Хорошо, что можно не отвечать. Можно захлопнуть блок, покрыв стопку приклеенных стикеров. Плохо, что ты по-прежнему жутко упрямый.
И очередной желтый квадрат лепится теперь уже на лакированную обложку тетради для конспектов:
Хорошо.
Хорошо. Как будто ты не пойдешь за мной, если я скажу «нет». Телохранитель. Так охранял бы мою душу. Чтобы она не пыталась всякий раз к тебе сбежать. Чтобы не делала исключений. Таких, как этой ночью.
Когда я в наушниках, но не включаю музыку. Не блокирую звуки. Потому что среди них шорох подошв тех самых сапог в стиле милитари. Мне не нужно оборачиваться, чтобы знать, как они немного переливаются на свету кожаным материалом. Какая крупная у них подошва и насколько обильна шнуровка. Мне не нужно оборачиваться. Я и так знаю, что ты заправляешь в нее брюки и что ноги становятся уже, аккуратнее, выдают свою форму.
Мне не нужно оборачиваться. И так известно, что, в зависимости от погоды, к ним ты всегда надеваешь черный длинный пуховик с пушистым капюшоном или джордановый плащ темно-серого цвета. Сегодня уже февраль. Такой же бесснежный и столь же холодный, как его предшественник. Поэтому на тебе пуховик. Я слышу легкий шорох его материала. Моя же утепленная куртка куда бесшумнее, тускло-зеленого цвета и кроткого нрава.
Мне не нужно оборачиваться. Я слышу. Ты идешь по пятам от самого кампуса.
Сегодня не сворачивая на Коммонуэлт-авеню, сегодня Мальборо, а потом налево – по узкой публичной аллее мимо торцов кирпичных домов и пожарных лестниц. Мимо десятков сонных машин. А потом сразу в парк. К памятнику доброго самаритянина и пышногрудым туям-стражам. От каменного президента все дальше и дальше через желтые пятна асфальта, тихие воды и мокрую траву.