Команды советских архитекторов и инженеров, побывавшие в США в 1934-м, а потом и в 1935 году, искали специалистов, которые помогли бы им в осуществлении особого проекта, не имевшего отношения ни к промышленности, ни к сельскому хозяйству. Тем не менее они обратились за помощью к тем же международным организациям, которые уже привлекались для выполнения задач первой пятилетки. Давнее уважение к американским достижениям распространялось не только на технологии, но и на управленческий опыт[159]. Важнейшим связующим звеном между СССР и США служила торговая корпорация Амторг. Основанный в 1924 году и имевший головную контору в Нью-Йорке Амторг, строго говоря, являлся американской корпорацией, но в деловых сношениях с США он выступал представителем советского правительства[160]. В качестве продавца советских товаров на американском рынке Амторг конкурировал с другими американскими компаниями. Занимая здание на углу Пятой авеню и 29-й улицы в центре Манхэттена, Амторг размещал объявления с рекламой русских стеклянных изделий, бухарских ковров, а также (до 1933 года) вел кампанию, призванную убедить правительство США признать СССР[161]. Зато в качестве покупателя Амторг не имел конкурентов в лице других советских агентств. Как написал в 1943 году Э. К. Роупс из Министерства торговли США, Амторг «представлял собой единого массового закупщика, и иногда его заказы, особенно на продукцию некоторых предприятий, являются единственными крупными заказами»[162]. Именно через Амторг американские компании вели переговоры о предоставлении СССР технической помощи в годы первой пятилетки, и через Амторг представители УСДС налаживали связи с американскими архитектурными и инженерными кругами. Амторг, располагавшийся на Манхэттене, был на редкость удачным местом встречи сотрудников УСДС с американскими архитекторами и инженерами, строившими небоскребы.

В сентябре 1935 года Петр Богданов, возглавлявший Амторг в 1930–1934 годах, выступил перед слушателями из СССР с докладом о своем недавнем опыте, полученном в США. «Суть американского успеха – простота и удобство, – заявил Богданов. – Это способность решать задачи самым простым и удобным путем, с наименьшими затратами средств и труда и с наибольшими результатами»[163]. И Богданов, инженер по образованию, привел в пример Эмпайр-стейт-билдинг:

Независимо от того, верное ли представление о разумных методах работы составил Богданов, глядя с 17-го этажа Амторга, доказательство успеха американцев могли собственными глазами увидеть и Богданов, и многие другие: небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг, открывшийся в мае 1931 года, был возведен в рекордный срок[165].

Перед тем как Богданова отозвали с поста в Нью-Йорке обратно в Москву, он помогал организовать визит представителей УСДС в США в 1934 году[166][167]. Под руководством Богданова Амторг провел переговоры с американскими компаниями, которые, как ожидалось, могли оказать услуги и техническую помощь при строительстве Дворца Советов. Помимо посреднической функции в переговорах и денежных расчетах с американскими фирмами, Амторг играл важную роль в передаче информации. Когда начались работы на стройплощадке Дворца Советов, Амторг помогал поддерживать связь между московской площадкой и фирмой Moran & Proctor в Нью-Йорке. И конечно же, в Амторге переводили с русского на английский важные письма, в которых советские инженеры задавали своим американским контрагентам вопросы, касавшиеся текущих работ. А затем отсылали в Москву переведенные на русский ответы. Таким образом, Амторг занимался не просто организацией переговоров – он служил еще и чрезвычайно важным узлом в передаче технических и культурных знаний.

Осенью 1934 года все три архитектора Дворца Советов – Иофан, Щуко и Гельфрейх (и с ними инженер УСДС Василий Николаев) – выехали на поезде из Москвы в Западную Европу. Они посетили Берлин, Лейпциг, Париж и Лондон, а затем продолжили путь по океану, направляясь в Соединенные Штаты[168]. Главная цель этой первой поездки состояла в том, чтобы, уже учитывая особенности проекта Дворца Советов, ознакомиться с современными американскими методами строительства[169]. Группе было поручено изучить последние достижения в области сооружения фундаментов, изготовления стальных каркасных конструкций, акустики и стройматериалов[170]. В марте 1934 года инженерный отдел УСДС составил примерный план маршрута предстоящей поездки. Согласно этому плану группа должна была проехать Америку эпохи Великой депрессии вдоль и поперек, посетить важнейшие стройки и проконсультироваться со специалистами в Вашингтоне, Филадельфии, Детройте, Чикаго, Атлантик-Сити и – самое главное – в Нью-Йорке[171]. Инженерный отдел УСДС проинструктировал делегацию (названную Архитектурно-технической комиссией): детально изучить два-три крупных строительных объекта и три-четыре предприятия, снабжающие американскую строительную индустрию материалами и запчастями. Делегация должна была провести около десяти консультаций с американскими инженерами, учреждениями и фирмами по вопросам, касавшимся материалов и методов, которые предстояло применять в строительстве Дворца Советов. В частности, инженерам УСДС нужно было выяснить, какие именно конструкции следует использовать при возведении башни дворца, которую будет венчать огромная статуя Ленина. Они также хотели удостовериться в том, что их планы сооружения фундамента, геотехнические и электротехнические расчеты и планы сборки стального каркаса будущего здания основаны на новейших строительных методах.

