Книги
Масоны. Как вольные каменщики сформировали современный мир
Для амбициозных, англизированных индийских интеллектуалов, таких как Мотилал Неру, ложа была возможностью пообщаться с влиятельными британцами. Но масонство было и школой политических дебатов и конституционного управления — точно так же, как это было в Великобритании и Франции XVIII столетия. Лозунг «искусства» о братском равенстве может показаться пустым в устах некоторых империалистов, но жизнь в ложе все же может служить практическим примером равенства между образованными индийцами и их имперскими хозяевами. Масонские ценности также предполагали, что равенство между индийцами тоже возможно. Терпимое, но не светское, современное и вместе с тем уважающее традиции, масонство предлагало способ преодолеть главное препятствие на пути реализации национальных интересов Индии: огромные культурные различия между его общинами, особенно индуистами и мусульманами. Неудивительно, что масонов было так много среди первых лидеров Индийского национального конгресса: между 1885 и 1907 годами братьями-каменщиками была половина его председателей.
Ложа восходящего светила
Масоны полюбили стихотворение «Материнская ложа», как только оно было опубликовано в мае 1895 года. Как писали в то время в журнале Masonic Illustrated, стихотворение «берет за душу каждого масона…». «Равенство, братская любовь, высшее благо масонства находят выражение в рефрене». Сила сентиментальности стихотворения заключалась в том, что оно стирало как собственные предрассудки Киплинга, так и жесткие границы масонской терпимости в Индии. Завоевание и управление отсталыми регионами планеты казалось самоотверженным упражнением в братской щедрости и непредубежденности. Снова и снова в своей писательской карьере Киплинг возвращался к идее масонской ложи как микрокосма империи и святилища, где взаимопонимание между культурами суверенно — но только при условии, что неизменным останется имперское правление. Эта идея прижилась и в общественном сознании, потому что она отражала то, как британцы относились к своим заморским владениям.
В 1890-х годах Киплинг быстро становился имперской и масонской знаменитостью. Его стихи, как и его образ, быстро переносились прессой из одного конца империи в другой. В XIX и начале XX века от Данди до Дели масонские журналы расходились хорошо. Они рекламировали масонство и позволяли читателям почувствовать общность своего мировоззрения. На страницах этих журналов прославлялись великие масонские строители империи: генерал-губернатор Индии Ричард Уэлсли и его брат Артур, герцог Веллингтон; Стэмфорд Раффлз, основатель Сингапура; Сесил Родс, алмазный магнат и «колосс» Южной Африки; и конечно же близкий друг Родса Редьярд Киплинг.
Киплинг, возможно, стал империалистом в Индии, но сразу после публикации «Материнской ложи» он обратил свой взор на Южную Африку. Ему казалось, что Британии не хватает территории, которую можно было бы завоевать, и что ее промышленные соперники, в первую очередь Германия, жадно пытались отобрать у нее то, что осталось. Его империализм также подогревался страхом, что все, чем владела королева Виктория, может быть легко потеряно. Он все чаще использовал заклинательный, поэтический голос пророков Ветхого Завета, призывая к патриотическому долгу. Такие стихотворения, как «Последнее песнопение» (Recessional, 1897) и «Бремя белого человека» (The White Man’s Burden, 1899), публиковавшиеся в The Times, казались рифмованными редакционными статьями. Киплинга провозгласили «лавроносцем империи».
Масоны во время Англо-бурской войны (1899–1902) смотрели на свое братство через очки, окрашенные в такой же розовый цвет, каким обозначались кусочки империи на британских картах мира. Как и все в Британии, они почувствовали беспрецедентный всплеск патриотизма, подпитываемого ура-патриотической прессой. Daily Mail, основанная только в 1896 году, к концу конфликта достигла миллиона читателей, став самой продаваемой ежедневной газетой в мире. Хотя масонские журналы печатались куда меньшими тиражами, они внесли свой вклад в медиавоину, что явствует из их освещения двух самых знаменитых собраний ложи того времени.
