Доверие

Завтрак в компании этих двоих вышел странным. И немного забавным, наверное. Поскольку чай мне был принесён, то я не могла вывернуться из их общества, и вынуждена была сидеть и вновь присутствовать при их разговорах, анекдотах, обсуждении непонятных мне толком дел. Единственное, что я понимала — что деятельность их вне закона. Они договариваются с какими-то людьми о перевозках, о приёме товара, об оплатах и встречах; говоря о бизнесе и «компаньонах», мужчины смеялись над какими-то типами, называя их по именам, и понимая друг друга. Когда они произносили «товар», я никогда не могла знать, о чем идёт речь: о наркотиках, об оружии, о бананах, тонне морской рыбы, предназначающейся на экспорт или в здешние рестораны, или людях-рабах. Для Джиёна товаром было всё, что могло продаваться. Иногда казалось, что он и себя спокойно отнесёт туда же, только его сдерживала уж очень высокая оценка себя. Таких денег, чтобы купить его, пока ни у кого не нашлось. Я старалась украдкой глядеть на него, думая о рассказе Сынхёна. После предательства лучшего друга жизнь не может видеться в прежнем цвете. Сильно ли надломило это Джиёна? Был ли он жертвой и заслуживал ли оправдания хоть в чем-то? Ещё не ответив на этот вопрос для себя, я испытала к нему зарождающееся тепло. Мне было обидно за него. А как бы пережила я, если бы меня бросил близкий человек? Подруги у меня были, но не такие сродненные, как члены моей семьи. Если бы меня предал брат, или сестра, или мать с отцом, стала бы я смотреть на мир иначе? Разумеется, стала. Даже уповая на Бога и прощая за такие поступки, что мы можем сделать с появляющимся предубеждением и разочарованием? Если бы от меня отреклась мать ради чего-то, пусть даже ради другой сестры… Нет, это я бы поняла. Ситуации бывают разные. Какой же пример себе привести? Ну, допустим, брат сказал бы, что друзья ему дороже, чем семья, ушел бы от нас. Изменило бы это меня? Я бы пыталась вернуть брата, образумить. Всё равно бы его любила. А если бы это были хорошие друзья, и ему с ними интереснее, то в чем его было бы винить? Правильнее было бы пожелать счастья, а не вмешиваться. Другое дело, если бы это была плохая компания, которая его портила… Всё-таки важна полная картина, что и из-за чего происходит. Да, наверное, я бы простила брата и отпустила. Я бы не изменилась сама… Ложь. Разве не задумалась бы я после этого над тем, а не поступит ли так же однажды и второй брат? Именно в этом и была бы перемена. Я бы простила одного, но ценой того, что перестала бы верить другому. Вот что происходит с людьми. Кто-то делает им больно, и после этого они уже не позволяют этому повториться. А то и начинают делать больно сами. Вот о чем говорил Сынхён — приобретается опыт, либо тебя сожрут. Господи, кого я слушаю?! Разве справедливо судить по одному человеку об остальных. Нельзя, нельзя позволять в себе жить этому чувству всеобщего отвержения, презрения. Вот же, у Джиёна есть новые друзья. Неужели он с ними совсем иной, чем с тем, своим первым другом? — О чем задумалась, Даша? — вырвал меня Драгон из глубоких рассуждений. Я встрепенулась. — Да так, ни о чем… — Что ты её дергаешь? Может, она молилась. — предположил Сынхён и, морщась, допил то, что принес ему товарищ. — О спасении души? — улыбнулся Джиён. — Тогда за нас тоже попроси там у своего босса. — А ты веришь в существование посмертного наказания? — уточнила я. — Нет, но я верю в то, что я существо одушевленное, поэтому замолвленное словечко за меня в любой сфере лишним не будет, — он беззлобно засмеялся, переглянувшись с Сынхёном, удовлетворенно выдохнувшим после лечебного зелья. Похоже, что похмелье начало его отпускать. — А ты, стало быть, веришь в жизнь души после смерти? — Ну… да, — неуверенно подтвердила я, пытаясь понять, что конкретно он подразумевает под этим. — Все мы будем в раю или аду после смерти. Грешники попадут в ад, а праведники — в рай. — И что мы будем делать в раю? — сказал он так, будто у него был хоть единый шанс. — Грешить в своё удовольствие? — Нет, как же можно… — начала я, но была перебита Сынхёном: — Стрелять из ствола по дедкам, померевшим девственниками, насиловать невинных монашек и пить из алкогольных рек. Мне нравится. А в саду Эдемском растут маки? Или хотя бы конопля? — Да нет же, в раю нельзя так себя вести, — убежденно отчиталась я, и запоздало задумалась. А, правда, где взять свод правил поведения райского? — Это же всё грехи. За это должны выгнать в ад… — Погоди-погоди, — удивился Джиён. — То есть, по христианским стандартам, нужно всю жизнь лишать себя удовольствий, избегать наслаждений, поститься, блюсти целомудрие, чтобы попасть в место, где всё равно нельзя делать то, чего хочется? И там угодить в вечность аскетизма? — Ну… — вновь протянула я, теряясь. Что ответить-то? — Человек должен понять, что порочные удовольствия — они не истинные, это всё соблазны, изобретенные дьяволом, чтобы заманить нас в ад. Настоящее счастье — это непорочность, когда ты чист и не совершаешь плохих поступков. — Если это настоящее счастье, то почему дьявол соблазняет людей не им? — воззрился на меня Джиён. — Я не знаю, — вынуждена была сдаться я. Откуда мне было знать, почему человечество тянется к порокам, когда очевидно, как нужно жить правильно и в добре? — Мой отец, наверное, лучше бы объяснил, я не настолько сведуща… — Даша, мы же не в детском саду, давай не будем призывать на помощь родителей, — усмехнулся мужчина. — Ты взрослый человек, и если во что-то веришь, то должна понимать это сама, и обосновывать это. Иначе во что же ты веришь? Сама не знаешь во что? — Вера и разум — не одно и то же, — твердо заявила я. — Порой они противоречат друг другу. И это нормально. — Верую, ибо абсурдно. Тертуллиан, — произнес Сынхён, подняв палец вверх. В который раз удивляюсь, что эти преступные бандиты далеко неглупые и просвещенные личности. А Сынхён подтвердил моё давнее замечание, что глубокомысленные и философствующие люди склонны к наркомании. У меня в университете была пара ребят, которые баловались травкой, при этом учились одними из лучших, являлись творческими индивидуальностями (не постесняюсь их так громко назвать) и с ними всегда было о чем поговорить. — Достоверно, ибо нелепо, несомненно, ибо невозможно, — дорассказал он какую-то часть, которая была мне неведома до этого момента. — Хорошая отмазка, — посмотрел на нас Джиён. — Обозначить догматы, как полный бред и признать это законом, чтобы никто даже не начинал вдумываться. Отличная промывка мозга. С тем же успехом я могу верить в гладкопушистых жирнохудых мамонтозавров, и организовывать в их честь религиозную общину. Или всё-таки мы доживем до того времени, когда Толкина признают пророком бога Эру Илуватара[4]? — Неуместный пример, ведь это Толкин создатель своих персонажей, а не… — Даша, — остановил меня Джиён шепотом и наклонился вперед, заговорщически расплывшись. — Никакая здравая мысль в связи с этим не проскакивает в твоей светлой голове? — О чем ты? — я воспроизвела в мыслях то, на чем он меня прервал. Создатель своих персонажей, а не наоборот. Ах, вот куда он клонит! — Иисус не сочинял Бога, как и Моисеей, и Авраам до него. Бог посещал их. — А почему он сейчас никого не посещает? — прищурились темные глаза, по-змеиному блеснув. — Не знаю, откуда мне могут быть ведомы Божьи планы? — едва не начинала я злиться. Я должна хоть как-то убедить его в том, что вера нужна, что есть неприкосновенные и чистые вещи, нетронутые тленом, что надо думать о душе. — Может, потому что мир стал грязен и нет достойных людей? — А во времена Содома и Гоморры он утопал в святом изяществе? — захохотал Джиён и его поддержал Сынхён. Я раньше знала, что первым нервничать начинает тот, у кого нет доводов, и кто начинает сомневаться. Раньше со мной такого не бывало, но теперь оно подступало. Глава мафии немного успокоился. — А что, если Бог покинул Землю? — Он не может нас покинуть. Частица Бога в каждом из нас. — И что она собой представляет? Душу? — Возможно, — несмело пожала плечами я. — Что бы это ни было, оно в нас есть, оно есть любовь. — Бог един, бессмертен и вечен, я прав? — вдруг уточнил Джиён. Я коротко кивнула. — То есть, если в тебе его часть, то она не родилась одновременно с тобой? Она же часть вечного, — я не стала кивать, просто слушая. Его рассуждение было логичным, и именно тем противоречило вере. Она логике не поддавалась. — Значит, она не может и умереть, когда тебя не станет. Куда ей деваться? Вернуться к единому или перевоплотиться в другое тело? — меня поставили в тупик. Оба варианта никак не укладывались в христианскую концепцию, и это я понимала всем своим существом. — Молчишь? — Джиён улыбнулся шире. — Признавая первое, ты соглашаешься с тем, что никакой отдельной тебя после смерти нет, и нечему попасть в ад или в рай. Или, если уж на то пошло, часть Бога никак в ад не попадёт, а раз тебе оно присуще, то оно, что ты не делай, утянет тебя в твой рай автоматически. А если ты признаешь второе, то признаешь реинкарнацию и переселение, что отрицает христианство, я прав? — Меня обезоружили. Я никогда не запасалась артиллерией аргументов, не предполагая, что она когда-либо понадобится. Но вот миг настал, и я растоптана в своих попытках, неумелых и слабых. Я больше чувствовала, чем знала, но разве чувства словами донести? Джиёну было проще. Он умел хорошо говорить, а поскольку чувствовал явно мало, то его нельзя было и сбить с толку. Что я должна была сказать, что божественная сущность покидает нас, едва мы испустим последний вздох? Я кивнула. — Брось давить на