Дни в середине марта отчего-то стали жутко ледяными. Ты говоришь, и вокруг массы пара, проникающие зубами в мой.

– По-твоему, это справедливо? – По-моему, у тебя нос по цвету похож на аварийную кнопку, упрямый ты дурак. Мне хочется улыбнуться. Пальцам – дотронуться. Но я помню свои правила.

– Ты поставишь надгробный камень женщине, погибшей от рака?

– Разумеется.

– А чем от нее отличается маньяк?

– Это риторический вопрос? – И брови вверх, где-то спрятались под шапкой, сбежали.

– Нет, – кратко мотаю головой, поддерживая зрительный контакт. – Ты судишь по последствиям, результатам. А ты начни с начала.

– Подскажешь, с какого начала?

– Начни с причины, по которой ты ответил «разумеется», стоило мне сказать, что у женщины был рак.

– Она страдала.

Я выдыхаю пар и отвожу взгляд.

– Вот если человек грубит и кричит, злишься, да? – спрашиваю, рассматривая небольшую толпу в теплых куртках с сумками. – А скажут, что он болен чем-то серьезным, сразу притихнешь. Пожалеешь. Подобреешь. Ты не думал над тем, как это странно? – Водитель курит, пробуя автобусное колесо подошвой, люди мнут билеты под навесом рядом с остановкой. – Что мы уважаем страдающих? Даже героизм – это ведь игнорирование потенциальных страданий усилиями храбрости. На этой планете очень ценят тех, кто знает вкус мучений. Это в какой-то степени извращение. – Пар умирает на моих глазах, и я оборачиваюсь к твоей черной глубине. – Чем тебе не диагноз?

– Хочешь сказать, мы все больны?

Вопросы важные. Серьезные. А у тебя щеки слишком румяные уже, и весь вид удивительно нежный с этим розовым капюшоном толстовки.

– Тела́ – безусловно. А в чем, ты думал, смысл этой игры?

– Ты в курсе, что это слегка притянуто за уши?

– Может. – Грею руки в карманах красного пуховика и там же сжимаю карты. – Но почему ты понимаешь одну болезнь и презираешь другую? Маньяк виноват в том, что ему достался не рак, а психопатия?

– Не виноват.

Соглашаешься ты решительно. Мотаешь головой и переступаешь с ноги на ногу.

– Разница в том, что его болезнь причиняет вред другим. А если бы психопатия проявлялась, скажем, как рак легких, ему бы уже сочувствовали. Ты ведь не из тех, кто говорит: «у него слабая воля – если б захотел, нашел бы, чем заняться вместо депрессии, убийств и извращений». – Легко делать вид, будто меня не волнует ответ. Будто он дежурный. Или риторический, если захочешь. Только наперекор самовнушению я машинально все равно повторяю еще раз: – Не из таких, Чоннэ?