Отдышавшись и как следует придя в себя, Жербо продолжил операцию по спасению паруса, лежа на палубе тендера. Наконец, тяжелая промокшая парусина водворена на борт.
Через две с половиной недели, после того как обнаружилось, что пресная вода в двух бочонках испорчена, Жербо заболел. У него страшно распухло горло, и он мог глотать с огромным трудом только воду и сгущенное молоко. У Жербо едва хватило сил, чтобы спустить все паруса и добраться до койки. «Файеркрест» был предоставлен самому себе…
Когда Жербо очнулся и буквально выполз на палубу, яркое тропическое солнце ослепило его. Начались галлюцинации. Он стал всматриваться в горизонт: что за чудо! Земля! Жербо закрыл глаза и открыл снова — земля исчезла.
А «Файеркрест» был молодцом. Маленький отважный кораблик с завидным постоянством продолжал держаться своего курса, будто Жербо правил им все время. Нет, сухопутным людям не понять, когда моряк говорит о своем корабле, как о живом существе, наделенном разумом!
На палубе было легче, чем в душной каюте, но она так мала, что негде было спрятаться от солнца. От жары и боли в горле жажда стала невыносимой. Жербо выпил залпом несколько стаканов тепловатой невкусной воды, но жажды так и не утолил. Хотел окунуться в воду, но побоялся, что не удержится ослабевшими руками. Его страшно раздражал запах от бочонка с солониной — тропическое солнце сделало свое дело. Не в силах вынести смрада Жербо резко толкнул бочонок за борт. Последние запасы пищи пошли на дно. Теперь вся надежда на рыбную ловлю.
После пятидесяти четырех дней океанского плавания «Файеркрест» находился примерно на 29°30′ северной широты и 50° западной долготы. До Нью-Йорка оставалось все еще 1700 миль. И вот тогда-то разразился первый после бесчисленной череды жарких дней ливень. Но он был столь кратковремен, что Жербо не успел собрать даже стакана дождевой воды. И опять засияло жаркое раскаленное добела солнце.
Напрасно мореплаватель всматривался в горизонт: не появятся ли черные дождевые тучи? Но вместо них по небу плыли пушистые, как шерсть барашка, облачка. Переведя утомленный взгляд на воду, Жербо вдруг заметил трех довольно больших золотистых рыбин. Это были корифены. Жербо вытащил удочку, наживил в качестве приманки маленькую летучую рыбку, случайно залетевшую на палубу «Файеркреста». Однако корифены не обращали на приманку никакого внимания. Потеряв всякую надежду на успех, Жербо занялся хозяйственными делами: решил перемыть гору посуды. Уселся поудобнее на борт, свесил ноги и только приготовился зачерпнуть котелком воду, как произошло неожиданное: любопытные корифены развернулись и, словно звено реактивных истребителей в атаке, стремительно понеслись к спущенным за борт человеческим ногам. Жербо проворно схватил трезубчатую острогу и пронзил самую крупную корифену, которая первой оказалась у его ног. Через мгновение метровая рыбина лежала на палубе. Умирая, она из золотистой постепенно становилась серебристо-зеленой с черными пятнами, а в конце концов сплошь серебристо-белой.
Однако в последующие дни, когда вокруг «Файеркреста» плавали корифены, Жербо напрасно сидел с опущенными в воду ногами в надежде возбудить любопытство рыб. Надо было придумать что-нибудь новое. Жербо погрузил в воду белую столовую тарелку, и тотчас корифены приблизились к борту. Снова расчетливый удар острогой — и еще одна рыбина пополнила припасы «Файеркреета». Теперь свежей пищи предостаточно, но водная проблема оставалась неразрешенной. Жербо бережно процеживал через марлю остатки пресной воды, но вкус ее от этого не улучшался.
Наконец, ночью 4 августа, мореплаватель увидел, как на западе небо прорезают молнии. Темные грозовые тучи, гася одну звезду за другой, надвигались на «Файеркрест». После долгих жарких дней Жербо с радостью ожидал предстоящей перемены погоды. Вскоре крупные дождевые капли заплясали на палубе тендера.
Старая морская пословица советует опасаться дождя, который начинается раньше ветра. И действительно, вскоре вслед за первыми каплями дождя налетел страшный шквал, резко накренивший «Файеркрест». Ветер терзал хрупкое суденышко, снасти угрожающе скрипели, а подхваченные ветром брызги больно били по лицу. Когда порыв ветра ослаб, пошел настоящий ливень — целая стена пресной воды.
Используя в качестве резервуара большой парус, Жербо набрал около пятидесяти литров воды. А с чем сравнить наслаждение, которое испытал он, обросший солевой коростой, принимая освежающий пресный душ. Теперь у него было все: небо, посылало ему воду, а море — пищу. И как хорошо, что до Нью-Йорка еще не менее полутора тысяч миль! Еще по крайней мере две недели прекрасной жизни морского робинзона, мудрой и простой жизни вдали от цивилизации.