Дашу, что ты к ней пристал? — поднялся Сынхён. — У нас ещё дела есть. Давай собираться. — Ладно, я увлекся, — поднялся следом за ним и товарищ, но на меня смотреть не перестал. — Сейчас быстро приму душ, и мы уедем на весь день. Тэян, скорее всего, приедет до нас. Поскольку ему должен будет кто-либо открыть, то я оставляю ключи от дома тебе, — сказал он мне. Я невольно округлила глаза. — В твоих руках будет свобода. Сможешь выйти, сбежать, добраться до посольства, если найдешь его. Но я, вопреки всем этим твоим возможностям, доверяю тебе свой дом, ключи от него, и надеюсь, что ты останешься здесь, и я найду тебя на месте, когда вернусь, — Джиён сделал шаг и победно подмигнул. — Верю в это, ибо абсурдно. Остаться добровольно там, откуда мечтаешь сбежать, когда имела все карты в руках, чтобы умчать подальше. Несомненно, ибо не возможно, так? — обернулся он к Сынхёну. Тот, не слушая, согласно помотал головой. Джиён вернул внимание ко мне. — Докажи же мне, Даша, что вера в абсурдное оправдывается. К своему ужасу, или стыду, я поняла, что сделаю именно так: останусь здесь, несмотря на то, что меня оставили без присмотра, и я могла бы уже вечером быть под прикрытием русских дипломатов и консулов. Что движило мною в этот момент? Проникновение личностью Джиёна, приезд вечером Тэяна или ожидание очередной встречи с Мино, которого я должна была вновь обаять жизнью? Я не могла сказать точно и сама. Сегодня огромный особняк в собственном распоряжении воспринялся немного лучше. Избавившись хоть и не от неприятного, но напрягающего присутствия двух мужчин, которые по отдельности были более выносимы, чем вместе, я расслабилась и принялась ходить по комнатам. Гахо и Джоли иногда присоединялись ко мне и бегали рядом, потом уносились прочь, и возвращались через некоторое время. У них в доме было место для собственного туалета, и за чистотой его, как я поняла, не брезговал присматривать и сам Джиён. Однако нынче тут была я, поэтому принялась убираться там, где находила непорядок. Комнаты владельца виллы я обнаружила открытыми. Нерешительно потоптавшись на пороге, я всё-таки вошла в них и огляделась. И компьютер, и ноутбук имелись. Включить их? А если я не разберусь, что там куда, ведь программы могут быть на пароле, как и доступ в интернет. Да и может не быть интернета. Заметит ли Джиён, что кто-то побывал в его личных апартаментах, и рассердит ли его это? Ведь он сам отдал мне всё во власть до возвращения. Я провела рукой по дизайнерской мебели, выполненной по заказу — сомневаться не приходилось. Обнаружила несколько ящиков с замочными скважинами. Потянула их — они были закрытыми. Что он в них хранит? Документы? Пистолеты? У таких, как он, наверняка есть сейф. Мне было неинтересно пытаться рыться в его вещах. Я всего лишь хотела бы выйти на связь с семьёй. Что они думают о моей пропаже? Что меня уже нет в живых? Нет, я знала свою маму, и отца. Пусть пройдёт ещё хоть пятьдесят лет, они будут ждать моего возвращения, молиться и надеяться на то, что я жива и в порядке. И всё, на самом деле, пока было так. Синяки от побоев сошли, кошмар той ночи почти забылся. Другие девушки, попадающие в такие же ситуации, как долго они продерживаются и спасаются ли? Разве то, что я до сих пор не изнасилована и не убита, не чудо? Разве можно после этого не верить в справедливость и силу молитв, которые читали за меня родители? Я подошла к ноутбуку и провела по нему пальцем. Открыть и включить? Постояв немного и подумав, я решила, что спрошу разрешения на подобное действие у Джиёна, когда он вернётся. Если человек привык к тому, что все всё делают за его спиной, если постоянно готов отражать неожиданные удары, то чем его можно удивить? Абсолютной честностью, совершенной предсказуемостью и тотальным отсутствием подлости. Услышав звонок, я сбежала на первый этаж, поскольку смотрела на втором телевизор, найдя знакомый американский фильм на одном из каналов. Китайского (или какого там? Тамильского?) дубляжа я не понимала, но зато знала суть сюжета, поэтому смотрела вроде как нечто доступное. Конечно, можно было бы смотреть телевизор на кухне или в зале на первом — электроники хватало повсюду, но мини-кинозал мне понравился, и я решила воспользоваться его благами. Ключ, которым я закрылась за Джиёном и Сынхёном, по-прежнему был в замке, а я всё ещё была по эту сторону двери. Чудеса? Абсурд. Это становилось основным обозначением моего присутствия и обитания здесь. За порогом, как и ожидалось, стоял Тэян. Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. — Привет, — первой поздоровалась я. — Проходи, Джиён, наверное, вот-вот приедет. — Он оставил тебя в одиночестве? — тихое изумление Тэяна читалось на его лице. — Да, мы пришли пока к договору, что я не сбегу, — договор был не озвученным, но я посчитала его подписанным. — А приступы попыток суицида тоже кончились? — я смущенно опустила глаза. Прямо сейчас, сей же миг, суньте мне яд, револьвер или бритву — я не наложу на себя руки, не смогу. Но окунись я опять в тот страх неизвестности и предвкушение мук, всё вернётся, кто знает? Однако в мире и покое дома Джиёна тот фрагмент с самоубийством меня смутил. А если бы не он, отнеслись бы ко мне так, как относились пока что? — С тобой всё в порядке? — как бы между делом спросил Тэян. Беспокоится обо мне? — Да, если ты о том, сделал ли со мной что Джиён, то он ничего не делает. Я просто живу тут, убираюсь, готовлю. — И всё? — на этот раз Тэян не стал скрывать ошеломленность. — Он не водил тебя ни к какому клиенту? — Нет, — покачала я головой. — И сам не воспользовался тобой? — подобное не представлялось моему бывшему (по совместительству вновь потенциальному) сутенеру. Когда он вёз меня сюда, то был уверен, что невинной меня уже не найдет, если вообще найдет когда-либо. И вот, я целая, невредимая, всё та же. — Даже не собирается, — подошел тот момент, который невольно должен был настать: Тэяну стало интересно, зачем же я здесь? Могу ли я сказать, что ради Мино? Имею ли я право разглашать планы Джиёна? Мне показалось, что нет. — Зачем же ты здесь? — так и спросил мужчина. — Уволилась горничная. А ведь удобнее, когда прислуживает кто-то, кто понимает твой язык. Я подошла по параметрам порядочности и знаний, — выкрутилась я. Или думала, что выкрутилась. — Ты не умеешь врать, Даша, — Тэян сел на край дивана в холле. — Всё, что ты назвала, так притянуто и глупо, что даже будь я тупее в два раза, и то бы понял, что замешано что-то ещё. В чем же дело? — Ни в чем, — не выдержала я и отвела взгляд. Мужчина с сочувствием криво улыбнулся. — Хорошо, я понял. Вы о чем-то договорились с Джиёном. Вернее, ты думаешь, что договорились, — он поднялся и подошёл ко мне, такое ощущение, что сначала желая взять меня за руку, но потом передумав. Я уже не чувствовала с его стороны такой сексуальной энергетики в свою сторону, какая была ещё два дня назад. Он нашёл себе другую фаворитку в притоне? Привезли ли туда ещё каких-то девушек? — Даша, я не должен этого говорить, но я скажу: никогда, ни в чем не доверяй Джиёну. Никогда. Не связывайся с ним. Не верь ему. Он играет с людьми. Развлекается. Он ничего не делает просто так. Если он что-то предлагает, значит, это несет ему какую-то выгоду, а если выгоды не несет, значит, в конце он поступит неожиданно и не так, как обещал. Значит, был тайный умысел. Ты поняла? — я посмотрела на Тэяна. Да, я думала так же, и фактически ненавидела Дракона, но за последние сутки… Люди не рождаются порочными, а становятся ими. Их можно и нужно исправлять. Я не могу отречься от своей цели: пробудить добро в нём. Я должна спасти его от зла, которое убедило Джиёна в том, что оно выигрывает. — Сынхён сказал… — О, этого типа вообще лучше не слушать! — развел руками Тэян, махнув после правой вверх, как бы выметая имя Сынхёна. — Я его уважаю, его многие уважают. Но, черт возьми, Даша, ты моргнуть не успеешь, как окажешься полной дурой. Фильтруй всё, что они скажут. Это мой последний тебе дружеский совет. — Как там Вика? — сменила я тему, не желая позволять себя отговаривать. Крепость моих убеждений всегда защищала меня. Если я решила, что покажу пример, к которому нужно стремиться, то я это сделаю. — Да ничего. Вчера обслуживала очередного клиента, — Тэян увидел отвращение и сожаление на моём лице и хмыкнул. — Пыталась немного возмутиться, но получила от меня слегка и успокоилась. Обвыкается. — Чудовище, — яростно прошипела я на русском. — Хватит там заговоры на своём невнятном талдычить, — попросил мужчина, и мы услышали, что подъехала машина. Джиён вернулся домой. Без Сынхёна. Это меня порадовало. С одной стороны, я понимала, что этот высокий, часто неадекватный брюнет умеет запутывать, но с другой, то, в каком он состоянии больший отрезок времени, разве позволяет плести интриги и хитроумные заговоры? Ох уж этот лукавый мир мужчин. Как в нем только умудриться выжить?

Единство

Тэян уехал достаточно быстро. При Джиёне он со мной не говорил, решил с ним какие-то свои дела и отчалил, скорее всего туда, где я была совсем недавно, и куда мне вновь светило вернуться, если я не выполню просьбы своего владельца. Почему Тэян считал, что тот обманет? Какой ему в этом смысл? Выгоды — никакой, забавы — тоже мало. Я крутила так и этак предупреждение, дарованное мне, но не могла найти ему обоснования и подтверждения. Чтобы не путаться под ногами и не выглядеть неприкаянной, я ушла на кухню готовить ужин, и за этим занятием рассуждать обо всем. Через несколько минут Джиён вошёл следом, не сказать, что инспектируя, но поглядывая, чем я занимаюсь.