Блумфонтейн был городом милых одноэтажных домиков с жестяными крышами, за цветниками которых ухаживали африканские слуги. Он, казалось, затерялся в бесконечных волнистых карамельно-коричневых тонах южноафриканского вельда. Тем не менее этот город был столицей Оранжевой республики, которая вместе с братской Республикой Трансвааль вступила осенью 1899 года в Войну за независимость от Британской империи. Итак, 13 марта 1900 года тридцатитысячная колонна британских краснолицых солдат, одетых в потертый хаки и разваливающиеся ботинки, вышла на городскую площадь. Падение Блумфонтейна, похоже, стало началом конца войны.
Лондон торжествовал. Члены обеих палат парламента собрались перед Букингемским дворцом, чтобы исполнить гимн «Боже, храни королеву». Масоны поднимали тосты за триумф британской армии: командовал имперскими войсками в Южной Африке лорд Робертс, брат и мастер ложи, а также ветеран кампаний в Индии, Абиссинии и Афганистане.
Несколькими неделями позже ложа восходящего светила в Блумфонтейне попытается показать, что братская гармония — превыше распрей, создав свою версию материнской ложи. Двадцать девять членов и сорок семь посетителей собрались в крошечном полуразрушенном масонском храме города. Присутствовали и буры и британцы. Среди посетителей были солдаты со всей империи. Лорд Робертс прислал письмо с извинениями, сказавшись нездоровым, но другие масонские военные чины присутствовали. Среди них был лорд Стэнли, Великий мастер Ланкашира и главный цензор прессы. Самым важным был суровый начальник штаба британских войск в Южной Африке Великий мастер Египта и Судана лорд Китченер. Он стал героем полтора года назад в битве при Омдурмане: его армия уложила тринадцать тысяч дервишей, используя пулеметы Максима и новый вид разворачивающихся пуль «дум-дум», произведенных в пригороде Калькутты.
Мастер ложи Иван Хаарбургер выступил с эмоциональной речью, восхваляя «блестящее проявление raison d’etre масонства», которое помогает «страдающим по всему миру» и обеспечивает точки соприкосновения даже для тех, кто разделен войной. Сидя по правую руку от Мастера, Китченер перешел к самому важному делу собрания, которое заключалось в том, чтобы выразить благодарность за то, что принц Эдуард, который был одновременно наследником престола и Великим мастером Объединенной великой ложи Англии, выжил после покушения: «Его Королевское Высочество сделал для масонства больше, чем кто-либо в мире, и я не сомневаюсь, что он искренне присоединяется к нам, желая, чтобы мир и гармония снова воцарились в Южной Африке». Настроение примирения, царившее в ложе восходящего светила, привлекло внимание прессы как масонской, так и обычной. Поддерживалось представление о том, что Британия была не такой суровой империалисткой, как другие европейские державы, что она больше склонна к окультуриванию, чем к угнетению и эксплуатации.
Славы собранию ложи восходящего светила добавили и присутствовавшие на нем крупнейшие писатели имперской Британии Конан Дойл и Киплинг. При этом известно, что Конан Дойл в Оранжевой республике был в качестве врача. Киплинг же вскоре после захвата Блумфонтейна откликнулся на просьбу лорда Робертса стать редактором местной газеты. Да и в конце концов, как могло собрание ложи, вдохновленное братскими идеалами гармонии между народами империи, не пригласить знаменитого автора «Материнской ложи»?
Девять месяцев спустя 31 января 1901 года ложа восходящего светила провела еще более масштабное собрание: были зарегистрированы тридцать девять членов и шестьдесят один посетитель. На этот раз знаменитостей не было. Повод был печальный — выразить скорбь в связи с кончиной королевы Виктории. Пресвитерианский священник произнес проповедь о масонских добродетелях «верности, почтения и любви», воплощенными в Виктории: «Они вечны. В наши дни, [если] мы будем практиковать их, тогда трон будет оставаться устойчивым, империя станет сильной, государь будет чувствовать поддержку, а духовное масонство укрепится». Масоны в имперской столице снова прислушались к вестям из Блумфонтейна. Как писал один масонский журнал: «Нам приятно отметить, что присутствовало не только много бурских братьев, но даже несколько условно освобожденных бурских узников. Совершенно очевидно, что в Южной Африке ложа восходящего светила примиряет все расы и народы». Однако в Блумфонтейне все было не так, как представлялось масонской прессе, и не так, как до сих пор описывают историки масонства.
