лестничной клетке бы неяркий, как бы замыленный.
Тот, что оказался у двери, тупо погрыз ногти, чему-то нахмурился, но потом как-то чересчур решительно ткнул пальцем в блестящую кнопку звонка. И тут же оддернул. Звонок получился короткий, резкий, как удар по стеклу.
За дверью откликнулись не сразу. Видно хозяевам не очень-то хотелось верить в реальность нежданного позднего звонка в дверь. Как к заоравшему в ночи младенцу родители не спешат прийти на помощь в течении пяти минут, так и к двери на поздний звонок в третьем по преступности в стране — после Одессы-мамы и Ростова-папы — городе никто не бежал, сломя голову. Может померещилось. Может кто спьяну перепутал квартиру.
И чтобы на этот счет не было никаких иллюзий тот, кто позвонил в первый раз, позвонил и во второй. Только теперь вдавил кнопку от души и держал до тех пор пока по ту сторону двери что-то утробно заурчало, зашепталось, заперемещалось, зашлепало. Кто-то надолго припал к глазку, пытаясь разглядеть незваных гостей в надышанном ими же тумане. Похоже, разглядел, но как старый советский бухгалтер времен Перестройки, просчитавший на калькуляторе, потом пересчитывал все на счетах, так и тот за дверью, подумав, хрипло окликнул:
— Кто там?
Услышав хорошо знакомое имя, за дверью горячо зашептались, еще раз для верности глянули в глазок, и начали отодвигать многочисленные задвижки и открывать замки. Последней глухо звякнула тяжелая цепочка и дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель на гостей уставились шесть настороженных глаз: четыре человеческих и два звериных.
— А че так поздно? — недоверчиво спросил мужской голос.