— Ну, как тебе Сынхён? — спросил он и прошёл к столу, сев на угловой кожаный диванчик. — Сынхён? — не оборачиваясь повторила я. — В каком смысле? Внешне или по поведению? — Вообще, — я услышала доставаемую сигарету. Хотела попросить не дымить в доме, но вовремя остановилась. Это его дом. И даже я пока что принадлежу ему, хотя это и нарушает любое международное право о свободах человека. Но теория — это одно, а по факту в нашем мире цивилизация мало где шагнула дальше древности. Материально развиваемся, в отношениях же между собой стоим на месте. — Он странный, — работая ножом, пожала я плечами. — Я не понимаю, зачем он доводит себя до такого состояния? Он выглядит очень умным мужчиной, способным осознать вред наркотиков, однако употребляет их… — Это от скуки, — Джиён закурил и замолчал. Я повернулась и посмотрела на него. — Губить себя от скуки? Ничего себе развлечение! — Если ты не заметила, то все развлечения сводятся либо к тому, что губишь себя, либо к тому, что губишь других. — Неправда! Есть и другой вид развлечений: прогулки, книги, беседы с друзьями, спорт. Это никому не вредит! — Джиён устало посмотрел за окно, на горизонт. Он даже не хотел спорить. По нему было видно, что он просто не считает перечисленное мною весельем. Я поняла, какую разницу он делает между моим списком и их. — Ты хочешь сказать, что от этого не получают непосредственного физического удовольствия? — Ты уже начинаешь сама соображать, — улыбнулся он и вернул взгляд в кухню, и на меня, как на предмет её интерьера. — Да, есть сотни вещей, которыми можно занять себя, но нормальное расслабление, удовлетворение и наслаждение дают лишь секс, выпивка, травка. — Ты говоришь только о теле, а душа от этого ничего не получает. Душе нужен иной досуг. — А-а, — протянул Джиён. — Ты всё о ней, об этой невидимой субстанции, существование которой не доказано. — Как это — не доказано? А за счет чего же мы живем? — насупилась я. — Сердце, мозг, еда, воздух, вода. Мы биологические организмы, Даша. — Ты даже не хочешь попытаться поверить в её реальность! — А ты даже не пытаешься задуматься, чтобы аргументировать свою веру, — выдохнув клуб дыма, наркоторговец и рабовладелец продолжил: — Ты можешь обвинять несовершенство мира в своих и чужих бедах, но большинство виновато во всем само, из-за своей глупости и вот такой же безотчетной доверчивости. Приведем простой пример, не связанный с религией. Скольким женщинам на земле мужчины говорят, что их любят? Каждой второй. Большинство из них тут же верят этому и отдаются. А были ли какие-то доказательства любви? Что-то подтвержденное фактами? Допустим, в течение какого-то времени тратимые деньги, ухаживания, преданность, помощь. Нет. Более того, этот объяснившийся может начать бить эту бабенку, пить и не слушать никаких её просьб, брать у неё деньги, изменять ей. Но потом он снова говорит «я же люблю тебя!», и всё, баба поплыла и простила. Вот она, сила неаргументированной веры. Ты опять скажешь, что чувство не должно никак быть связанно с материальным? Что физически человек может вести себя, как тварь, не тратиться и не делать подарков, но любить? Что это, как не дебилизм, Даша, скажи мне? Религия — это ответвление политики, а вся политика направлена на манипуляцию массами, а кем удобно манипулировать, как не наивными простачками, которых убедили в том, что ничего — вообще ничего — не нуждается в уликах и доказательствах. Такие как ты отпускали бы на свободу серийных убийц, если бы они говорили «простите, я обещаю так больше не делать». Голову, Даша, включи голову. Сначала покажется тяжело, но потом привыкнешь и обнаружишь, что жизнь становится легче, потому что не вляпываешься в конкретную задницу со своим наивняком. Я немного поникла от его отповеди. С чем-то я ещё хотела поспорить, но его пример с наивными женщинами, которые и меня саму иногда поражали, попал в точку. У нас в деревне было несколько таких семей, где мужья десятилетиями пили и били жен, гоняли их, пропивали деньги, не работали, а потом приходили со словами «прости» и «люблю» и их принимали, и всем соседям рассказывалось, что они же любят друг друга. Неужели Джиён прав, и дело тут не в умении прощать, а в слепой вере? — Но ты сравниваешь веру в Бога с верой обычным мужчинам, — сделала я поправку, не сдаваясь. — А ваш Бог — разве не мужчина? — он затушил бычок в пепельнице, не став его плющить, а просто потыкав и положив. — Нет, наш Бог не имеет половой принадлежности… — Иисус не был мужчиной? — удивленно и с насмешкой приподнял бровь Джиён. — Он-то был, но Бог-отец и Святой Дух… — Стоп, у вас три бога? — Нет же, один. Просто… ну, они составляют единство: Бог-сын, Бог-отец и Святой Дух. — А-а… это как в индуизме? Брахма, Вишну и Шива: бог-создатель, бог-хранитель и бог-разрушитель? — Да нет! У нас это один Бог, отвечающий за всё. — Ты сказала Бог-сын и Бог-отец — это явно мужики. А Святой дух — это что? — Бог-отец — это образно, как создатель, это не значит, что он мужчина… — Однако его называют именно отец? По-моему достаточно прямолинейно. Так что с Духом? Он из себя что являет? — Ну… это то самое, что во всем, что присутствует везде… Святой дух — это каждая частица мира. — А Бога-отца и Бога-сына нигде нет? — я почти въявь ощутила, как зашевелились мои извилины. Я должна найти обоснования и ответить на все вопросы! Но почему мне самой так трудно это даётся? — Есть. Вот тело Христово мы получаем на причастии, таким образом мы с ним соединяемся как бы… — Вы жрёте хлеб, но считаете это классным, потому что представляете, что жрёте типа, который умер два тысячелетия назад, — Джиён поднялся, поморщившись. — Меня сейчас своротит от этих боголюбов. Я извращенец, но до такой шизофазии мне далеко. Позови, когда ужин будет готов, — и он быстро вышел, не дав мне ничего ему противопоставить. С одной стороны я понимала, что Иисус — не человек, но жил-то он, как человек, значит тело его — человеческое, ведь он соединял в себе мирскую и божественную сущности. Что же мы, в самом деле, едим на причастии себе подобного? Да и я всегда задавалась вопросом, как это хлеб превращается во что-то другое? Я же четко вижу, что он остаётся сам собой. И эта загадка о том, что Бог-отец и Бог-сын — одно и то же. Как что-то может само себя породить? Нет, Бог всё может, для этого и нужно всего лишь верить… а Джиён хочет, чтобы я это как-то представила и объяснила. Нет, я не могу, я не знаю! Я сама не понимаю половины из того, что составляет собой христианскую религию, но раньше мне было спокойно с этим, я не задумывалась. За ужином мы с ним почти не говорили. Он быстро поел и ушел к себе. Я прибралась на кухне и тоже отправилась в выделенную мне комнату. Моё сознание разбухало от желания доказать что-то Джиёну, привести какую-то стопроцентную аргументацию, но ничего не находилось, мне нечего было ему сказать. Приводить в пример чудеса многовековой давности? Он раздавит меня тем, что я сама этого не видела. Как вообще заставить кого-то во что-то поверить, если он не верит ни во что? Даже время не властно, если друг детства, с которым он дружил десять лет, променял его на девушку, с которой только-только познакомился. Я могу пробыть с Джиёном и десять, и двадцать лет — чего совсем не хотелось бы, конечно — ведя себя нравственно и прилично, но и это тоже не вернёт в нем веру в людей. Неужели пытаться исправить его бессмысленно? Утром приехал Мино. Стоило мне его увидеть, как внутри что-то защекотало, и по коже пошел приятный в сингапурской жаре холодок. Руки были в карманах отутюженных брюк, сверху белоснежная рубашка, но уже другая, у той были не такие пуговицы (я это запомнила?!). Он прошёл рядом со мной, возвышаясь и благоухая, и я едва не пошла следом, после приветствия продолжая спрашивать всякую банальность, вроде «как дела?». К счастью, с нами был Джиён, и он послал меня принести кофе и перекусить. Я внеслась на кухню и вцепилась в турку. Да что со мной? Почему мне так приятно смотреть на Мино, ощущать его присутствие? Это ненормально, я должна избавиться от слишком уж яростной симпатии к нему. Я всего лишь должна надоумить его, что не все девушки проститутки, и любовь существует, и вообще всё замечательно. Я подвинула стеклянную дверь и вошла с подносом на террасу. Джиён поглядел на меня, указав рукой вслед за взглядом. Понимая, что стала центром внимания, я переборола смущение и дошла до столика. — Тут выяснилось, что вы не купили Даше приличного платья, — он посмотрел на Мино. — Как же можно даме без платья? — тот послушно опустил лицо. Неужели он никогда с ним не пререкается? Кто-нибудь, кроме Сынхёна, смеет вообще с ним пререкаться? — Я думаю, что рано или поздно она может посетить какую-нибудь вечеринку, а там надо быть подобающе одетой. — Я не люблю вечеринки… — Джиён остановил мою речь драконьим взором. — Езжайте, купите выходной наряд, — он опять полез в карман за деньгами. — Ты будто не знаешь, как я ненавижу этот проклятый шопинг, — сдержано улыбнулся Мино и посмотрел на меня. — К счастью, с Дашей по магазинам ходить куда проще, чем с другими. — Да и нужно-то всего лишь одно платьишко, — шлепнул небольшую пачку денег мужчина об стол. — И в салон её свози. Пилинг-шмилинг, маникюр-педикюр. — Я не… — Джиён опять бросил на меня такой взгляд, что говорить после него казалось неуместным. — Ты точно завел в её лице только горничную? — поехала одна бровь Мино. Всё, я забыла, что хотела сказать. Я уставилась на его глаза и брови, едва успев выставить на столик принесенное. — По-моему, ты приводишь её в надлежащий вид для чего-то иного. — И надлежащий, и подлежащий, — посмеялся Джиён. — Ну а что? Почему бы в моём доме всему не выглядеть идеально? Я очень люблю ухоженных людей. — Всё-таки, если соберешься сменить обязанности Даши, предупреди её… — покосился на меня Мино. Он заботился обо мне? Иногда мерещилось, что ему меня жалко. — Да успокойтесь, ничего интимного мне от неё не надо. У меня вообще вечером свидание. — О-о, кто эта несчастная? — с иронией полюбопытствовал парень. — Что сразу несчастная? — Джиён обратился ко мне: — Не слушай, я вовсе никому не причиняю зла, и ни над кем не издеваюсь. Просто не склонен заводить серьёзные отношения. И почему-то девушки на это обижаются, — засмеялся он и, затихнув, попробовал кофе. — Недоварен. Я-то понимала, что в планах Джиёна было оставлять нас с Мино вместе, как можно дольше, как можно чаще, но я не могла рассказать об этом молодому человеку, поэтому он продолжал думать что угодно нехорошее по поводу трат на меня главы мафии. На этот раз он изначально воспринял более вдохновлено прокат по магазинам, уже зная, как быстро я определяюсь с чем-либо, но поскольку я ничего не понимала в моде и красоте с точки зрения мужчин, то полностью доверилась в выборе Мино. Сказав, что полагаюсь на его вкус, я дала ему свободу действий. Он привёз меня в небольшой салон-бутик, занимавший два зала на первом этаже невысокого здания. Это не было супермаркетом. — Если что, тут моментально подшивают по размеру, — пояснил Мино и проводил меня внутрь. Продавец-консультант явно видела его не в первый раз. Сколько же времени он проводил здесь со своей бывшей, что его заучили? И как часто она трясла его на покупки, если он знал все торговые точки Сингапура, как топ-менеджер всех отраслей? — Ну, веди, показывай, что ты считаешь для меня подходящим. — Когда он подвёл меня к вешалкам с полупрозрачными, короткими, обтягивающими (или всё вместе) красными и черными платьями, то я почему-то не удивилась, уже ожидая, что результат будет примерно