– Смотри, как бы она не угодила тебе в лицо, – говорит ей брат.

Джонни, Гат и Миррен могут есть в Каддлдауне, ведь они не инвалиды. Их мамы не контролируют. А моя даже не разрешает мне сидеть со взрослыми. Я делю столик со своими кузенами и кузинами.

Они все смеются и огрызаются друг на друга, болтая с полным ртом. Я перестаю слушать, что они говорят. Вместо этого я смотрю на маму, Кэрри и Бесс, собравшихся вокруг дедушки.

Я вспомнила один вечер. Должно быть, он был за две недели до моего несчастного случая. Ранний июль. Мы все сидели за длинным столом на газоне Клермонта. Цитронелловые свечи горели на крыльце. Малышня доела свои бургеры и кувыркалась на траве. Остальные ели жареную рыбу-меч с базиликовым соусом. Был салат из желтых помидоров и запеканка из цуккини под пармезаном. Гат прижал свою ногу к моей под столом. Я чувствовала головокружение от счастья.

Тетушки размазывали еду по тарелкам, молчаливые и серьезные на фоне криков малышни. Дедушка откинулся на спинку стула, сложив руки на животе.

– Думаете, я должен отремонтировать дом в Бостоне? – спросил он.

Последовала тишина.

– Нет, папа. – Бесс заговорила первой. – Мы любим этот дом.

– Ты постоянно жалуешься на планировку гостиной, – сказал дедушка.

Бесс переглянулась с сестрами.

– Вовсе нет.

– Тебе не нравится дизайн, – настаивал дедуля.

– Это правда, – критично подметила мама.

– Мне кажется, это обсуждение немного неуместно, – сказала Кэрри.

– Я мог бы воспользоваться твоим советом, знаешь ли, – сказал дедушка Бесс. – Можешь приехать и прикинуть, что там поменять? Сказать, что думаешь?

– Я…

Он наклонился:

– Я ведь его и продать могу.

Все мы знали, что тетя Бесс хочет получить бостонский дом. Все тетушки его хотели. Он стоил четыре миллиона долларов, да и выросли они там. Но Бесс была единственной, кто жил рядом, и только у нее было достаточно детей, чтобы заполнить все спальни.

– Папа, – резким голосом произнесла Кэрри. – Ты не можешь его продать.