– Какой, блин, климакс, мне теплых-то двадцать два, по мне не видно, что ли? – сердито отвечаю я.

Они переглядываются снова.

– Ты лежала в морозилке?

– И лежала бы дальше, если бы меня по генной карте не подняла ернинская программа.

Темнокожая девушка роняет планшет.

– Ернин умер!

– Давно умер, – соглашаюсь я, – но оставил капитану Картрайт какую-то программу. Программа порылась в морозилке и подняла меня.

– Я доложу капитану, – тихо говорит рыжая.

– Да, – кивает темнокожая.

Остальные, надо сказать, тоже как-то поскучнели, карточки отложили и все таращатся на меня.

Я отставляю в сторонку пустую грушу из-под протеинового пюре, складываю руки перед собой и смотрю на девушку напротив.

– А можно мне ну хоть что-нибудь объяснить?

Они опять переглядываются.

– Она дочь Шуши, – говорит рыжая, – и, кстати, лично она ни в чем не виновата.

– В чем именно я не виновата?

– Сейчас узнаешь, – с кривой усмешкой говорит темнокожая, барабанит тонкими пальцами по столу, окидывает взглядом тех, кто стоит рядом. – Оглянись вокруг. Все мы, а также твоя мама, ты и, боюсь, твои сестры – все мы носим один примечательный генокомплекс.

– Но мои гены лежат открыто в базе, – удивляюсь я. – Никаких особенных генокомплексов у меня нет.

Она гадко улыбается.

– Он распределенный. Чтобы его найти, надо знать, что ищешь. Полторы тысячи маленьких, очень маленьких вкраплений в латентных зонах. То есть в обычно латентных.

– Понятно, – говорю я.