Архитектурно-техническая комиссия отправилась в поездку в сентябре 1934 года, имея с собой около 26 тысяч долларов (с поправкой на инфляцию сегодня это составило бы около полумиллиона долларов) на расходы: проживание в гостиницах, питание, аренду автомобилей и оплату профессиональных консультаций[172][173]. Членам комиссии был выдан список конкретных зданий, которые следовало посетить во время поездки. В округе Колумбия это были здание Капитолия и моногород Национального бюро стандартов – государственный жилой комплекс, спроектированный в годы Первой мировой войны. В Детройте им предстояло осмотреть Фишер-билдинг, здания Юнион-Траст и Дженерал-Моторс; в Чикаго – Трибьюн-тауэр и, конечно, павильоны, построенные для проведения всемирной выставки «Столетие прогресса»[174]. Первым в плане значился Нью-Йорк, именно там находилось наибольшее количество зданий, обязательных для осмотра. Перечень этих зданий возглавляли Эмпайр-стейт-билдинг и Радио-сити, в то время еще строившийся, за ними следовали Крайслер-билдинг, Вулворт-билдинг и Муниципальное здание Манхэттена. Поскольку проект Дворца Советов ставил ряд сложных задач в области акустики и освещения, в список были включены также крупные американские кинотеатры. В конце концов, Дворец Советов задумывался как главная сцена, где советское правительство будет выступать перед народом. Если в первоначальных указаниях к конкурсу говорилось, что Большой зал Дворца должен вмещать 15 тысяч человек, то затем его размеры решили увеличить – вместимость должна была составить более 20 тысяч человек. Большой зал (огромный купольный амфитеатр) мыслился как основание башни-пьедестала для колосса Ленина[175]. Как объяснял позднее руководитель УСДС, «одной из самых трудных [задач], которые предстояло решить при проектировании Дворца Советов», было «устранение эха» в Большом зале[176]. В поисках нужных образцов комиссия посетила в Нью-Йорке кинотеатры «Парамаунт», «Рокси» и «Эрл Кэррол», проконсультировалась со специалистами компаний Bell и Western Electric[177].

Однако вопросы акустики и освещения, занимавшие членов Архитектурно-технической комиссии, были на втором плане по сравнению с познаниями о возведении фундаментов, которые им предстояло раздобыть. В октябре 1934 года комиссия подписала с фирмой Moran & Proctor предварительный договор, в который вошли обзор, или «критика», плана, уже подготовленного советскими инженерами, а также наброски двух новых планов. Первый из этих двух планов предусматривал применение «новейших методов и оборудования», второй же являлся более дешевым вариантом, позволявшим «провести работы без необходимости использовать дорогое оборудование»[178]. Из отчетов московских инженеров, работавших над Дворцом Советов, понятно, что они уже обладали передовыми знаниями в своей области. В 1935 году инженерная команда УСДС отправила в Moran & Proctor пространный отчет о работах, уже проведенных на стройплощадке для исследования типов почв на участке и для определения на основе полученных данных организации и технологии предстоящих строительных работ[179]. Из документов, присланных в Нью-Йорк, явствует, что, помимо понимания механики грунтов, московский коллектив использовал современные методы инженерного руководства. Например, среди присланных в Нью-Йорк материалов были ленточные диаграммы Ганта, иллюстрировавшие графики работ. Кроме того, при рытье котлована, которое уже шло в Москве в 1935 году, использовались как иностранные, так и советские машины: рядом с экскаваторами немецкой фирмы Orenstein & Koppel там работали и экскаваторы завода «Машиностроитель»[180]. Советские инженеры не были новичками, но они были убеждены, что для возведения такого масштабного здания, как Дворец Советов, необходимы технические знания и управленческие стратегии, которые появились в США в процессе работы над объектами похожей сложности. И в США, и в СССР 1930-е годы были десятилетием больших строек. Переходя от плотин и мостов к небоскребам, американские и советские инженеры и архитекторы стремились преодолеть границы прежних достижений и брались за крупные строительные проекты, часто имевшие не только функциональное применение, но и символическое значение. Карлтон С. Проктор, привлеченный УСДС к работе над московским дворцом, принадлежал к числу лучших в мире экспертов в области масштабного строительства. В 1930-е годы его фирма, основанная в 1910 году и специализировавшаяся на строительстве оснований и фундаментов, участвовала и в работе над крупными объектами в США. Среди них был мост Джорджа Вашингтона, возведенный в 1931 году, тоннель Линкольна (1930 и 1937), плотина Гувера над рекой Колорадо (1937), зона Всемирной выставки в нью-йоркском парке Флашинг (1939), а также мост Золотые Ворота и мост между Сан-Франциско и Оклендом, построенные в 1933 и 1934 годах соответственно[181]. Помимо московского Дворца Советов, в 1935 году фирма Moran & Proctor участвовала в строительстве судоверфи для United Fruit Company в Панаме и плотины над каньоном Мальпасо в Перу (завершены в 1936 году)[182]. В сентябре 1935 года в приказе с грифом «совершенно секретно» председатель Совнаркома Молотов одобрил выплату 18 тысяч долларов фирме Moran & Proctor за помощь в строительстве фундамента для Дворца Советов[183].