таким. — Ты считаешь, что я буду в этом смотреться? — Это сексуально. Примерь, — коротко оповестил он. — А что, если попробовать другие цвета? — Лично мне не нравилась эта вульгарность ещё на уровне оттенков. Я не говорила даже о моделях. Мино нехотя посмотрел в сторону со светлыми нарядами. — Сиреневый или кремовый? — Как-то это… пресно, — парень отступил и поглядел на крайнее же платье с пышным низом до колен. — Они какие-то детские. Мы же вроде женственное что-то ищем. — Мино! — не выдержала я. — Женственность не обозначает пошлость и призыв к спариванию, — я указала на то, что он предлагал мне. — Женственность — это скромность и загадочность. Ну, где ты видишь загадочность вот тут хотя бы? — вытащила я вешалку с какой-то русалочьей сеткой, где открывалось больше, чем пряталось. — Разврат! — Ты спросила моё мнение — я тебе сказал, если не хочешь, возьмём другое, — а он категорически не хочет вступать в баталии, да? Я потрясла головой. — Дело не в этом. Почему тебя самого тянет на подобное? Заведомо же ясно, что ни одна хорошая девушка в такое не оденется. Почему принц выбрал Золушку? Она явилась на бал в светлом платье, вся такая воздушная и невинная, среди толпы размалеванных и расфуфыренных претенденток в принцессы. А лучшая была скромна. — Что я тебе могу на это сказать? — пожал плечами Мино, сунув руки в карманы. — Я не сказочный принц, — словно издеваясь над его словами, за его спиной проплыли два приземистых мужчины, видимо, ищущие, чем порадовать жен или девушек. Их возраст около тридцати позволял предположить что угодно. Типичные юго-восточные азиаты, коренастые, с желто-коричневыми лицами и грубыми плоскими чертами на них, одетые в цветные футболки и легкие серо-зеленые штаны. И на их фоне стоял он, статный, стройный, утонченный, в черно-белом. Он не сказочный принц? Если не он, то кто тогда вообще? — Давай попытаемся найти что-то, что понравится нам обоим? — О, ты умеешь находить компромиссы? — улыбнулся Мино. — В тебе открывается всё больше редких женских качеств. Обычно они считают, что есть два вкуса — изысканный, и не их. — Я не считаю свой вкус изысканным. У меня всего лишь своё представление о женственности. — И мы углубились в ряды одежды, каждый пытаясь найти что-то, что виделось ему приемлемым со всех сторон. Около часа мы выясняли, что сочетать скромность, сексуальность, красоту и непорочность фактически невозможно. Показывая друг другу то это, то другое, мы отсекли больше тридцати штук разнообразных платьев, которые давно бы удовлетворили даже самых капризных, но мы с Мино никак не могли найти то, что единогласно было бы принято нами. В финал вышли двое: обтягивающее, длинное и полупрозрачное светло-серебристое, почти белое, и закрытое сверху, с длинными рукавами, высоким горлом, но короткое красное. Мы взяли их и встали рядом, переводя взгляды с одного на другое. Я померила оба. Мино уверял, что сидят они на мне одинаково восхитительно. — И что будем делать? Я не могу выбрать. — Я тоже. Камень, ножницы, бумага? Или берем всё. — Но тебе хоть на чуть-чуть какое-то больше импонирует? — Чисто прагматически — в длинном неудобно ходить, — заметил парень. — Если смотреть на удобства, то в коротком и подавно неуютно. Чуть нагнулась — всё видно. — С практической точки зрения, — посмотрел на него, на красное Мино. — Теперь вот это мне нравится больше. При условии, что в нем обязательно будут нагибаться. — Ну тебя! — вроде бы и улыбалась, и хмурилась я. — Не пойду ни на какие вечеринки. Что ещё Джиён придумал? — Ладно, берем оба. — Нет, светлое! — Ну, Даша! — потряс коротким платьем Мино. — И это возьми. — Что тебе толку, если ты не собираешься со мной ни на какую вечеринку? Светлое. — Я эстет. У тебя красивые ноги, их должно открывать это платье. В любом клубе все засмотрятся, поверь мне. — Зная, что Джиёну, в самом деле, в голову может взбрести что угодно, или они спонтанно с Сынхёном потащат меня куда-нибудь опять, я решила расхрабриться и обеспечить себя более надежным тылом. — А ты присоединишься ко мне, если я куда-то пойду? — Я? — задумался Мино, сменив игривый тон на более серьёзный. — Я не люблю тусовки и пьяные толпы. — Я тоже! Но, пожалуйста, если Джиёну захочется отправить меня куда-нибудь, не знаю, ради чего, ты составишь компанию? Мне было бы спокойнее в твоём обществе. — Если он позовет и это не будет противоречить его планам, — исполнительно сказал Мино, напомнив о том, что прежде всего он человек Дракона, и анархии в их рядах нет. — Мы же не можем с тобой созвониться, правда? — погрустнев, я кивнула, видя, что молодой человек расплачивается за две покупки. Мы не можем даже созвониться, и все общение проходит с участием, посредственным или непосредственным, Джиёна. — Поехали в салон красоты, — вывел меня из мыслей Мино, и мы отправились по следующим делам. Со мной не делали ничего сверхъестественного, просто привели в порядок. Подстригли кончики волос, уложили их, смазав какими-то лосьонами и спрыснув спреем, накрасили ногти на руках и ногах, повели на эпиляцию. Когда китаянка попыталась сделать мне эпиляцию совершенно везде, я начала сопротивляться, но в результате меня уговорили. В конце концов, после шока, испытанного из-за Теяна, я уже не так пугалась вторжений в столь интимную область, тем более, это была женщина. Вытерпев все процедуры, я выскочила к заскучавшему, но терпеливо ожидавшему меня Мино, ковырявшемуся в телефоне. — А Джиён сказал, во сколько мы должны вернуться? — парень покачал головой. — Тогда, можно тебя попросить? Если у тебя никаких дел нет, дай мне пройтись где-нибудь? Я безумно хочу прогуляться. — В общем-то, у меня достаточно свободный график, и я могу покатать тебя ещё около часа, — он посмотрел на время. — Что насчет набережной? — О, превосходно! Хотя из дома Джиёна вид открывается на бескрайние водные просторы, походить вдоль океана я не откажусь. — Это Сингапурский пролив. — Буду знать, наконец-то, — приняла я к сведению. Мино остановился возле машины и посмотрел на меня. — Ты первый человек, который не говорит «не умничай» или «ты зануда». — Странно… неужели не интересно узнавать новое? Ты столько всего знаешь об этих местах, а я не знаю этого. Почему бы не слушать и не запоминать? — Не так много людей ценит ненужную информацию, — мы уселись и тронулись. И как только Мино обитает в этом преступном мире? Он из хорошей и интеллигентной семьи — это очевидно. У него самого совсем иные понятия о жизни, и всё-таки он работает на Джиёна. Мы быстро долетели до побережья, вдоль которого был асфальтированный настил для пешеходов, которых было не так уж и много. От него вперед выдавались пристани и причалы, некоторые деревянные, напоминающие европейские гавани. Темнеющая вода была не очень спокойной, и дул ветер, пенящий её. Погода не совсем располагала к прогулке, но я так засиделась, что не могла не воспользоваться моментом. Небо стягивали облака, так что вскоре мог начаться дождь. Я вышла из машины и подставила лицо ветру, содержащему мельчайшие брызги, и оттого влажному. Он тотчас испортил наведенную мне парикмахером прическу, но мне было всё равно. Обманное ощущение свободы хоть ненадолго — это волшебно! Не глядя на холод, поскольку уехала из особняка в одной футболке, ведь утро было ярко-солнечным, я пошагала вперед. Ёжась, я шла не спеша, осматриваясь, зная, что сзади идёт Мино. В чем-то и мы с ним были совершенно разными, но общий язык находился легко. Он нравился мне не только внешне, но всё больше внутренне. Хотя не должен был нравиться именно так — как мужчина. Меня настигли на плечах его руки и я, вздрогнув, посмотрела, как он вешает мне на них свой пиджак, прихваченный из авто. — Холодает, накинь, — отпустил он его и поравнялся со мной, идя сбоку. — Спасибо… а ты? — ветер трепал на спине его рубашку, а спереди она, как всегда, сделалась в обтяжку. — Я более одет, чем ты, — хмыкнул он, посмотрев на мои ноги в шортах и сланцах, и свои в брюках и ботинках. — Наверное, долго погулять не получится, — я видела вдали несколько кафешек, в которых вынесенные наружу столики под зонтиками позволяли есть у самого пляжа, пустовавшего из-за резко ставших скверными погодных условий. — В хорошую пору, при ясности и бризе, наверное, вон там обедать одно удовольствие. — Если хочешь, я в следующий раз попрошу Джиёна отпустить тебя именно на прогулку. Мы приедем сюда и перекусим, — мои глаза засветились счастьем, и радостью и я с благодарностью пожала Мино руку. — Ты не представляешь, как я хотела бы этого! — видя приближение туч, мы остановились, чтобы не уходить далеко от машины. Мои пшеничные прядки разметались во все стороны, и приходилось их ловить и опускать, чтобы не лезли в лицо. При этом левая ладонь придерживала пиджак. Парень оперся на парапет, сунув руки в карманы, после того, как я отпустила одну из них. — Я не знаю, как он на это отреагирует… Я вообще, честно признаться, не совсем понимаю, что ему от тебя нужно. Все эти поблажки и исключения… он поселил тебя в своём доме! Даша, я не думаю, что он остановится на требованиях, как к горничной. Для себя или кого-то ещё, но он готовит тебя для чего-то. Поэтому вряд ли ему понравится, если мы с тобой станем слишком уж дружить. — Для тебя! Он привез меня для тебя! Не полностью, конечно, а как микстуру для душевного равновесия. Но не могла же я сказать об этом? Что-то отдаленное тюкнуло меня в висок по поводу того, что не верящий в душу Джиён вдруг озаботился чьим-то внутренним миром, но это неуловимое наваждение пропало в тот же миг. Мино, неужели ты будешь сторониться меня, думая, что у меня какая-то секретная миссия? — Дружба ещё никому ни в чем не мешала, — сказала я и вспомнила историю Джиёна. — А ты знал, что у Джиёна раньше был другой лучший друг? До Сынхёна. — До Сынхёна? У него до сих пор есть давний друг, один крупный финансист. Но, по-моему, он с ними знаком примерно одинаковое количество времени. — Нет, то было ещё до его двадцати лет… — О такой давности мне ничего неизвестно, — сказал, подумав недолго Мино. Посмотрев на меня, он оттолкнулся от парапета и выпрямился. — Пойдём обратно? Когда ты скукоживаешься на ветру, мне хочется тебя приобнять и согреть. А я не уверен, что люди Джиёна не следят везде, за всем и всюду. — Посмотревшая на Мино, я не сразу сообразила, что надо идти обратно, за ним. Когда он сказал, что ему хочется меня приобнять, во мне что-то дернулось. Я сначала испытала радость, а уже потом пришло осознание, что не могу допустить этого, ведь у меня есть жених! Где-то далеко, где-то в России, оставшейся неизвестно где, в каком пространстве и времени. Я бесконечно давно здесь, и мне даже показалось, что я стала думать некоторые фразы на корейском чаще, чем на русском. Утерять свой язык — это было бы первым шагом к тому, чтобы забыть родину. Я не сделаю этого. Я не собираюсь ничего забывать, даже если мне пока тут комфортно и сносно. Засеменив за Мино, я ругала себя за то, что поддаюсь иллюзорному очарованию пребывания в Сингапуре, которое вдруг, после борделя, стало таким милым и спокойным. Но ещё больше я себя ругала за то, что стала сравнивать Мино и своего жениха, который никогда не говорил, что хочет обнять меня, и никогда не обнимал. Мы целовались — да, ходили за ручку и собирались пожениться. Никаких больших контактов до венчания нам не нужно было, не тянуло ни меня, ни его. И вот, когда Мино сказал, всерьёз или в шутку, по доброте или симпатии, что хочет меня приобнять, а я поняла, что это непозволительно, я почувствовала, что хочу, чтобы он это сделал. О боже.

