7. О ДЕТСКИХ ИГРАХ

Недавно я был свидетелем такой сцены. Две маленькие девочки играли во дворе в «дочки-матери», то есть одна была «мамой», вторая «дочкой». Дети, как водится, очень увлеклись, они полностью окунулись в атмосферу, созданную их вымыслом, и ничего вокруг не замечали.

На крыльце появилась настоящая мама одной из них — той, что играла роль «дочки».

— Сейчас же иди в дом! — крикнула она. — На столе каша стынет!

Девочка не ответила. Она пребывала в мире, созданном ею самой, и так далеко отошла от происходящего вокруг, что ничего не видела и не слышала.

Но та, что играла роль «мамы», как видно, краем уха услышала угрожающий голос, только что прозвучавший, и в распаленное детское сознание какое-то слово запало. Она взяла мисочку, намешала песка с водой и подала «дочке».

— Сейчас же иди в дом! — насупилась она. — На столе каша остывает!

Ребенок покорно взял мисочку с желтой грязью и щепочкой, которая служила им ложкой, стала с аппетитом уминать «кашу». Чем такая игра окончилась для детского желудка, догадаться нетрудно. Однако увлеченный и поглощенный ею до конца ребенок вряд ли способен был в ту минуту заглядывать в будущее.

Я знаю: сравнения — опасный метод анализа. Но ничего не поделаешь, они напрашиваются. Пусть простят меня критики, особенно молодые: когда я читаю некоторые их статьи, невольно вспоминаю эту милую сцену. Создается впечатление, что и тут происходит нечто похожее на игру и она так увлекает и поглощает ее участников, что они не замечают ничего вокруг. И с какой сосредоточенностью, с какой взрослой серьезностью обсуждается и анализируется сказочный мир, созданный разгоряченным воображением!

«Интеллектуализм? — спрашивает Анатолий Макаров. — Ассоциативность? Урбанизм? Космическое масштабное ви́ение?» О чем это, как вы думаете? Оказывается, все это поиски идейно-эстетических характеристик произведений самых молодых поэтов, делающих в поэзии лишь первые шаги. И начинаешь сомневаться: действительно ли создал Павло Тычина полвека назад свои «Солнечные кларнеты»? Написал ли когда-то Микола Бажан «Строения» и ряд других своих стихотворений и поэм? Существовал ли сорок лет назад «шиллеризм» Олексы Влызько и урбанизм «Авангарда» и «Новой генерации»?[4] Похоже, что ассоциативное мышление впервые в украинской поэзии появилось у В. Коломийца, урбанизм — у В. Терена, а космическая масштабность видения у В. Фольварочного… И убеждаешься, что критик, который не может не знать о существовании всего этого в классических образцах, сотворил себе фантастический мир, в котором есть свои «папы» и «мамы», своя «каша» и «дочки», которые ее с аппетитом едят, хотя на столе и остывает настоящая и калорийная еда.

А между тем все это в украинской поэзии было. И не как стихотворная констатация фактов, уже давно вошедших в сознание людей, потому что существуют в реальности и характеризуют нашу повседневность. Нет, «Солнечные кларнеты» были поэтическим предчувствием космической эры, которая еще только должна была наступить когда-то, как урбанизм Полищука, Шкурупия и многих других поэтов был предчувствием эпохи машин и электричества, хоть и на другом эстетическом уровне. И можно ли все это просто игнорировать и в то же время видеть признаки новой поэтической «эпохи» в стихах, пронизанных этим же духом, но появившихся в то время, когда космос осваивают практически, а урбанизм вошел не только в сознание человека, а и в его плоть и кровь? Я думаю, что если бы даже такая гениальная книга, как «Солнечные кларнеты», появилась сегодня, то есть с опозданием на полвека, она не сыграла бы той роли, которую сыграла в свое время, точно так же, как и «Анна Каренина», если бы Л. Толстой написал ее позднее, когда эмансипация женщины стала реальным фактом.

Виноваты ли в этом молодые поэты? Конечно же нет. Я верю, что из них вырастут настоящие мастера, которые станут украшением нашей литературы. Но пока поэт пишет: «Мізерно гаснуть на очах чуттєві електрони», я вижу в этом лишь велеречивое проявление неотстоявшихся и неосмысленных чувств, для которых автор не находит точного и ясного словесного воплощения. Или когда другой поэт замечает, что «гойдається хата на вервечках зір», в этом труднее узреть космическую масштабность ви́дения, нежели обыкновенную неумелость. И когда Анатолий Макаров усматривает в этих строчках, которые просто следовало бы внимательнее отредактировать, окончание старого этапа «литературных веяний и настроений» и констатирует радостный факт рождения нового этапа, характерного стремлением упомянутых молодых поэтов стать «ближе к человеку», то похоже, что он действительно верит, будто в украинской поэзии до сих пор ничего не было и вот наконец она таки подступает к человеческим чувствам, и по-настоящему!

Изредка на литературное крыльцо выбегает встревоженный критический папаша и басовитым голосом пытается увещевать:

Но никто ему не внемлет. Продолжается захватывающая игра. «Мама» размешивает в мисочке кашу из песка и воды, она не замечает реального мира.

А тем временем зрелый и мудрый Леонид Первомайский предлагает уроки поэзии младшим:

он соглашается слушаться даже учеников, только бы и они слушались. Но кто же захочет начать с азбуки, когда тебе систематически вбивают в голову, что ты уже доктор наук, что с тебя все началось, а позади ночь и пустыня!

8. ПУТЬ К СЕРДЦУ

Однажды, рассказывая о И. Е. Репине, К. Чуковский вспомнил, что великий художник утверждал, будто лишь в семидесятилетнем возрасте можно научиться по-настоящему рисовать. Корней Иванович говорил, что присутствующие очень удивились, когда Репин так заявил, и восприняли это как шутку. И в самом деле, могло ли это звучать иначе в устах человека, который в относительно молодом возрасте создал такие шедевры, как «Запорожцы», «Заседание Государственного совета» или «Иван Грозный», не говоря уж об огромном множестве других, не менее блестящих полотен.

Не кокетничал ли старик? Ведь известно, что некоторые стариканы любят порисоваться перед младшими!