На протяжении следующих месяцев Проктор и его команда консультировали относительно Дворца Советов, основываясь на определенных представлениях, сложившихся у фирмы благодаря накопленному опыту работы, прежде всего в Америке. Рекомендации Moran & Proctor основывались на знании американского оборудования, которое сотрудники компании советовали приобрести УСДС[184]. Еще они подсказали способы ускорить продвижение работ. По мнению американских инженеров, рытье котлована можно было бы закончить быстрее, если ввести в план материально-технического снабжения некоторые дополнительные шаги[185]. В Moran & Proctor исходили из предположения, что время и скорость важны, и это действительно было так, хотя в СССР, конечно, руководствовались иными соображениями, чем в Америке. Если в США инвесторы запрашивали у инженеров способы ускорить строительство, чтобы быстрее вернуть вложенные средства и получить прибыль, то в СССР эта логика не работала. Проктор, вернувшись в 1935 году из Москвы, в заявлении для прессы разъяснил эту разницу. Сообщив, что строительство Дворца является частью обширной программы модернизации и реконструкции, развернутой в Советском Союзе, Проктор заметил: «Мы [американцы] не можем позволить себе таких строек. Для них же [советских людей] возведение такого здания имеет экономическое оправдание. Им нужно преодолевать комплекс неполноценности русского крестьянина. И они это делают»[186]. Несмотря на эти очевидные различия между обстановкой в США и СССР, с точки зрения инженерного дела подход к московскому проекту не слишком отличался от того подхода, который был бы применен в Нью-Йорке. Например, в Moran & Proctor порекомендовали сделать для Дворца Советов круглую фундаментную подушку наподобие той модели, которую они использовали десятью годами ранее для строительства здания Нью-Йоркского окружного суда в центре Манхэттена[187].

Проктор был похож на многих других американских экспертов, имевших связи с Советским Союзом в межвоенный период. Он подходил к работе на СССР с сознанием превосходства и технического мастерства собственной страны по сравнению с развивающейся, но все еще «отсталой» Россией. Выступая перед американскими журналистами, Проктор лестно отозвался об Иофане и его команде инженеров. Еще до поездки в Москву в 1935 году он с энтузиазмом говорил о строительстве дворца и о том, как он продемонстрирует свой опыт на стройплощадке в Москве. «Учитывая сложность поставленных задач, с подготовительной работой по исследованию подпочвы советские инженеры справились отлично» – сообщил он газете New York Herald Tribune незадолго до отъезда в Москву[188]. Однако, будучи выпускником Принстонского университета, Проктор был связан с такими кругами, где было принято глумиться и над Советским Союзом, и над замыслом дворца. В выпуске от 1 июля 1935 года еженедельник Princeton Alumni Weekly сообщил об участии Проктора в этом проекте. «Восьмого мая Проктор отплыл в Россию, чтобы построить чудовищное здание для советского правительства, – сообщало издание для выпускников Принстона. – Совсем рядом с Кремлем, на Красной площади в Москве, Карлтон собирается воздвигнуть гигантскую махину, куда без малейшего преувеличения влезло бы несколько зданий величиной с Эмпайр-стейт-билдинг. Зачем усатым любителям водки вздумалось возвести у себя такую Вавилонскую башню – большая загадка и для Карла, и для нас»[189]. Хотя в публичных заявлениях Проктор высказывался о своем московском опыте, как правило, гораздо дипломатичнее, издевательское замечание Princeton Alumni, вероятно, было не так уж далеко от его собственного мнения. Спустя годы Проктор сделался убежденным антикоммунистом. В 1951 году в торжественной речи при вступлении в должность президента Американского общества инженеров-строителей Проктор призвал американских инженеров «бороться с этатизмом и нетерпимостью, которые делают нас уязвимыми для коммунистических идей»[190]. Объясняя свой призыв опытом пребывания в Москве в 1930-е годы, Проктор замечал:

Хотя все эти отношения после 1945 года стремительно вели к риторике холодной войны, в межвоенный период между советскими экспертами и их зарубежными коллегами еще существовало сотрудничество и, в некоторых случаях, даже дружба. И проект Дворца Советов, и советская делегация, приехавшая в США в 1934 году, вызывали значительный интерес у американцев – как в техническом сообществе, так и среди журналистов. Скандал вокруг Гектора Гамильтона, вспыхнувший в 1932 году, быстро затих, и вскоре в главных американских газетах стали выходить материалы, в которых о дворце рассказывалось в самом благожелательном и восхищенном тоне. В 1934 году, когда Иофан с коллегами находился в Нью-Йорке, New York Times сообщала, что Архитектурная лига Нью-Йорка устроила в честь советских коллег торжественное чаепитие. Группу из СССР тепло принял Ральф Т. Уокер, тогдашний председатель нью-йоркского филиала Американского института архитекторов; сам проект Дворца Советов он похвалил как «волнующий и будоражащий воображение»[192]. В 1935 году New York Times, напечатав статью под заголовком «Строительство огромного дворца в Москве осуществимо», публично объявила об участии американцев в этом проекте и сообщила, что строителей Дворца консультировал Проктор и счел их планы здравыми и осуществимыми[193]. В более позднем выпуске журнала Mechanix Illustrated Дворец Советов изображался (на рисунке Дугласа Рольфа, илл. 2.6) в одном ряду с самыми высокими в мире зданиями. Этот рисунок запечатлел дерзновенность и сенсационность, характерные для подобных масштабных и сложных сооружений межвоенного периода. Прямо над колоссом Ленина пролетает DC-4 – самолет, который часто использовался во время Второй мировой войны, но в 1939 году еще только проектировался.

Илл. 2.6. Самое высокое здание в мире. Рисунок Дугласа Рольфа

Нам трудно смотреть на замысел Дворца Советов такими глазами, ведь это здание сегодня вызывает чаще всего только смех, потому что ассоциируется с провалом советского проекта. По замечанию Сьюзен Бак-Морсс, дворец стал «типичным примером сталинской монументальности, визитной карточкой архитектуры при диктатуре»[194]. Однако в свое время Дворец Советов воспринимался как одно из многих масштабных сооружений эпохи. В 1930-е годы многим казалось, что его возведение и возможно, и даже желательно. По словам Ральфа Уокера, дворец будоражил воображение. Шумиха, окружавшая строительство этого здания, была в 1930-е годы частью общего восхищения масштабными стройками, которые демонстрировали мужество и мощь мировых цивилизаций. Не всем была по вкусу выбранная эстетика: увидев в New York Times изображение проекта-победителя, группа американских рабочих написала в ЦИК СССР письмо, умоляя «отказаться от этого чудовища… [этого] ублюдка из ублюдков», который «омрачал их веру в успех государства рабочих», но почти никто не спорил с тем, что монументальность необходима[195].

