После смерти Лермонтова сразу появились самые фантастические сюжеты, связанные с историей этой дуэли, поэтому есть смысл обратиться к официальному документу той эпохи, сохранив и стилистику и орфографию того времени.

В акте от 16 июля 1841 г. об осмотре места дуэли Лермонтова с Мартыновым указано: «1841 года июля 16 дня следователь плац-майор подполковник Унтилов, пятигорского земского суда заседатель Черепанов, квартальный надзиратель Марушевский и исправляющий должность стряпчего Ольшанский 2-й, пригласив с собою бывших секундантами: корнета Глебова и титулярного советника князя Васильчикова, ездили осматривать место, на котором происходил 15 числа, в 7 часу по полудни, поединок. Это место отстоит на расстоянии от города Пятигорска верстах в четырех, на левой стороне горы Машука, при ее подошве. Здесь пролегает дорога, ведущая в немецкую николаевскую колонию. По правую сторону дороги образуется впадина, простирающаяся с вершины Машука до самой ее подошвы, а по левую сторону дороги впереди стоит небольшая гора, отделившаяся от Машука. Между ними проходит в колонию означенная дорога. От этой дороги начинаются первые кустарники, кои, изгибаясь к горе Машухе, округляют небольшую поляну. Тут-то поединщики избрали место для стреляния. Привязав своих лошадей к кустарникам, где приметна истоптанная трава и следы от беговых дрожек, они, как указали нам, следователям, гг. Глебов и князь Васильчиков, отмерили вдоль по дороге барьер в 15 шагов и поставили по концам оного по шапке, потом, от этих шапок, еще отмерили по дороге ж в обе стороны по 10 шагов и на концах оных также поставили по шапке, что составилось уже четыре шапки. Поединщики сначала стали па крайних точках, т. е. каждый в 10 шагах от барьера: Мартынов от севера к югу, а Лермонтов от юга к северу. По данному секундантами знаку, они подошли к барьеру. Майор Мартынов, выстрелив из рокового пистолета, убил поручика Лермонтова, не успевшего выстрелить из своего пистолета. На месте, где Лермонтов упал и лежал мертвый, приметна кровь, из него истекшая. Тело его, по распоряжению секундантов, привезено того ж вечера в 10 часов на квартиру его ж Лермонтова. Плац-майор подполковник Унтилов. Заседатель Черепанов. Квартальный надзиратель Марушевский. Исполняющий должность окружного стряпчего Ольшанский 2. Находящийся при следствии корпуса жандармов подполковник Кушинников» [40].

Необходимо отметить, что данный акт в основном согласуется с показаниями князя Васильчикова, кроме дистанции, которую отмерили секунданты.

Значительные сложности возникли при подготовке и проведении похорон поэта и здесь также имеются определенные противоречия между официальными документами и мемуарами современников. Так запись в метрической книге Пятигорской Скорбященской церкви за 1841 год, ч. III, № 35 гласила: «Тенгинского пехотного полка поручик Михаил Юрьевич Лермонтов 27 лет убит на дуэли 15 июля, а 17 погребен, погребение пето не было». Но, по свидетельству Н. И. Лорера, – «на другой день были похороны при стечении всего Пятигорска. Представители всех полков, в которых Лермонтов волею и неволею служил в продолжение своей короткой жизни, нашлись, чтоб почтить последнего почестью поэта и товарища. Полковник Безобразов был представителем от Нижегородского драгунского полка, я – от Тенгинского пехотного, Тиран – от лейб-гусарского и Арнольди – от Гродненского гусарского. На плечах наших вынесли мы гроб из дому и донесли до уединенной могилы кладбища на покатости Машука. По закону священник отказывался было сопровождать останки поэта, но деньги сделали свое, и похороны совершены были со всеми обрядами христианина и воина. Печально опустили мы гроб в могилу, бросили со слезою на глазах горсть земли, и все было кончено» [4, с. 401–402].

Да уж! – из четырех офицеров, несших гроб поэта, только полковник Безобразов относился к Лермонтову с полной симпатией, остальные в той или иной степени недолюбливали его. Но, тем не менее, свой долг перед убитым офицером и поэтом они выполнили. А сентенция декабриста – «деньги сделали свое», скорее всего, правдива, поскольку этот факт констатируется им как вполне обыденное, и вполне нормальное явление. Эту коллизию описывает в своих воспоминаниях и Н. П. Раевский (в пересказе В. П. Желиховской), который указал, что Столыпин (Монго) пообещал священнику за панихиду 200 рублей – громадные по тем временам деньги (примерно годовое жалованье армейского обер-офицера).

Мнения современников по поводу того, где было отпевание – в доме или на кладбище, расходятся. Еще один свидетель – Эмилия Александровна Шан-Гирей вспоминала, что когда все собрались к панихиде, то долго ждали священника, которого с трудом уговорили похоронить Лермонтова по христианскому обряду. «Все шли за гробом в каком-то благоговейном молчании. Это меня поражало: ведь не все же его знали и не все его любили? Так было тихо, что только слышен был шорох сухой травы под ногами» [4, с. 434].