Шах абсурдом

Я перестала замечать, как обживаюсь в уединенном, отдалившемся ото всех особняке Джиёна. С каждым днём в его стенах, где-то бетонных, где-то стеклянных, а где-то гипсокартонных, мне было всё привычнее, и просыпаясь я не обращала внимание, что это не моя постель, не моя комната, не мой дом. Первоначальная осознанная радость, что я пробуждаюсь не в борделе, укоренилась в подсознании и держала меня в тонусе, благодаря которому настроение чаще было приподнятым. Я живу по-человечески, мне не грозит ежевечерне оказаться принужденной к каким-то отвратительным вещам. Хотя кошмарная перспектива ещё маячила на горизонте, я понимала, что всё зависит от меня и моих успехов. А что должно было сообщить о том, что они есть? Как Джиён решит, что я достигла результата? Интересны были его оценочные характеристики, и в один из вечеров я спросила, по каким признакам он определит, выполнила я свою миссию или нет? Мужчина улыбнулся моей любознательности и, приостановив трапезу (в основном мы только за едой с ним и встречались, и если задерживались чуть дольше, всё выливалось в религиозно-этические споры, в которых, вынуждена признать, я проигрывала), сказал, что Мино не сумеет скрыть, если вдруг его прежнее отношение к женщинам изменится. Стоило ли рассказывать Джиёну о том, как мы общаемся с Мино, что он говорит мне и какие делает замечания? Я не стала. Если Дракон уверен, что заметит сам — пусть замечает, ну, а если не заметит — тогда я укажу на факты. Мне обещали два-три месяца срока. Большая часть времени ещё была впереди. Гости в особняке всегда были одни и те же: Сынхён, Мино, Тэян. Последнему со мной остаться наедине пока больше не довелось. С Сынхёном Джиён приезжал ещё пару раз; первый на несколько минут, а во второй они посидели в гостиной на втором этаже, а потом, когда уже стемнело, погрузившись на яхту, отплыли в неведомом мне направлении. Вернулся Джиён лишь к обеду следующего дня, на машине. С Мино всё обстояло куда сложнее. Внутри меня сложнее, внешне-то всё было просто. Он приезжал в среднем каждый третий день выдать какой-то отчет с утра своему боссу, я приносила им кофе (один из которых стандартно не удовлетворял дегустатора), потом Джиён отправлял нас в магазин за продуктами. Сам он со мной никуда не ездил, да и было ли ему когда? Признаться, дома он бывал вроде бы регулярно, но как-то помалу, не часто, наездами, приходя и уходя иногда по четыре-пять раз на дню, а иногда не возвращаясь ни разу и даже не ночуя. Хотя чаще он всё же ночевал здесь, чем где-нибудь ещё. Я занималась уборкой (главным образом за собаками), готовкой и ничего не деланием. Мне кажется, Джиён мог бы найти для меня какое-нибудь занятие, раз уж с проституцией пока определились, что она откладывается, но почему-то не делал этого, а скука изводила почти так же, как напряжение и опасность, гложила и приводила к забиванию себе головы таким разнообразием идей, какие никогда раньше бы туда не залезли. От этой зеленой тоски и одиночества я уже готова была вот-вот согласиться на какую-нибудь вечеринку, если Джиён и Сынхён позовут. На контрасте с этим тянущимся неприкаянным временем, каждое появление Мино расцвечивалось в стократном размере золотым, розовым, синим, желтым и всеми яркими красками. После того, как я просиживала сутки без возможности поговорить хоть с кем-нибудь, парень виделся спасителем, образцом харизмы, красоты и ума. Нет, он и без этого был прекрасен, и всего в нем хватало для бурной симпатии, но каково же было ощущение на сравнении! На сравнении и с Джиёном становилось говорить всё приятнее. Сначала мне думалось, что он пытается навязать мне свою точку зрения, убеждает меня в чем-то и ему нужна моя перемена, но потом я пригляделась. Он никогда не заводил споров всерьёз, хотя всё, что озвучивал — непосредственно проповедовал. Что именно? Отсутствие каких-либо твердых убеждений. На самом деле, судя по всему, Джиёну было всё равно, каких позиций я придерживаюсь, кому молюсь и с какой целью. Иногда он точно так же, как я и Сынхён, дошедший до наркотиков, скучал, а это толкало к диспутам, выходившим порой забавными. Я пыталась тоже переставать выходить из себя (хотя я и не показывала того, что меня злит что-то, в душе-то я негодовала от святотатств и безбожничества), перенимать терпение и хладнокровие Дракона, с которым он мог толковать совершенно обо всем, от сортирных тем до возвышенных. В его мировоззрении все они были на одном уровне, и беспорядочный секс мог оправдываться так же, как монастырский аскетизм — субъективным мнением. Он отрицал какую-либо истинность и объективность, и, отталкиваясь от этого, был абсолютнейшим конъюнктурщиком. Его процветание наглядно демонстрировало, что придерживаться такой философии жизни полезно для материального обогащения, но я чувствовала, что этого недостаточно. Разве был он счастлив? Я силилась понять это. Джиён выглядел всегда и во всем уверенным, удовлетворенным и довольным. Как же я могла пытаться его перевоспитать или образумить, если у него, думающего таким образом, было всё, чего он мог желать? Убедить его, что хуже — было бы лучше? Я стала запутываться в логике и без его помощи. А если допустить, что все-все люди на Земле были бы такими же, как и он? Планета бы погибла. Ведь его возвышение происходит именно из-за того, что другие — не такие. Выходит, он паразитирует на обществе? Да, так оно и есть. Но назвать его паразитом ему в лицо я не решилась. — Джиён, а ведь ты хорошо живешь благодаря тому, что кто-то просто не умеет устраивать свою жизнь и живёт плохо, — попыталась тонко я упрекнуть его после одного из ужинов, пока он не ушёл. Я была уверена, что начнётся очередная мирная перепалка. Мужчина провел языком где-то по задним зубам, избавляясь от остатков пищи, и кивнул. — Да, пожалуй, — согласился он. Вот так обескураживать он тоже умел постоянно. Все обвинения и попытки пробудить совесть или стыд он брал в свои руки, опускал в копилку личных достижений и ждал, дадут ли ещё. — А если бы все были такими, как ты? Ну, представь… — Выжили бы сильнейшие. Естественный отбор — слышала о таком? — Слышала, — пробормотала я под нос, вновь порезавшись об острословие мужчины, всегда находящего, что ввернуть. — Но выжил бы всего один. Ты же станешь убивать всех, пока не залезешь на самую вершину. Разве нет? — Ты считаешь, что я не умею признавать власть над собой? — Джиён откинулся на спинку и извиняющимся жестом развел руками. — Огорчу, но я ценитель мудрости, опыта и силы, поэтому такие как я образовали бы куда более организованное иерархичное общество, где царил бы порядок. — Я думала, что ты любишь нарушать законы. — Люблю. Но нужно знать, где нарушать, когда и что. Будучи никем не качают права. Никто имеет только обязанности. Добейся чего-то, докажи, что ты из иной весовой категории, не той, где ковыряется всякая шелуха, тогда выделывайся. Даша, я умею стелиться, прислуживать, выполнять черную работу и исполнять грязные дела. Я всё это делал, поэтому я здесь. Теперь я этого не делаю, и не нашлось ещё того, кто заставил бы вернуться к началу. Но сбросить меня всегда можно. Только обычно с таких высот рассыпаются сразу вдребезги. Проще говоря, если на карьерной лестнице бюрократа подрежут или понизят, то бандита ликвидируют — убьют. Тут другие правила. Ты же не станешь играть в карты по правилам футбола, так? Всему своё место. Я занимаюсь этим, и веду себя соответственно. Ты невольно попала в этот мир, и тоже должна соответствовать. — Я попала не невольно, а по твоей воле, — поправила его я. Джиён опять улыбнулся. — Я не искал конкретно тебя. Мне всё равно было, ты или другая. Но под руку подвернулась ты. Не лети ты тем рейсом в тот час, всё сложилось бы иначе. Я ли ответственен за твою судьбу? Нет, случай, а он сложился из двух решений — твоего и моего. — Хочешь убедить меня в том, что я в Сингапуре по своей вине? — постаралась я не принимать его слова близко к сердцу, но не смогла. — Я мог бы поставить шах, задав встречный вопрос по поводу того, а как ты сама думаешь? Но я не стану. Я лишь скажу, что не отрицаю своей вины ни в чем: убийства, наркотики, контрабанда, нелегальные грузы, похищения — да, я всё это делаю, это всё, как бы ты сказала, на моей совести. Но есть ли у меня совесть? Я думаю, что нет, потому что никаких угрызений не ощущаю. Я знаю, ради чего я всё это делаю — ради себя, потому что я люблю себя, а большинство людей вокруг и чуть подальше — не люблю. Поэтому смело признаю и подтверждаю — да, ты здесь по моей вине, и другие тоже, и человек десять, двадцать, тридцать… сто или тысячи? Не знаю, не могу знать. Гибнут по моей вине. Плохо ли мне от этого? Нет. Понесу ли я за это наказание? Сказать честно? Думаю, что нет. В крайнем случае, меня пристрелят наёмники конкурентов, и моя жизнь оборвется в один момент. Справедливая ли это будет расплата за мучения многих? По-твоему, нет. И ты будешь убеждать себя, что уж на том-то свете я сполна поджарюсь на сковородках. На том свете, — повторил Джиён и хохотнул, намекая мне о наших вечных идеологических разногласиях. — И неважно, Даша, совершенно неважно, к чему мы придём в своих лабиринтах фраз при жизни, к тому, что меня покарают после смерти, или нет. То, что случится после смерти в действительности неизвестно никому. Никогда не было известно, и никогда известным не станет. Медиумов, экстрасенсов, пророков и мессий, несущих истины и глаголющих откровения отделяет от умалишенных, психов, фантазеров, мошенников и обманщиков всего одно. Знаешь что? — я нетерпеливо мотнула головой, поймав себя на том, что слушаю Джиёна ещё более увлечено, чем проповеди собственного отца когда-то. — Наша вера, Даша, — сказал он. — Потому что мы одинаково люди, и можем одинаково ошибаться. Я могу сбиться с добропорядочного (в твоём понимании) пути и отвергнуть веру, а ты, сама того не замечая, можешь стать жертвой жулика, уверяющего, что он божий посланник. И кто же будет в дураках? — он поднялся и, как-то без надменности и победного блеска, а с легкой тоской, ухмыляясь, вышел из кухни. Я подтянула к себе его тарелку, начав собирать посуду со стола и решила, что лучше бы он вернул мне вопрос и поставил мне только шах, а не шах и мат, которыми обернулся его продолжившийся монолог. Мино привёз мне