Чаще всего их две.

Первая: статья о его книге написана в таком тоне, что с самого начала настраивает против себя, вызывает внутреннее сопротивление категоричностью критического языка и поэтому делает писателя психологически неспособным воспринимать даже святые слова.

Вторая: книга уже напечатана, продается в магазинах, и автор уже ничего не может исправить — разве что в дальнейших изданиях, которых не скоро дождешься при наших издательских условиях. А критик, который вроде должен был бы это понимать, пишет о книге так, словно перед ним рукопись и автор может учесть его советы перед тем, как сдать книгу в печать.

Можно было бы привести множество причин, мешающих иногда писателю «воспринимать критику», и в большинстве случаев они носят психологический характер. Критик, как говорится, не умеет «подойти», он не пытается завоевать доверие перед тем, как высказать горькую правду. А завоевать доверие вовсе не означает подсластить пилюлю. Можно высказывать беспощадную правду и, проявляя доброжелательность и человечность, находить путь к писательской душе. При этом нужно не забывать только одного: что писатель человек со всеми сильными и слабыми чертами, свойственными людям вообще, и если в нем и есть что-то особенное, то прежде всего непосредственность и острота восприятия жизненных явлений, в том числе и того тона, каким критика с ним разговаривает.

Учитывая пестроту этих заметок, отмечу еще одну странность, которая нередко происходит, особенно с газетными рецензиями.

Как-то в переполненном трамвае я стоял между молодым человеком, на которого невольно нажимал, и девушкой, которая так же невольно нажимала на меня.

— Может быть, посмотрим это? — обратился молодой человек к своей подруге.

Девушка читала в газете «Советская культура» статью Ю. Зубкова о пьесе Куприянова «Сын века», в которой критик громко провозглашал, что главный образ этого произведения «это и есть сын нашей эпохи».

— Нет, — ответила она.

Я удивился. Ведь критик хвалил произведение и, вероятно, ставил своей целью убедить зрителей, в данном случае эту девушку, в том, что спектакль следует посетить.

Мое удивление развеялось, когда я сам попал в театр. У меня нет намерения обсуждать тот спектакль. Скажу только, что в зале было очень мало зрителей. Вероятно, к мнению критика многие отнеслись так же, как и моя случайная спутница…

В чем же дело? Почему такой «разнобой»? Ведь авторы газетных откликов и рецензий так часто говорят от имени зрителей и даже от имени народа. А зрители, то есть народ, не прислушиваются к советам критики и с охотой посещают именно раскритикованный спектакль, читают именно раскритикованную книгу, проявляя порой к таким произведениям не только снисхождение, но и несколько преувеличенный интерес.

Кое-кто может возразить: зрителя необходимо воспитывать, нужно формировать его вкус, помогать ему разобраться в содержании произведения… Все это так. А между тем зрители читают критические установки, выслушивают глубокомысленные советы, а поступают наоборот, как бы молча протестуя против советов своего воспитателя. Не потому ли они так ведут себя, что однажды уже понадеялись было на мудрость критических советов, но благодаря своей природной практичности решили удостовериться, правильны ли эти советы, и обнаружили, что спектакль, подвергшийся уничтожительной критике, не такой уж и плохой, даже чем-то затронул, заинтересовал, поскольку незаметно коснулся душевных струн…

Иными словами, где-то когда-то чем-то рецензент подорвал доверие к себе: либо позволил себе похвалить то, что никому не интересно, либо отругал то, что заслуживало похвал. Это насторожило и с тех пор заставило относиться к его советам с недоверием…

Выходит, нельзя становиться в позу ментора, провозглашать безапелляционные суждения и опираться только на свое мнение, не считаясь с мнением других.

Недавно к известному театральному работнику обратился приятель с просьбой помочь ему достать два билета на спектакль одного из московских театров, который был раскритикован до основания. В кассе театра после резких выступлений печати билеты достать было невозможно.

После спектакля приятель позвонил, чтобы поблагодарить за билеты, и добавил:

— Понимаешь, рецензент прав — оказывается, спектакль и на самом деле плох!

Как видим, его просто поразил случай, когда газета оценила спектакль так же, как оценил ее он.

Это — факт. Если же он кому-то из критиков покажется выдумкой, я посоветую лучше подумать над ее природой, не считаясь с тем, вымысел это или факт.