– Вот так… так… – уже откровенно рычал оборотень. – Гори-гори, полымянница погибельная… Сожжешь меня, а? Хочу сгореть… Все одно не живу… Хочу… В тебе сгореть… Сожги…

– Рунт! – Грань, отделяющая меня от высшей точки, истончилась до невидимости и все же оставалась непреодолимой. Мне бесконечно не хватало той самой, познанной с ними наполненности, и я уже была готова о ней молить: – Ру-у-у-унт же-е-е!

Он сжалился надо мной, но только самую малость. Дал мне себя внутри, но так, как сам решил. Обхватил мой затылок и жестко поцеловал, вторгаясь языком беспардонно, будто был хозяином, берущим свое в полном праве. По сути, имел меня рот в рот и при этом лишь только самую малость усилил давление своих пальцев внизу. Я забилась, крича в его губы, суча ногами и расплескивая воду. Удовольствие катилось по мне волна за волной, пока его не стало слишком много, а вот воздуха для дыхания не осталось совсем. Я вцепилась в его запястье, останавливая, и дернула головой, освобождаясь и тут же жадно вдыхая. Перед глазами медленно прояснялось, и едва я смогла видеть, так натолкнулась на взгляд блестящих, как при лихорадке, золотистых глаз. Он смотрел… черт, слов не подобрать… Словно поглощал, сжирал заживо, упивался и нуждался-нуждался-нуждался… Меня от этого опять тряхнуло, на сей раз уже полноценным разрядом, пронзающим от сердца и много-много глубже трепетом. Однако едва Рунт заметил, что я смотрю в ответ, как закрылся прямо-таки молниеносно. Резко поднялся, нацепив свою маску – циничную ухмылку.

– В продолжение нашей милой беседы, сладенькая Соня, работать как надо я могу не только членом, – насмешливо сообщил он мне, не скрываясь, поправил себя в штанах и пошел прочь, бросив напоследок: – Спать не смей! Вылезай уже и топай в залу. Покормить тебя надо. На голодной бабе особо в постели не поскачешь.

Блин, вот что это было за явление? Какой месседж оно должно было до меня донести? Уж точно не то, что он и пальцами баб доводить до оргазма способен на раз. Детство какое-то тогда выходит. Или это «я могу давать удовольствие без немедленной отдачи» послание? На кой черт что-то доказывать той, кому перед этим четко дал понять – «я тебя ни в хер не ставлю»? Хотя… чего я морочусь-то? Мне не все ли равно? Если Рунт именно такой законченный козлище, коим я его идентифицировала, то ему ничего не стоило сделать это просто так. Вот захотелось, и все. Но как же он смотрел… Если, конечно, это не приглючилось на фоне отходняка от эйфории. Так, главное в этом что? А то, что у меня все тело поет и по венам будто густой сироп вместо крови. Хо-ро-шо. А остальное пусть лесом идет. Путь через Пустошь – это мой личный долбаный Вудсток, так что вперед!

Из бадьи я выбиралась на немного резиновых ногах, с наверняка дебильной улыбкой на лице и трепетом предвкушения ночных безумств в душе. Вот же блин, по всему выходит, лучше себя в жизни не чувствовала. Экой легкостью восприятия бытия накрыло. Да, Рунт, признаю, работать ты умеешь как надо женщине. Тут только запомнить, что всерьез воспринимать тебя нельзя.