записку от Вики, что внесло разнообразие в моё существование. У меня где-то неподалеку была знакомая, землячка, говорящая со мной на одном языке! На нем она и написала мне весточку, которую я жадно читала, попросив Мино дождаться, когда я напишу ответ, и отвезти ей. Виктория писала, что с ней всё в порядке, что будни ничем не изменились, и подробности о клиентах она обсуждать не хочет. Всё у них по-прежнему там, с одной из девиц она чуть не подралась из-за какой-то ерунды — они поругались на невнятном английском — ни то не так поняв одна другую, ни то случайно задев. Вика описывала всё как-то скомкано, не потому, что не хотела рассказывать, а потому что не всякий обладает способностью дельно изложить что-либо на бумаге. Но я изъяла основную мысль — Сынри больше не посещал её. Он приезжал всего раз с тех пор, как их покинула я, и навестил другую девушку. Моя подруга была в глобальном огорчении, которое правильнее было бы назвать депрессией. Она просила меня посоветовать что-нибудь, написать ей какие-нибудь слова на корейском или поспособствовать налаживанию их отношений, если я смогу. Под конец она спрашивала, где же я, как же я, и что вообще со мной сотворили? Бедная Вика, ей куда тяжелее, чем мне. Отнеся кофе Джиёну и Мино, я помчалась в комнату наверху, рядом со спальней хозяина. Там я видела ручку и блокнот. Вырвав пару листов, я спустилась вниз и уселась в холле, начав писать ответное послание именно тут, чтобы не пропустить, когда Мино станет уезжать. Мне не хотелось травить Вике душу тем, что у меня условия куда лучше, чем у неё, я бы даже сказала сказочнее, поэтому не стала расписывать о себе много, ограничилась заверениями, что всё хорошо, я здорова, сыта, цела. О невредимости уточнять не стала — пусть лучше думает, что я тоже чем-то тем же самым занимаюсь, ей так будет легче. А мне что? Уж не до репутации, да и с кем бы в борделе Вике меня обсуждать? Я постаралась дать как можно больше корейских слов в письме с разжёвыванием по произношению, проставленными акцентами и прочим. Пожелала ей удачи, крепиться и не сдаваться, верить в лучшее и не стелиться перед Сынри, даже если он к ней придёт. Я посоветовала иметь чувство собственного достоинства и постараться переключиться на другого. Возможно, среди посетителей есть более внимательные мужчины? Терраса открылась и оттуда вышли Джиён с Мино. Я встала, успев за полчаса закончить и проверить письмо. Сложив два листочка, исписанных с обеих сторон, я протянула их молодому человеку. — Передашь Вике? — Хорошо, — взял левой рукой их Мино и сунул в карман брюк, поскольку в правой держал что-то вроде делового кейса, с которым и приехал. Я видела, когда подносила им кофе, как он доставал оттуда какие-то папки и показывал Джиёну. Я не слышала через стекло двери диалог, но они уделили им немало времени. — Правда, не знаю, когда теперь туда поеду, но обязательно передам. И только когда он произнес это, я поняла, каким образом он оказывался в борделе и зачем. Я вспомнила тот раз, когда увидела его там. Он тоже пользовался услугами девушек. Вернее, одной конкретной. Но это не меняло сути. Как и все здешние мужчины, окружавшие меня, он платил за секс и получал его, без чувств и любви, без привязанности, не ища человеческой теплоты. Я не выдержала вдруг смотреть на него, осознавая это, и отвела глаза на Джиёна. Он молчаливо смеялся взглядом за плечом своего подчиненного. Его лицо будто говорило со мной, понимая мои мысли. «Да-да, — искрились глаза Джиёна. — Он всё ещё катается по шлюхам и далек от того, чтобы не относиться подобным образом ко всем женщинам». Я незаметно стиснула кулаки и опять воззрилась на Мино. — Это не к спеху, — промолвила я, понятная лишь для Драгона. «Не надо ездить к блудницам, Мино» — таков был смысл моих слов. — Мино тут сказал, — вступил в разговор мужчина. — Что ты хотела бы прогуляться, и он обещал выкрасть тебя у меня на часок? — Я постаралась переключиться и не думать больше о том, о чем думала секунду назад. А рассудок уводил далеко, выводя картины посещения Мино индивидуальных апартаментов. Я-то знала теперь, как это всё выглядит и обставляется. Не испытала, к счастью, до конца, чем заканчивается, но уже почти всё знала. И навязчивая мысль о том, что этот молодой человек занимается тем же, чем и другие была неприятной. Как я могла забыть об этой стороне его жизни? Если бы не она, то он не помог бы мне тогда, если бы не она, то он не привёз бы мне записку от Вики. Я что, нашла плюсы в посещении Мино проститутки? — Я не против. Покатайтесь. Погода сегодня отличная, — дал своё благословение Джиён и сам тоже ушёл собираться куда-то по делам. Кафе, приглянувшееся мне в прошлый раз, оставило для нас скудный выбор из двух столиков, глядящих на водную лазурь, и мы уселись за тот, что был ближе к пляжу. Солнце пригревало, а шум волн нежил слух. Денег мне с собой никто не давал, и выделяемыми средствами распоряжался Мино. Заказав по молочному коктейлю у официантки-метиски (одна часть крови у неё точно была китайская), мы вытянули ноги по направлению к берегу и некоторое время молчали. Он, наверное, думал о работе, а я испытывала миг истинного счастья. Правда, весь мой организм чувствовал, вся моя душа, что я блаженствую, и эти жаркие лучи, этот смех гуляющих по пляжу, балаболящие на непонятных языках туземцы, запах пряных специй, сладкой кукурузы и ваты, или чего-то подобного ей, соленость морского ветра, чистейшее небо над головами и незаметно двигающиеся вдали белые точки и черточки суден, яхт и катеров — это всё было непередаваемо и чудесно. И чудесен был молчащий Мино слева от меня. Его длинные пальцы оставили прозрачный след на запотевшем от холода стакане и взялись за бирюзовую трубочку, поднеся её к губам. Губы втянули её и беззвучно стали всасывать белоснежное молоко. Я облизнулась и взялась за свой, точно такой же, коктейль. — Спасибо, что не забыл мою просьбу, — отвлекла я его от задумчивости. — Я и ещё кое-что не забыл, что забыли мы с тобой в прошлый раз, — посмотрел он на меня, и не стал томить: — Туфли к тем двум прекрасным платьям. Как только мы не подумали? — Мы поедем в магазин опять? — не обрадовалась я такой перспективе. Не знаю, заразилась я этим от Мино, или во мне это и было, просто раньше не приходилось так часто совершать покупки, но этот «шопинг» мне вовсе не импонировал. Парень покачал головой. — Не нужно, я уже купил. Они в машине. — Но ты не знаешь мой размер! — удивилась я. — У меня глазомер хороший. Думаю, должны подойти. — А если нет? — Съезжу и поменяю, — пожал он плечами. — Хочешь пойти примерить? — Ну… давай допьём и пойдём, — во мне никогда не было привычки многих девчонок набрасываться на новые вещи или спешить натянуть на себя покупки, но туфли заинтриговали. — А они удобные? — Удобные? — Мино хмыкнул и развел почти на всю большой и указательный пальцы. — Они вот на такой шпильке. — Но я никогда не ходила в таком! Я же упаду! — Научишься, — заверил молодой человек. — В конце концов, они предназначены для девушек, которые за кого-нибудь держатся, а не совершают променад в одиночестве. — Тогда это ещё раз подтверждает, что ты нужен будешь мне на вечеринке. — Скорее твоей опорой будет Джиён, — подкорректировал Мино. Не хотел нарушать каких-то правил или идти со мной? Иногда я вроде нравилась ему — что-то было в его взгляде, а иногда он отодвигался, закрывался, становился непонятным. Друзья мы всё-таки или нет? Я повторила его жест, разводящий пальцы: — Если я надену вот такой каблук, то Джиён будет мне до виска. — Он никогда не комплексует из-за роста, ничего страшного. — А мне никогда не нравились мужчины ниже, — зачем-то заметила я, сначала подумав о том, что как бы отвергаю тем Дракона, показываю, что не собираюсь с ним иметь ничего общего, как женщина с мужчиной, но потом до меня дошло, что я сделала невольное признание насчет роста Мино, что именно такие мне и нравятся. Я что, опять пытаюсь ставить его на место своего жениха? Не смей, Даша, не смей! Допив, доев и расплатившись, мы вернулись к машине, и мой водитель подвел меня к багажнику, открыв его и достав одну из двух коробок, что там лежали. Сняв с неё крышку, он показал мне содержимое, протягивая. Это были бархатные алые туфли на черной тонкой шпильке. Ничего лишнего, никаких украшений и страз. Классическая элегантная туфля. Мино присел и, вытащив их, поставил на землю передо мной. — Меряй, — я впервые, кажется, посмотрела на него сверху вниз. — Ты теперь ещё и фея-крёстная, раз уж мы упоминали Золушку? — Сия радость не за мой счет, — меркантильностью убил моё лиричное замечание он. — Тогда уж у тебя есть крёстный отец, который платит за весь банкет, — не желая принимать Джиёна, как своего благодетеля, я сосредоточилась на обуви и сунула туда ступни. Размер был угадан с точностью. — Глазомер не обманул? — Нет, ты угадал, — я пошатнулась сразу же, как только оказалась в туфлях. Мино проявил реакцию и тут же поймал меня за руку, придержав. Видя, как я напряглась, он поднялся, не отпуская моей руки. — Ну, ты что? Неужели так трудно? — Хочешь сам попробовать? — пошутила я, стиснув свои пальцы на его. Я была уверена, что если он меня отпустит, то я грохнусь. Парень сияюще заулыбался. — Прости, но не моё это. Высоты я не боюсь, а вот прослыть транссексуалом не хочется. Пройтись сможешь? — Попробую. Только страхуй меня! — он попытался забрать свою руку, но я в неё вцепилась. — Нет, нет, нет! Подожди. — Даша, без паники. Я тебя поймаю, иди. — Выпущенная на волю, я оперлась о багажник. Я себя ощущала какой-то цаплей, или саранчой. У меня будто коленки вывихнули. Как на этом ходят? Я никогда не носила каблуков. Даже попыток не было. Я и на выпускном в школе была в плоских балетках, не видя в этом ничего противоестественного. Придерживаясь за корпус автомобиля, я стала медленно его обходить. После сандалий эти туфли были испытанием из Форта Боярд. Мино шёл рядом, с насмешкой наблюдая мои мучения. — Не смешно, — проворчала я. — Я себе ноги сломаю! — Ты привыкнешь. Это дело практики. — Не всё в нашей жизни — дело практики, есть и что-то, к чему не привыкнуть. — Что например? — я опасно стала заваливаться и он подставил руки, но я смогла сбалансировать и выровняться, продолжая круг почета вокруг его Тойоты. Я остановилась. Не