Рамзи впился поцелуем в губы Сесилии, одновременно сражаясь с застежкой на своих штанах.
Сесилия же обхватила его за шею. Она была готова познать новые ощущения, и что‑то ей подсказывало, что они будут еще восхитительнее, чем предыдущие.
И вот наконец огромный шотландец, полностью обнаженный и превратившийся в воплощение неистовой похоти, раздвинул шире ноги Сесилии и приготовился ворваться в нее.
Был момент страха, вызванного пониманием, что если Рамзи сделает ее этой ночью своей, то ни один из них уже не будет прежним. Его тяжесть была одновременно приятной и угнетающей, и Сесилия сделала единственное, что смогла придумать, для ликвидации внезапного беспокойства.
Она укусила любовника в плечо.
Тот оскалился и рванулся вперед.
Сесилия вскрикнула от столь грубого вторжения, но было уже поздно противиться: Рамзи погрузился во влажное тепло, едва не разорвав любовницу на части.
Когда же в ее глазах появились слезы, он словно окаменел. Несколько секунд спустя прошептал:
– О боже… Проклятие.
Сесилия закрыла глаза и притянула его к себе. Она тяжело дышала, подпитываясь его силой. Рамзи нежно обнял ее и принялся нашептывать ей на ухо что‑то на своем языке.
Мало‑помалу внутренние мышцы Сесилии приспособились к его вторжению, и Рамзи начал двигаться сначала – медленно и осторожно, потом все быстрее.
Сесилия с облегчением вздохнула. Все оказалось очень просто и приятно. И в этом процессе было что‑то… не имеющее аналогов. Ритм. Страстное нетерпение. Яростный блеск его глаз, когда он входил в нее снова и снова, всякий раз проникая все глубже.
Сесилия чувствовала себя полностью открытой, ослабевшей, обнаженной перед всем миром.
Кто бы мог подумать, что все это время она была замком, а Рамзи – ключом к нему?
Она льнула к нему и понимала, что они созданы друг для друга. Их тела идеально гармонировали между собой.
Сесилия наслаждалась его силой и могуществом. Этот мужчина был воплощением совершенства.
– Такая мягкая… – прошептал Рамзи, еще больше ускоряя движения. – Такая нежная… сладкая… даже слишком.
Еще мгновение – и Сесилия словно растворилась в ночи.
Ее стоны, казалось, разрывали его на части.