В 1935 году, вернувшись в Москву, Иофан подготовил отчет о результатах первой заграничной поездки Архитектурно-технической комиссии. Исходя из увиденного, комиссия пришла к убеждению, что «именно американская техника является для нас наиболее приспособленной по своим темпам, комплексному решению проблем и четкости проведения работ при постройке самого сооружения и на предприятиях, обслуживающих строительство»[196]. Готовясь к работам, которые УСДС должно было проделать для строительства фундамента и для решения вопросов, связанных с акустикой, лифтами и кондиционированием воздуха, а также со многими другими элементами проекта здания, Иофан продолжал переписываться с многими специалистами, с которыми он познакомился в США: обсуждал с ними конкретные темы, задавал новые вопросы, а иногда просто благодарил. В апреле 1935 года Иофан написал в Детройт Альберту Кану и спросил его совета: стоит ли нанимать одного американского специалиста по освещению? Дело в том, что до этого он получил письмо от Стэнли Маккэндлесса, преподавателя с факультета драмы Йельского университета, которого, по его словам, «очень интересовал Дворец Съездов»[197]. Кан порекомендовал ознакомиться с новыми работами по освещению, посоветовал не нанимать Маккэндлесса и обратился от имени Иофана в Национальную ассоциацию электрического освещения Кливленда, пообещав сообщить сразу же, как только оттуда ответят[198]. В мае 1935 года Иофан написал Джону Р. Тодду, управляющему из строительной империи Джона Д. Рокфеллера в Нью-Йорке: «Я с большим удовольствием вспоминаю время, проведенное в вашей компании. Сейчас проект Дворца Советов детально дорабатывается, и нам очень пригождаются ваши авторитетные и дельные советы»[199]. Иофан также передавал искрений привет и добрые пожелания от Щуко, Гельфрейха и Николаева. Со своей стороны, Тодд прислал теплый ответ из своей конторы в небоскребе Рокфеллер-Плаза[200].

До того как пришел ответ Тодда, Иофан получил отдельное письмо от его сына Уэбстера Б. Тодда. Уэбстер тоже работал на Рокфеллера – руководил строительством Радио-сити (который сейчас называется Рокфеллеровским центром) между Пятой и Шестой авеню в Нью-Йорке. «Прошлой осенью, когда ваша группа побывала здесь, – писал Тодд-младший Иофану в письме от 6 июня 1935 года, – мы имели удовольствие показать вам Рокфеллеровский центр». Уэбстер напоминал Иофану, что в ту пору только начиналась работа над фундаментом и стальными конструкциями 38-этажного небоскреба. «Теперь здание завершено, и я подумал, что вам может быть интересно узнать, сколько времени ушло на окончание работ и заселение контор», – писал Уэбстер Тодд. И приводил данные: 136 рабочих дней от установки стальных каркасов до введения здания в эксплуатацию. «Возможно, эти данные покажутся вам скучными, – продолжал он, – но вы и ваши коллеги проявляли такой интерес и такое воодушевление, что я позволил себе прислать вам эту информацию. Пожалуйста, передавайте сердечный привет и добрые пожелания остальным членам вашей комиссии»[201]. Иофан живо откликнулся, выразил восхищение молниеносным завершением строительства Рокфеллеровского центра и написал, что вспоминает свой визит в Нью-Йорк «с большим удовольствием»[202].

То, что Иофан и другие члены Архитектурно-технической комиссии обзавелись в Нью-Йорке (и даже в близких к Рокфеллеру кругах) друзьями и связями, вовсе не так удивительно, как может показаться. Во-первых, у делегации был там, можно сказать, «свой человек» в лице Вячеслава Олтаржевского, в США ставшего Уолтером Олтаржевски. В начале 1920-х годов Олтаржевский работал в Москве под началом Алексея Щусева, а в 1924 году уехал из СССР в Нью-Йорк изучать передовые строительные технологии. Вначале Олтаржевский нашел работу в фирме Helmie & Corbett, а затем – в мастерской Уоллеса К. Харрисона. С 1931 года он участвовал в строительстве Рокфеллеровского центра[203]. Но еще важнее то, что, несмотря на языковые трудности и некоторые довольно ощутимые культурные различия, Иофана, Щуко и Гельфрейха объединяло с архитекторами нью-йоркских небоскребов 1930-х годов главное – любовь к архитектурной работе. Все эти люди получили похожее образование, причем многим в юности довелось поучиться в Италии или Франции. Отношения, завязавшиеся между ними в 1930-е годы, оказались дружескими и были основаны на взаимопонимании. Конечно, это не значило, что Иофан и его команда смотрели на Америку некритичным взглядом.

После возвращения Иофан описал свои впечатления от поездки в Нью-Йорк и другие американские города в ряде очерков и опубликовал их в 1935–1936 годах. В них Иофан критически высказывался об американских больших городах вообще и о Нью-Йорке, торопливо и бездумно застроенном небоскребами, в частности. Однако не стоит забывать, что это мнение Иофана разделяли и некоторые из его знакомых американцев. Вернувшись в Москву в 1935 году, советский архитектор выступил с теми же антиурбанистскими идеями, которые в США высказывали известный социолог и культуролог Льюис Мамфорд и знаменитый архитектор Фрэнк Ллойд Райт.

Противоборство влияний в Москве