возможность ли это? — Безнравственность людей, — я посмотрела на него. — Я никогда не привыкну к тому, как вы тут живете. — Прошло мало времени, — Мино не был пристыжен. Он немного подобрал улыбку, но бровь лукаво изогнулась. — Поверь, привыкнешь. И к жестокости, и ко всему остальному. — А почему бы вам не привыкнуть к таким, как я, и не принять именно это за норму? — За норму надо принимать то, чего больше, а не меньше. В данном случае ты исключение, Даша. Странное, редкое исключение, поэтому к тебе лучше не привыкать, — мы встретились глазами и я, затянутая его карим глубоким взором, потеряла равновесие и опять оступилась. Мино был рядом и подхватил меня, сделав один полушаг. Я уперлась ему ладонями в грудь, а он поддержал меня под локти. Я смущенно покраснела, чувствуя, как горят щеки и отводя из-за этого глаза в сторону. Я была настолько очевидна для этих опытных мужчин, что, по-моему, Мино заметил во мне больше, чем я хотела бы показать. Он понял, что начал мне нравиться, и скрыть этого моё лицо не сумело. Не спеша меня отодвинуть, он протянул касание ещё на минуту. Снизив тон, он прошептал, одновременно с этим скользнув по моей руке вверх, по запястью, к ладони и, беря за пальцы, отстраняя меня: — Нам лучше не привыкать друг к другу. — Возможно, — я вышла из туфель и босиком встала на теплый асфальт. Ресницы поднялись, открыв мой очарованный не к месту взгляд. — А возможно и нет. — Даша, Джиён не станет сквозь пальцы смотреть на… — Мино остановился и не стал говорить дальше. Он усомнился, что увидел то, что увидел. О чем говорили мои глаза? Он умный парень, но не телепат. — Не будем создавать никому, и себе в том числе, лишние трудности, ладно? — Что ты называешь трудностями? Власть Джиёна? — С ней лучше считаться, уж поверь, — Мино присел и поднял обувь. Пошёл к багажнику убирать её. Я посеменила следом. Там же были мои сандалии, в которые я и нырнула. — Разве мы как-то нарушаем какие-то его запреты? Он сам отпустил нас прогуляться, — я попробовала прикинуться глупой. — Тебе не кажется, что ему нравится наше общение? Может, у него в этом направлении какие-то планы? — Что? — Мино засмеялся мужественным баритоном. — Нет, Джиён меня хорошо знает, он не будет делать мне таких подарков, потому что понимает, что они мне ни к чему. Зачем мне невинная девочка? — Дружить, — изрекла я. — Дружить? Джиён подсовывает мне верующую православную русскую, чтобы я с ней подружился? — Мино опять пробрал непродолжительный смех. — Вот уж анекдот. Ты бы ещё сказала, что он меня приобщить к религии хочет. Он открыл мне дверцу, подождал, когда я займу своё место, потом пошёл и сел за руль. Джиёну бы понравилась наша беседа. Это подтвердило бы то, о чем говорили мы тогда с Сынхёном; самое абсурдное, что можно предположить, порой единственное, что заслуживает доверия.

Знакомые

Собираясь готовить обед, я обрадовалась, услышав тихое торможение автомобиля на стоянке. Джиён вовремя вернулся — спрошу его, что он хочет есть? Похоже было, что он не гурман, потому что не отказывался ни от чего, даже из русской кухни, которую я стряпала для себя, не зная порой, ждать его или нет. Оставалось непонятным, почему он так придирается к кофе? Именно из-за него я иногда и переживала, что приготовлю что-то, что ему не понравится. Лучше спросить заранее. Вытерев руки, мокрые после помывки овощей, я положила полотенце и пошла встречать хозяина, к которому со второго этажа уже неслись его шарпеи. Но в отличие от них я остолбенела, не дойдя последние метры. Вместе с Джиёном в дом вошли две девушки. Я не имела ничего против его личной жизни — она меня не касается, но все в один голос утверждали, что к себе он никого не водит, и встречается на свободной территории. К тому же… сразу две? Они тоже были азиатками. Одна миловидная, но назвать её чьей-либо любовницей не поднялся бы язык — что-то было в ней самодостаточное, статное, деловое. То же касалось и второй, только её изначально миленькой нельзя было воспринять. Она была в черной спортивной майке, из-под которой виднелись татуировки на плечах, подползающие к ключицам. Объединяли девушек только похожие прически длинного каре и перекликающиеся в рыжевато-ореховых цветах покрашенные волосы. — Добрый день, — осторожно поздоровалась я на корейском. Та, что была погрубее, ответила мне, а вторая просто кивнула. Я посмотрела на Джиёна, ища какие-нибудь подсказки, что делать и как себя вести? Никто не удивился моему здесь присутствию, стало быть, это действительно не какие-то ревнивые пассии. — Даша, приготовишь на всех, ладно? И подай на второй этаж. Только что-нибудь очень вкусное. — Из корейской кухни? — уточнила я. — Или японской, — посмотрел он почему-то на более женственную спутницу. — В общем, не посрами меня перед друзьями, — улыбнулся он мне, и улыбнулась девушка с татуировками. — Это твои подруги?! — моё удивление не знало предела. Джиён умеет дружить с женщинами? Это был настоящий сюрприз, хотя мне казалось, что какая-то закавыка есть. — Джи, ты что, заработал репутацию ловеласа, что особ женского пола рядом с тобой трудно воспринять за друзей? — Татуировка розы на её плече вызывала какой-то диссонанс. Роза — нежный и романтичный цветок, но выбитый на коже девушки совсем не придаёт ей изящества. Я разглядела пирсинг под нижней губой. — А что, я разве не похож на покорителя сердец? — разосанился Дракон, в шутку надувшись. — Ну как сказать… — с насмешкой загадочно не закончила она и, не спрашивая разрешения, достала сигарету и закурила. Нет, они явно тут чувствовали себя комфортно. Это в логове-то человека, который совершает процентов девяносто всех преступлений в этом регионе! Она что-то сказала на японском второй девушке, и я поняла, что та не говорит на корейском и, стало быть, именно японка, а не кореянка. Они часом не лесбиянки? — Не смей там юморить надо мной, пока я не понимаю, — указал на них пальцем Джиён. — Что ты, что ты! — подняла она руки, зажав между пальцами правой тлеющую трубочку с табаком, хотя видно было, что она может это сделать, и ничего с ней не станется. — И вот так всегда, — деланно грустно вздохнул мужчина, посмотрев на меня. — Не стоило ей восемнадцать лет назад говорить, что она лишила меня невинности. — Джи, ты родился без неё, тебя нечего было лишать, — засмеялась она и опустившись, чтобы поиграть с собаками, отвлеклась от владельца особняка, меня и большей части Сингапура. Я с удвоенным любопытством воззрилась на неё. Первая женщина Дракона? Я была склонна с ней согласиться, что такие как он скорее рождаются опытными и беспринципными. Но озвученный и признанный им самим факт… Восемнадцать лет назад! Она знала его ещё юнцом, который не видел жизни. Она знала его до того, как его предал друг. — Ладно, идёмте наверх, — Джиён вновь оглянулся на меня. — Ждём накрытого стола, — и когда девушки зашагали по лестнице, он подошёл ко мне, приходящей в себя, не верящей, что он бывает и таким. Нет, я видела его в таком настроении и в такой манере, но с Сынхёном, и была убеждена, что женщины остаются для него низшей кастой. Однако я в который раз ошиблась. Джиён не делил людей на категории. Каждого он умел презирать и считать за ничто индивидуально. И возвышать точно так же. — Даша, у тебя столбняк? — Нет-нет, прости, — я сцепила руки, сжав одну в кулак и второй накрыв его. — Просто… не ожидала гостей у тебя. — Да, они нечасто у меня бывают, — он посмотрел на потолок. — Я сам отсюда почти никуда не отлучаюсь, но у других ведь тоже дела. Вот и выходит, что с годами старых знакомых повидать всё труднее. А когда уже ничего не хочешь от будущего, то так приятно вспомнить прошлое! — Она была твоей первой любовью? — как мне казалось, логично заключила я. — Любовью? — Джиён похохотал. — Даша, ну опять ты всё в кучу. Как секс связан с любовью? — Напрямую. — Да никак, — растоптал моё заявление он. — Если ты веришь в любовь, то, наверное, понимаешь, что она живёт где-то внутри. А что такое секс? Сугубо внешнее проявление, инстинкт, удовлетворение потребностей. У тебя с геометрией нормально было? Параллельные линии не пересекаются. — Нормально у меня было с геометрией. В неевклидовой, сферической — параллельные пересекаются, — наконец-то ощутила я признаки победы. Неужели я смогла ему что-то противопоставить? — Ну, хорошо, ты плоскость или шар? — взгляд Джиёна приобрел тот уставший скепсис, которым он завершал большинство диалогов. — Я? Ну… человеческое тело не геометрическая фигура, но скорее шар, наверное, он хотя бы объёмный… — уловив, что мне начинают плавить психику, я тряхнула головой. — Вообще-то, эти законы не применимы к людям! — Тогда о чем мы говорим? — Джиён указал рукой на окно, или скорее за него. — Тогда представь живой пример. Дорога. Два её бордюра слева и справа — параллельные прямые. Так? На горизонте они превращаются в одну точку, соединяются. Так? То есть, пересекаются, — я кивнула. — А теперь скажи, возможно ли дойти до этой точки, или при приближении к ней она всё-таки будет бесконечно отдаляться, даже при том, что земля круглая — сферическая, — промолчав, я повесила нос. Логика была его сильной стороной, а моей — вера. И эти прямые уж точно никак не соприкасались. Они шли в разные стороны. — Вот так-то, Даша. Соединение любви и секса всегда где-то на горизонте, как и большинство идеалов. Мы в них верим, и иногда, кажется, даже видим у кого-то, видим примеры. Но при приближении иллюзия тает, и выясняется, что любое возможное доказательство — оптический обман, — я шумно вздохнула, показывая, что прекращаю спор. Джиён расплылся. — Ждём обед, Даша, — и он ушел за дамами. Я воспользовалась кулинарной книгой Мино, выбрав корейскую кухню. Ей я хотя бы немножко овладела, а в японской пока ещё ничего не смыслила, поэтому, чтобы не допустить оплошностей, пошла путем наименьшего сопротивления. В небольшой гостиной на втором этаже повис легкий дымок, поскольку из трех двое были курящими. Третьей на это явно было всё равно. Мне понадобилось подняться и спуститься трижды, чтобы принести всё, что я наколдовала на кухне. Часть разговора, который я заставала, шел на японском, понимаемом обеими девушками и совсем чуть-чуть Джиёном, и в меньшей степени на корейском, который чуть-чуть знала японка. Она была просто подругой той, с татуировками, или