– Хм. Нет, мы просто не будим траченных, – говорит скуластая с таким недоумением, будто я у нее спросила, каким концом держат ложку в руке.

Я пару секунд перевариваю. Ну да. У них полмиллиона человек в морозилках. Боевое дежурство, насколько я слышала, – тысяч двадцать самое большее, а то и меньше, а оттуда все равно обратно в морозилку, кто жив остался. Зачем им протезы, ну. Техничненько, да.

Еду на коляске. Чувствую себя… Ну, плохо чувствую. На «Гвозде» я нормальный человек, а на поверхности так даже продвинутая модель повышенной проходимости. А тут что?

Зато не надо думать, куда сесть. Подвезли к столу, поставили.

Стол длинный, вытянутая буква U, я сижу у внешнего основания одной из ножек. Еда вся в одноразовых гелевых сосках, на вкус прилично, а вот текстура либо жидкая, либо полужидкая, у нас как-то давно от этого отказались, а эти как первый год в пространстве.

Я ем. Вокруг меня приходят, уходят, едят, о чем-то разговаривают женщины. Молодые и средних лет, ни одной пожилой. Все обморочно хороши собой, хотя и очень по-разному, не то чтобы были похожи на стайку клонов. Текк совсем с ума сошел за все эти годы? Ладно, нет мужчин – он имел право набирать в команду всех, кого захочет, – но где хоть одна бабка? Тоже в морозилке? Я старательно жую, стараясь не слишком заметно стрелять глазами во все стороны. С другой стороны, а чего тут подозрительного, я тут впервые, любопытство законно.

Звонко цокая незапененными подошвами, вбегает очередная царевна со стопкой пластика.

– В завтрашней группе смотрите какие лапочки! Я на двоих пометку поставила, остальных разбирайте!

За столом оживление, стопка разлетается по рукам, женщины разбиваются на маленькие группки, листки передают из рук в руки. Девушка, которая принесла их, в упор смотрит на меня, подносит руку к виску, ахает.

– Шуши? Так она жива? Вот коза! – И расплывается в улыбке.

Остальные отрываются от приятного изучения чего-то мне неизвестного, поглядывают поочередно на нее и на меня.

– Была жива сорок лет назад, – поясняю я девушке на всякий случай, – я давно в пути.

– Сколько тебе лет? – очень серьезно спрашивает вчерашняя негритянка. В изучении карточек она участия не принимает, сидит строго напротив меня и занимается своим делом в каком-то планшете.

Я открываю было рот, но она поднимает палец и строго уточняет:

– Сколько тебе на самом деле лет?

Если бы Валуева не озвучила мне все цифры, я бы сейчас могла и растеряться. Тридцать семь лет я валялась в запасниках «Гвоздя», пока не понадобилась ернинской программе. До этого – четыре года в морозилке орбитальной станции Убежища, где, собственно, и рассчитывала проснуться. Итого мне сейчас…

– Шестьдесят три года.

– Ноги ты потеряла после первого климакса?

– Чего?

– Когда у тебя был первый климакс? – терпеливо уточняет она.