То есть, если все-таки отпевание произошло, но почему оно не было отражено в официальных документах? Неужели священник сознательно написал неправду, чтобы не навлечь на себя неприятностей от церковного начальства? Скорее всего, это так. Запутывает картину произошедшего и то обстоятельство, что по воспоминаниям Раевского, Лермонтова в доме отпел вначале католический ксендз, затем лютеранский пастор и только потом православный священник [41].

Мартен Э. Портрет В. А. Бахметевой, урожденной Лопухиной.

1830-е гг.

Между тем, известие о гибели великого поэта и храброго офицера постепенно стало распространяться по всей России. В начале августа знакомый Лермонтова А. Я. Булгаков сообщил в письме к А. И. Тургеневу первые сведения о дуэли и смерти Лермонтова. В нем он написал, что тот совсем не думал обидеть своего однокашника по Школе, а сочинил стихи и нарисовал очень похожий портрет Мартынова, который «принял это иначе, начал его поносить и наконец вынудил Лермонтова принять дуэль».

В это же время родственница поэта Е. Г. Быховец сообщила своей сестре из Пятигорска о своем последнем свидании с поэтом в июле этого года. Она выехала вместе с ним и его с друзьями в рощу за город и там, на прогулке, уронила бандо (украшение для волос), которое тот поднял и взял себе на память. Поэт, по ее впечатлениям, очень грустил, «но мне в голову не приходила дуэль».

Примерно тогда же было написано письмо Мартынова к Глебову, в котором тот выразил намерение просить графа Бенкендорфа, чтобы его судили «военными законами», что было вполне логично при его положении – официально он еще не получил отставки. Гражданский суд в таких случаях выносил более строгие приговоры. И, наконец, 4 января 1842 года военный министр граф Чернышев сообщил командиру Отдельного кавказского корпуса генералу Головину, что по военно-судному делу, произведенному в г. Пятигорске «над уволенным от службы майором Мартыновым», а также корнетом Глебовым и титулярным советником князем Васильчиковым императором было принято решение: майора Мартынова «посадить в крепость на гоубвахту (гауптвахту. – Авт.) на три месяца и предать церковному покаянию», а секундантов простить – «первого во внимание к заслугам отца, а второго – по уважению полученной им в сражении тяжелой раны» [42].

Смерть Лермонтова не оставила надежд в жизни его самой большой любви – Варваре Александровне Бахметевой (урожденной Лопухиной), и его бабушке. В начале сентября 1841 года М. А. Лопухина написала своей племяннице А. М. фон Хюгель, что ее сестра очень больна и, по всей видимости, эта болезнь связана со смертью поэта. Действительно, Варвара Александровна умерла совсем молодой в 1851 году в возрасте всего 36 лет. М. А. Лопухина также написала, что и бабушка поэта находится в очень тяжелом положении. Это естественно, – жизнь без единственного и любимого внука потеряла для Елизаветы Алексеевны всякий смысл.

После такой ранней и внезапной смерти русского офицера и великого поэта осталось много вопросов, на которые теперь уже невозможно получить правдивые ответы. В показаниях секундантов и самого Мартынова есть много неясностей и неточностей, которые внимательно проанализированы в указанной выше статье Д. Алексеева и Б. Писарева.

На каком расстоянии, и на каких условиях производилась дуэль? В показаниях Васильчикова и в акте от 16 июля 1841 года указаны разные дистанции, а впоследствии князь говорил уже о расстоянии для стрельбы в 10 шагов [42]. Но даже если согласиться с официальной точкой зрения, то возникает вопрос – как Мартынов мог попасть в противника с расстояния 15 шагов, если он так плохо стрелял и держал пистолет всего несколько раз в жизни, как утверждал Глебов?

Сколько человек все-таки присутствовало на дуэли, и сколько было секундантов? Версия, что на дуэли в качестве секундантов были Столыпин (Монго) и князь Трубецкой появилась значительно позже, и ее автором был тот же князь Васильчиков. Как уже указывалось выше, он оказался единственным из всех участников дуэли, оставившим о ней письменные свидетельства, что вполне объяснимо – он не был офицером.

Стрелял ли Лермонтов в воздух или не стрелял? Был ли разряжен его пистолет после смерти или нет? В официальных документах о выстреле в воздух нет ни слова.

Когда умер поэт – мгновенно после выстрела, или когда его перевозили в город? Ясного ответа нет.

Почему все участники дуэли предстали перед судом по решению Николая I «неарестованными», тогда как Лермонтов за дуэль с де Барантом был мгновенно посажен под арест, как только о ней стало известно императору? И это при том, что тот поединок носил скорее характер «пробочной» дуэли, поскольку никто в ней не пострадал. Напомним еще раз читателям, что «пробочной» называлась дуэль, перед которой изначально оговаривалось, что никаких последствий, кроме выстрела пробки шампанского в потолок, не будет.

Почему Мартынову и секундантам после ареста была дана возможность обмениваться записками о ходе дуэли, что по закону было строго запрещено? Вспомним, как было перехвачено письмо Лермонтова к С. А. Раевскому во время следствия по делу о стихотворении «Смерть поэта», или как Столыпина (Монго) изолировали от Лермонтова после дуэли с де Барантом.