С тех пор Ярина стала умнее на одного бывшего друга, а Герман ни разу в жизни не чувствовал себя настолько потерянным. Не знал, как уговорить собственную совесть перестать шипеть потревоженной гадюкой.

К нему прижималась девушка, девятнадцатилетняя студентка. Для всего мира если не его сестра, то родственница. Девочка, не понимающая, под какой каток людского осуждения может попасть. Девственница, которая не умеет даже целоваться.

Почти у дома машину Германа остановили. Не сотрудники ГИБДД, а кортеж из трёх автомобилей, один из которых с правительственными номерами. Следовало ожидать, когда пересчитываешь кулаком зубы восемнадцатилетнему сыну власть имущего отца.

— Доброй ночи, — спокойно произнёс Герман на скупое приветствие папаши Царевича.

Грегора Игната Сергеевича он чаще видел в финансовых новостях, несколько раз доводилось обмениваться приветствиями на официальных встречах, пару раз на совместных обедах, один — на школьном собрании. Тогда он не сразу сообразил, с кем в одном классе учится свалившаяся подопечная. Знакомство, которое нельзя и шапочным назвать.

— Не думаю, — коротко ответил Игнат Сергеевич. — Пройдёмся? — Он показал рукой на пустынную улицу, сверкающую огнями ночной иллюминации. Группка праздно шатающихся туристов и галдящие подростки не в счёт.

— Я бы хотел прояснить сегодняшний инцидент, — без обиняков начал Грегор. — Мой сын сейчас находится в Склифосовского с переломом челюсти, лёгким сотрясением мозга. Подрался в ночном клубе.

— У молодых случается, — в тон ответил Герман.

— Герман Олегович, надеюсь, вы понимаете, что мне доподлинно известно, кто именно избил Елисея, и только добрая воля, уважение к вашей семье и многолетняя дружба моего сына с Яриной не даёт мне обратиться в соответствующие органы.

— Обращайтесь. — Герман наиграно пожал плечами. — В тот же миг мы обратимся в те же самые органы с заявлением о попытке изнасилования.

— Что? Какого изнасилования?..

— Обыкновенного. Вам объяснить, каким образом мужчина может изнасиловать женщину? Уверен, несложно будет доказать причастность Елисея к следам на теле Ярины, синякам и царапинам. — он не врал, не преувеличивал, на девичьей спине осталось несколько глубоких ссадин, на бёдрах начали проступать гематомы. — Глава следственного комитета пустит себе пулю в лоб, стараясь разрулить пикантную ситуацию, в итоге оба дела закроют, зато СМИ нажрётся свежатинки. А в биографии Грегора Елисея Игнатьевича навсегда останется пятно. Вы ведь планируете мальчика на государственную службу устроить, правильно я понимаю? — Герман блефовал, Грегор мог раскатать не только Маркова лично, но и весь его бизнес пустить под откос. Он пользовался растерянностью отца, недавно узнавшего о неприглядном поступке собственного сына. — Елисей не всё рассказал, насколько я понимаю? — Он прямо посмотрел на Грегора.

— Елисей не может говорить.

Ах да, перелом челюсти, сообразил Герман.

— Я могу пообщаться с Яриной? Лично?

— Если она захочет, — ответил Герман, понимая, что отказывать глупо, но если Ярина скажет «нет» — значит «нет», чего бы это ему не стоило.

Он позвал Ярину, и та вышла, поёжилась на ветру, обхватила себя за плечи, посмотрела исподлобья на высокого чиновника.

— Здравствуйте, дядя Игнат.

Вот так, всему человечеству Грегор Игнат Сергеевич, наследнице Дмитрия Глубокого — дядя Игнат. Шах и мат, мир под ногами!

— Это правда, что… что… — Игнат Сергеевич смешался, подыскивая слова.