С платьем все же некая неувязочка вышла. Я когда его мысленно к себе прикидывала, то в голове-то свои габариты держала, а не гиперизящной Хитоми. Одно ведь дело привыкнуть, что в отражении не ты, а другое – научиться, не видя, точно промеры угадывать. Короче, у Хитоми очень уж хрупкие и узкие плечи оказались, а фасон платья предполагал их куда как пощедрее. В итоге у меня оно то и дело сползало то с одного плеча, то с другого. Ну чисто, блин, долбаная фотомодель на эросессии. Это не я так себе представила, это я четко узрела в быстро наливающихся бешенством взглядах Рунта и Рэя. Потому как в зале, куда я вышла с целью покушать, были не только они с хозяином дома, но и еще человек шесть незнакомцев. Подходя, я слышала громкую оживлённую беседу, что при ближайшем рассмотрении оказалась сольным театральным выступлением Рунта «как мы мочили троллей», а все остальные звуки принадлежали благодарным и выражающим восхищение слушателям. Но с моим появлением на него уже никто не смотрел и наступила неловкая тишина. Местные уставились на меня, все разных возрастов, но одинаково бородатые, и интерес читался на их мрачных физиономиях вполне себе четко и понятного свойства. Может, стоило попросить принести поесть в комнату или подождать, пока все разойдутся? Но Рунт сам велел идти быстрее, чего теперь зыркать-то?

Судя по влажным волосам проводников и чистой одежде, они умудрились освежиться с дороги в другом месте. Представлять меня собравшимся никто не потрудился.

– Иди сюда, Соня, – рыкнул Рунт, вскочил и придвинул свой стул вплотную к Рэю. Себе же он раздобыл другой, и только я умостилась, сел тоже впритык. Я оказалась практически зажата между ними. Причем сидящие напротив наблюдали за рассаживанием молча, но так пристально отслеживая меня, что стало не по себе.

Но этим неловкость не закончилась.

– Да что же это… нарочно, что ли… – раздраженно, еле слышно проворчал оборотень, и я, проследив за направлением его взгляда, поняла, что декольте платья на мне выходило глубоковатым. Особенно сидя.

Рэй молча подорвался с места, шагнул к длинным полкам у стены и выхватил оттуда какую-то тряпку, что была кухонным полотенцем. Чистым, слава богу, потому как он взял и повязал его мне на шею, как ребенку слюнявчик, чтобы он не изгваздался. Ну надо же, какая забота о моем целомудрии! Заржала бы, но обстановка не располагала.

– Сейчас тебе чего повкусне… – подорвался Легби, но Рунт на него злобно зыркнул. Поставил передо мной явно заранее приготовленную тарелку, и они с драконом принялись в четыре руки накидывать в нее всякой снеди, что была в изобилии на столе. Причем, походу, по принципу – кто больше. Пришлось остановить их, выставив над тарелкой ладонь с растопыренными пальцами. И все это по-прежнему под затянувшееся молчание с противоположной стороны стола.

– Вот оно, значится, как… – изрек многозначительно один из мужиков, седой и с редковатой, но длиннющей бородой. Хоттабыч. – Как и сказывали, ага.

Сидевший рядом с ним мужик помоложе, но, судя по схожести, явно родственник, заерзал нервно, пырясь на меня особенно неприятно. Бледно-голубые его зенки на выкате шарили по мне с каким-то нездоровым упорством. Так и лезло в голову «маньяк натуральный».

– Потолковать бы, Рунт, – буркнул он и противно облизнул верхнюю губу.

– Нет! – отрезал оборотень. – И речи не заводи! За троллей рассчитайтесь, да и поехали мы.

– Так мы ж и не против! – ответил седой. – Мы только за. И даже двойную плату готовы без торга. Но и вы ж нам навстречу…

– Нет! – грохнул Рэй так, что все за столом вздрогнули. Маньяковатый урод сначала глянул на блондина испуганно, но его взгляд быстро стал меняться, наливаясь злостью.

– Добрые крашеры, вы ж из Пустоши ходите, туда-сюда, вам дорога открыта, – монотонно завел его родич. – А мы все тут и тут. Раф-то мой уже тридцати годов от роду, а своей бабы у него нет. Уступите, а? Вы ж себе всегда другую найти сможете. Слыхали мы, вне Пустоши баб тех – тьфу! Что малевок крылатых в день лета – тьма! И все собой хороши. А нам бы эту. Она моему Рафу сразу глянулась, как только увидал ее еще за частоколом.