Дождь кончился. Небо снова прояснилось. Над головой у Жербо сверкала Вега, дальше на западе — Альтаир, а на южной стороне небосвода — созвездие Рыбы. Остаток ночи он просидел у руля, вспоминая эпизоды своей жизни, которые, соединяясь, словно звенья единой цепи, привели к тому, что теперь Ален Жербо оказался лицом к лицу с ночным безбрежным океаном.
…Большую часть детства Жербо провел в деревне около бретонского порта Сен-Мало. Здесь он навсегда полюбил море, волны и шум прибоя. Потом лицей и высшее учебное заведение в Париже. Во время первой мировой войны летчиком. Воздушный океан, так же как и море, опьянял его и, пробиваясь на своем утлом летательном аппарате сквозь облака, он чувствовал, что никогда не сможет заточить себя в каменные джунгли городов с дымными фабриками и заводами. Он чувствовал, что европейская цивилизация ему чужда и враждебна. И юношеская мечта о далеком плавании к мало затронутым этой цивилизацией островам в Тихом океане овладела всем его существом. Жербо поделился своими планами с двумя близкими друзьями — тоже авиаторами. Они восторженно приняли предложение Жербо и дали клятву отправиться после войны на маленьком парусном судне в романтические Южные моря. Но случилось так, что после войны только Жербо остался в живых. Верный своим идеалам и клятве, он решает совершить плавание через океаны в одиночку. К этому времени Жербо получает наследство хотя и небольшое, но достаточное для покупки парусника. Долго и упорно он искал во всех французских портах подходящее суденышко, с которым можно было бы легко управляться в одиночку. И вот весной 1922 года Жербо навещает в Плимуте своего друга — морехода-одиночку Ральфа Стока, на его плавучем доме — яхте «Дрим-Шип». В плимутской гавани Жербо увидел то, что ему нужно — тендер «Файеркрест». Он был построен из крепкого дуба и тика, имел длину одиннадцать метров, а ширину — два метра шестьдесят сантиметров. Тендер стал плавучим домом Алена Жербо. На борту «Файер-креста» Жербо держал все то, что ему дорого: любимые книги, некоторые вещи из родительского дома, призы, полученные им за победу в теннисных турнирах, и всевозможные коллекции. Больше года Жербо плавал на «Файеркресте» по Средиземному морю, готовил себя и суденышко к дальнему переходу. И наконец 26 апреля 1923 года «Файеркрест» поднял паруса в южном французском порту Канн, взяв курс на Гибралтар, куда и прибыл 15 мая. А 6 июня начался переход через Атлантический океан.
…Между тем забрезжил рассвет. Начался шестьдесят третий день плавания. Наскоро приготовив на керосинке кофе, Жербо принялся за починку парусов. Было бы гораздо легче сделать новые паруса, если бы он захватил побольше парусины, но сейчас запаса парусины хватало лишь на починку. Катастрофически уменьшался запас иголок и ниток.
За работой незаметно пролетело время, и в полдень Жербо, вооружившись секстантом, стал определять координаты. Инструмент у него в руках. Где же горизонт? Горизонт в зеркальце секстанта стремительно поднимается на дыбы. Это огромная волна резко положила на борт «Файеркрест». Потеряв равновесие, Жербо скатился по скользкой палубе и чуть было не оказался за бортом. Только когда тендер кратчайшее мгновение находился на гребне волны, удалось сделать наблюдение. Теперь скорее в каюту, чтобы отметить точное время по хронометру.
«Конечно, если на небольшом судне удается определить положение с точностью до десяти миль, то это уже можно считать отличным приближением», — записывает Жербо в свой дневник.
9 августа «Файеркрест» плыл примерно в пятистах милях от Бермудских островов и на расстоянии тысячи двести миль от Нью-Йорка. Судно входило в полосу бурь.
«Я никогда не жаловался на плохую погоду, я был готов к ней, она дает возможность моряку проявить свою ловкость и выносливость, а судну — свою стойкость, — говорил Жербо. — Меня далеко не подавляло величие разбушевавшегося океана, наоборот, приближение боя вдохновляло меня: у меня был опасный противник, и среди бури я радостно распевал все морские песни, приходившие мне на память».
20 августа во время бури волны снесли наружную часть бушприта. Были и другие повреждения. Самое разумное было бы направиться к Бермудским островам (они находились примерно в трехстах милях) и там привести в порядок тендер. Но Жербо, не колеблясь, отверг эту мысль, решив продолжать рейс без остановок.
Как только буря утихла, он приступил к ремонту. Ему пришлось висеть вниз головой, уцепившись ногами за оставшуюся часть бушприта. И когда нос «Файеркреста» погружался в волны, в воде оказывался и Жербо. Удалось закрепить сломанную часть бушприта, исправить другие повреждения. Плавание в Нью-Йорк продолжалось.