Во-первых, неудивительно, что и буры и британцы смешались в братской дружбе в ложе восходящего светила. Бурские жители Блумфонтейна были далеки от единодушного энтузиазма по поводу независимости от империи, потому что они были тесно связаны с экономикой управляемой британцами Капской колонии на юго-западе. Во всяком случае ко времени прибытия англичан те буры, которые были заклятыми врагами короны, уже ушли. Более того, у британцев и буров была общая заинтересованность в том, чтобы держать небелое население Южной Африки в подчинении — как это продемонстрировало мирное соглашение, заключенное в конце войны. Излишне говорить, что ни на одном из знаменитых собраний ложи не присутствовал ни один из чернокожих граждан Блумфонтейна. «Примирение рас» было крайне условным.
Во-вторых, история о присутствии Киплинга на первом собрании была выдумкой. Он не мог быть там 23 апреля 1900 года, так как уехал тремя неделями ранее в Англию, где собирался закончить «Ким», роман о мальчике-сироте в Индии.
Конан Дойл же там определенно был: он прибыл в Блумфонтейн всего через несколько часов после отъезда Киплинга, и, хотя формально он больше не был масоном, его подпись можно прочитать на экземпляре послания ложи принцу Уэльскому в рамке, которая висит на стене масонского зала в Блумфонтейне и по сей день. И все же поразительно, что Конан Дойл не упомянул в своих мемуарах знаменитую встречу братьев 23 апреля. Вероятно, он был слишком занят, и событие не произвело на него сильного впечатления. Как он позже вспоминал, он мужественно боролся со «смертью в ее самой мерзкой и отвратительной форме».
Проблема была вызвана пренебрежением британского командира брата-масона лорда Робертса к логистике и благополучию своих войск. Он также недооценил угрозу со стороны бурских партизан, которые перекрыли подачу воды в Блумфонтейн вскоре после прибытия британцев. Результатом стали грязь, нищета и эпидемия брюшного тифа, из-за которой погибло 5 тысяч человек. Маленькая, переполненная людьми больница, в которой работал Конан Дойл, расположенная в павильоне крикетного клуба «Рамблере», кишела мухами. Из города исходила не масонская гармония, а, как выразился Конан Дойл, «отвратительный запах самых мерзких испарений». Однако новости о катастрофе скрывались от общественности армейским цензором, братом-масоном лордом Стэнли, Великим мастером ложи Ланкашира. Он тоже совершенно точно присутствовал на собрании 23 апреля.
Ко времени второй встречи в январе 1901 года по поводу кончины королевы Виктории британская кампания в Южной Африке превратилась в ожесточенную борьбу с бурскими партизанами, которые взрывали железнодорожные пути и разрушали склады снабжения. Брат-масон лорд Китченер решил, что пришла пора действовать жестко, «варварскими методами», как впоследствии скажет лидер либеральной оппозиции. Были сожжены бурские фермы. Бурские женщины и дети — семьи солдат и военнопленных — сгонялись в концентрационные лагеря, якобы для того, чтобы их было легче прокормить. Примерно 25 тысяч заключенных, большинство из которых дети, умрут от голода и болезней в лагерях еще до окончания войны.
В Блумфонтейне находился самый большой концлагерь в Оранжевой республике. Туда с визитом приехала пацифистка и феминистка Эмили Хобхаус. Она обнаружила, что в каждой палатке было по десять или двенадцать человек, без матрасов, без мыла. Почти не было воды и нормальных туалетов. Ситуация ухудшалась по мере того, как прибывало все больше женщин и детей. Хобхаус возмущалась «грубым мужским невежеством, глупостью, беспомощностью и неразберихой». Так что слова британских масонов о том, что ложа восходящего светила приняла даже военнопленных буров, были не чем иным, как нелепой в своем лицемерии фантазией.