– Чтоб я на тебя не надрачивал, – сухо и с достоинством сообщил Сирожиддин.

Эля задрала брови.

Засранец!

Но какова формулировка, не подкопаешься же ни с какого бока. Нашелся, понимаешь, Гуннар, или как там его. Да и Ванька, блин, педагог педагогович. Урою.

– А я еще подумал, – добавил Сирожиддин, – тот парень, ну младший брат, чего он, дурак, не подождал, ну подкачался бы, поучился у зятя егойному кун-фу, глядишь бы и сам справился. А так, Иван сказал, там вообще все друг друга перерезали?

– Ну да.

– У нас… Ну, у деда… Тоже с какой-то тупизны же все началось. Какой-то бизнес не поделили нормально.

– Оно обычно так и бывает, – мрачно сказала Эля, – задним числом смотришь – матерь божия, ведь можно было тогда нормально порешать. А потом уже все, сгорел амбар – гори и хата.

Сирожиддин подавленно молчал. Эля решила сменить тему:

– На самом деле что ты про переиграть подумал, это же очень круто. Все мифы и легенды, особенно которые с плохим концом, они же как дорожные знаки. Туда не ходи, кирпич башка попадет.

Сирожиддин фыркнул.

– А куда ходи тогда?

– Вот ты сам напрягся и предложил вариант подкачаться самому, да? Мы же всегда выбираем между плохим концом и открытым.

– Да ладно, – обиделся Сирожиддин, – сколько сказок кончается тем, что все поженились и стали жить счастливо.

– Я тебя уверяю, «поженились» – это не конец истории, а самое начало. Где жить? Что жрать? Какую посуду покупать? Сколько детей рожать, как их воспитывать, к какому врачу бежать, если зубы режутся? Если конец, то только плохой конец. А если хороший конец – считай, открытый. Не-о-пре-де-лен-ность.

– Что-то мне так не нравится.

– А вариантов-то? Хорошо, когда хоть предупреждают, что вон там – плохо кончится, можно хоть как-то повертеться. Главное, сообразить вовремя, с каких рельсов спрыгнуть. Мне вон Аня тоже говорит про мое кино в голове – не смотри пассивно. Вмешивайся. Гни рельсу. А я пока не знаю, как вмешиваться.

Тему про Элино кино Сирожиддин любил. Ляжет вечером на свой матрас и «Эля, расскажи». И лежит тихонько, слушает. Даже, кажется, завидовал.

– А как ты вмешаешься? Тебя же там нет?

– Вот я и не знаю как.