Книги
Моя тропа. Очерки о природе
Зато в следующее мгновение на склоне чуть пониже меня из-за кустов появился красавец маpал. Ах, какие у него были рога! Какие панты! До него было метров тридцать, не больше, и он шёл прямо через поляну, укрытую прошлогодней сухой травой.
Всё, что могла дать оленю природа, было и у этого марала. Величавость не позволяла ему так просто умчаться – видно, это был старый и мощный зверь, который, пожалуй, не побоялся бы схватиться с крупным хищником. Эта величавость подчёркивалась и тем, что марал находился в состоянии полной готовности умчаться, как только окажется ясно, откуда грозит опасность. Он шёл подтянутый, словно офицер на параде, и не мог никак понять, откуда грозит ему опасность. Уши его, два огромных мохнатых звукоуловителя, работали из стороны в сторону.
Я свистнул – марал словно содрогнулся, но не умчался, а лишь пошёл быстрее. Я свистнул ещё раз и зверь, уловив, откуда идёт этот свист, махнул в мою сторону головой и легко унёс своё могучее тело и могучие рога за соседние кедры.
Медведь сомневается
Случилось всё, когда я менял плёнку в фотоаппарате, а Виктор стоял рядом и смотрел, как я это делаю. Тамара тоже смотрела на нас. Потом я уронил плёнку на землю, в мох, и Виктор сказал громко: «Кассета раскроется!»
Я думаю, что медведь уже нас видел, когда мы остановились, чтобы сменить плёнку, и наблюдал за нами. Но после громких викторовых слов он пошёл на махах в гору. Ему, конечно, было удобно наблюдать за нами, потому что там, где он сидел, тропа после крутого подъёма переходила в ровную площадку (это мы уже потом выяснили). Теперь-то я понимаю, что он слышал, как мы тихо шагали по тропе к Аю-колю, но почему-то ждал нас и не уходил.
А потом мы остановились сменить плёнку и затихли. Я и Виктор стояли, а Тамара села в мох и отдыхала.
Медведю стало интересно, куда это мы пропали, и он подошёл к краю площадки, выглянул оттуда и смотрел на нас. До него было не больше пятнадцати метров.
После того как Виктор сказал, что кассета может раскрыться, медведь на махах пошёл в гору. От ровной площадки, где сидел медведь, тропа уходила вправо и поворачивала к скале, которая была перед нами. Медведь стал под ней и смотрел сверху вниз.
Он был большой, этот медведь. Он стоял от нас метрах в тридцати под скалой в тени, и поэтому шерсть его не светилась, как это бывает, когда зверь стоит на солнце. И глаз его тоже не было видно. Но нос! Нос вертелся во все стороны голым чёрным зверьком на конце морды медведя. Ноздри открывались и закрывались – медведь нюхал воздух. Но ветер тёк от него к нам, и зверь не понимал, кто мы.
Я подумал: «А какие же мы? Какими видит нас медведь?»
Когда он ушёл, я сказал Виктору и Тамаре, чтобы они остались на месте, а сам пошёл туда, где только что стоял медведь. Оттуда я увидел две маленькие фигуры, по пояс закрытые кустами. Они были малы ещё и потому, что я смотрел на них сверху. И медведь тоже смотрел на нас сверху, и мы тоже казались ему маленькими. И всё-таки он уступил нам дорогу.
Я подозреваю, что медведь даже не разобрался, кто мы есть. И всё-таки ушёл. Hа всякий случай.
На лодке по озеру
Мы вырываемся из Камги на буксире у маленькой лодочки, которую ведёт Áтук Козагáчев. Вместе с Анатолием Пыжáнкиным он едет в южный конец озера рыбачить.
Ещё в Камгинском заливе мы почувствовали, что задула низовка – обычный ветер с севера. Наверное, принесёт сегодня снег.
Проходим мыс Айрáн. В высокую воду, летом, он отделён от берега не очень глубокой полоской воды и торчит из озера маленьким каменным островком. На нём растут чахлые сосны. Эти сосны оплели корнями камни и цепляются за каждую трещинку.
Сразу за Айраном снегом встречает нас низовка. Волны бьют в правый борт и заливают наши лодки. Верёвка, соединяющая их, то натягивается струной, то шлёпает по воде. На буксире идти уже опасно. Отцепляемся и ставим парус…
По Телецкому озеру на буксире.
Ветер в спину! Как хорошо! Теперь впереди сорок пять километров на юг от мыса Айран до самого Кырсая.