с ней у Дракона тоже что-то было? — Даша, — вдруг обратился ко мне Джиён, когда я поднесла им выпивку. — В честь встречи, мы сегодня устраиваем вечеринку в одном клубе. Как ты смотришь на то, чтобы поехать с нами? — В клуб? — я вспомнила то случайное попадание, когда мы натолкнулись на Сынри. Любой клуб — это смесь дискотеки и бара, более или менее удачная. Ни то ни другое мною не было любимо. — Не знаю, вряд ли… — Брось, мы же договаривались, разве нет? — он убеждающее на меня посмотрел. — Вы же с Мино купили платье? — Да, купили, — я прижала поднос к груди, оживая при упоминании молодого человека. — Тогда, раз уж речь зашла о нем… не могли бы мы взять и его с собой? Я ведь никого там не буду знать. — Джиён проницательно воззрился в моё лицо и, помедлив, закивал. — Отличная идея. Если он свободен, то возьмём и его. Я позвоню ему, — мужчина посмотрел на присутствующих. — Ты не напрягайся, Даша, это будет вечеринка для узкого круга людей, всё прилично. Только друзья, да, Наташа? — У вас русское имя? — ошарашено развернулась я к девушке с татуировками. Правильнее было бы называть её «женщиной», судя по тому, что восемнадцать лет назад она уже… но выглядела она прекрасно, и больше тридцати ей никак нельзя было дать. — У тебя русское имя? — повторил за мной Джиён. — Это же псевдоним, Джи, — прыснула она, швырнув окурок в пепельницу. — Мне понравилось, и я взяла. — Я просто понятия не имею, как её зовут на самом деле, — оправдываясь, объяснил мне главарь мафии. — Интересно вы дружите, — заметила я. — Что даже не знаете настоящих имен. — А разве дружба — это собирательство достоверной информации? — Джиён пожал плечами. — Это не моё дело. Всё что надо знать — я знаю. Так что, мы договорились? Часов в десять поедем, да? Сделаю только несколько звонков, чтобы всё было готово, — достав телефон, он стал выходить из комнаты. — Наташа, познакомь Дашу с Риной. Перейдя на японский, она представила той меня и вернулась на родной язык: — Это Рина, к сожалению, она плохо говорит на нашем, так что если что — я переведу. А ты откуда знаешь корейский? — я призналась, что учила его в университете почти пять лет. — Надо же! И с таким образованием работать здесь? — взгляд Наташи посерьёзнел и потемнел. — Ты краденная, что ли? — Вы знаете?.. — Да все знают, чем занимается Джиён, — она отпила вина и откинулась на спинку дивана. — Только я не думала, что он для любых услуг будет организовывать халявное рабство. Видимо, у него опять какие-то гениальные идеи, — я не стала комментировать это предположение. Похоже, что и без меня во всем достаточно хорошо разбирались. — А вы… не могли бы помочь мне… — Я не вмешиваюсь ни в чьи дела, — перебила она, не став дослушивать. Наташа ненадолго ушла в свои мысли и заговорила опять: — Я не могу и не хочу идти против Джи. Пытаться остановить таких, как он — это всё равно что перестрелять всех волков, — она поискала во мне понимание. — Кто же тогда будет санитаром леса? — я повела плечами, не зная, что ответить. Да, пожалуй, всё в природе, и хищники, создано для чего-то. Она подмигнула мне. — Поверь, в этом мире есть кем и чем уравновесить зло, но невинные регулярно попадают под горячую руку, без этого никуда. Впрочем, я бы не назвала Джиёна злом. Он неплохой, — заметив моё неверие в подобное, она засмеялась и выругалась: — Бля буду, неплохой. Главное не гладить против шерсти. Дверь открылась, и возвратился мужчина. — Ну всё, в клубе нас будут ждать, — несколько ехидно он перевел взор на меня. — Мино подъедет туда чуть позже. У него кое-какие дела. Так что, приготовься выглядеть на все сто. Это замечание было лишним. Если до этого я хотела одеться в то, что мне купили, и постараться быть красивой, то цепь рассуждений Джиёна подчеркнула, что я прихорашиваюсь исключительно для Мино. Если бы это продолжало оставаться только заданием, то всё было бы в порядке. Но я чувствовала, что действительно хочу нравиться ему. Я хочу, чтобы он оценил то, как я буду выглядеть. Не просто, как в бутике, покивав при моей примерке, показав большой палец вверх и сказав «класс, то, что надо», а чтобы остановился на мгновение, ну как в фильмах романтических, чтобы глаза заблестели, и он просто предложил мне руку, не сумев ничего выговорить. Я готова была плакать из-за того, что позволяю себе желать подобное. Скоро два месяца как вдали от дома, и я симпатизирую Мино, и сильно симпатизирую, вопреки тому, что где-то там у меня парень. Переставший мне нравиться. Я посмотрела в зеркало, заплетя косу и перекинув её назад. Я ведь любила того… он хороший, правильный, добрый, с серьёзными намерениями. В Мино в десять раз больше недостатков. Но его не назвать совсем уж негодяем. Однако я никогда не могла обманывать сердце, я слишком чутко его слышала. Спроси меня сейчас, хочу ли я замуж за жениха, я не смогу солгать и откажусь, потому что ежедневно думаю о Мино. Как можно любить кого-то, если думаешь о другом? Сев перед трюмо, я силилась сдержать слёзы. Нельзя ни к кому тут привязываться! Я должна сделать всё, чтобы вернуться домой. Я не должна восторгаться местными порочными мужчинами, потому что они из другой жизни, я совсем другая, мне всё здесь чуждо и неприятно. Всё. Так ли это? Первая неделя была очень тяжелой. После всей моей сознательной жизни, проведенной в толпе народа и с вечной занятостью, я окунулась в одиночество и приняла его за мучение. А потом оказалось, что тишина иногда приятна, что свободное время — не так уж и плохо, что пролив, яхты и пальмы за окном несколько красивее четырёх соток картошки и ещё четырёх соток, полных грядок и теплиц, которые нужно обхаживать изо дня в день. Разлюбила ли я прошлое? Нет, я понимала, что оно было правильным, а эта праздность в роскоши — балует и развращает, и это плохо, этого нужно сторониться. Но было ли мне плохо по ощущениям? Нет. Я с удовольствием смотрела телевизор, прибравшись по дому, прогуливалась по двору и ждала Мино, зная, что не надо поливать кабачки, огурцы и помидоры тонной воды, после которой держишься за спину и разваливаешься на кровати. Эта жизнь, та, в которую я попала, была легка и красива. За счет чего? Благодаря смертям, загубленным жизням, подсаженным на иглу, насилу принужденным к проституции. Я ничего этого не видела сейчас, но знала об этом. Но если не задумываться и не вспоминать — как судя по всему делает Дракон — то этого будто бы и нет. И можно просто-напросто наслаждаться. А там, в России, мне было тяжелее, но зато никто не страдал из-за того, как мы жили, я не была виновна в чужих несчастьях. Так должны жить все люди — благонравно, добродетельно и честно, не причиняя неудобств остальным, не мучая их. Но как там сказала Наташа? Санитары леса тоже нужны… В природе так и было. А разве человек — не часть природы? Если Бог создал всех нас, то с каким умыслом он создал таких, как Джиён? И он ли таких создал? А если не он — то дьявол? Разве Бог не сильнее его? Почему не мог предотвратить появление таких личностей? Нет, всё-таки много свободного времени — плохо. Я слишком много думаю, и думаю не о том, чем нужно. Разум ставит веру под сомнение, так что же важнее? Верить или знать? — Тук-тук-тук? — я обернулась к приоткрывшейся двери и увидела Наташу. — Я войду? — кивнув, я посмотрела на электронный будильник. Без десяти десять. Джиён говорил, что ровно в десять мы должны выехать. — Ты готова? — Да, вроде бы, — я встала со стула, но молодая женщина быстро подошла и усадила меня обратно. — Это ты называешь — готова? А накраситься? — Но я никогда не крашусь… — Пора начать. Это же ночной клуб, — она оглядела алое платье, облегающее мою фигуру и открывающее ноги, на которых уже сидели туфли. Но как я пойду в этом по ступенькам? Ума не приложу. — Нельзя оставлять лицо неярким, когда надеваешь красное. Это ужасно выглядит. И что это за прическа? — Наташа быстро расплела мою косу, причесав волосы заново, распустив их свободно. — Так-то лучше, — положив на столик свою сумочку, она принялась извлекать оттуда косметику. Поддаваясь деловитости и целенаправленности кореянки, я не смогла воспротивиться, и уже через минуту смотрела на проявляющиеся результаты её ловких рук. Моё лицо вдруг стало вписываться в окружавшее меня. Это была маска из макияжа, которую захотелось поскорее смыть. Не потому, что было некрасиво, а потому, что я боялась с ней сродниться. Увидев себя в завершенном виде, я поняла, что превратилась в тот типаж, который так обожал Мино. И страшно было не от того, что ему это нравится — с этим всё ясно, а то, что мне может понравиться быть такой, если ему это будет нужно. Я отвела глаза от зеркала и поднялась, пошатываясь и медленно пойдя на выход. Вчетвером, на машине Джиёна, мы прокатились недалеко от набережной реки Сингапур, текущей с запада на восток и впадающей в залив Марина. Мы ехали по встречному её течению направлению, с востока на запад. Вдоль реки в основном располагались бары, рестораны, публичные заведения, клубы, где пролегали пешеходные дорожки, и проехаться не представлялось возможным. Это были шумные улицы в огнях, где никто не спал до самого утра. Несмотря на то, что это в целом было туристическое государство, от края до края, всё же попадались районы, где ночью царила тишина, да и днем не везде было людно. Мы же оказались в самой гуще, где каждое здание искрилось, зазывая посетить его недра, где таблички и вывески горели бегающими огнями, стрелки семафорили налево и направо, сообщая оставшиеся метры до того или иного местечка, музыка из колонок в нашем авто била басами, но стоило открыть окна, как в них доносились подобные звуки снаружи. Из многих машин точно так же долбили мелодии. Я увидела сингапурскую ночь, похожую на вечный праздник, но меня не покидала мысль, что это всё зыбкая восточная сказка, за которой скрываются пагубные и грязные вещи. Переехав мост, мы выехали на большой проспект. Я пыталась находить указатели и читать, где мы проезжаем. Хэйвлок-роуд. Никаких номеров домов не видно. Справа возникло потрепанное бирюзовое строение, напоминающее колониальные плантации Южной Америки, только нежилое. Мелькание ресторанов кончилось, и мы будто оказались в деловых кварталах. На контрасте с обшарпанным двухэтажным домиком выплыли в ряд небоскребы, новые, высоченные, зеркально-сияющие. Огромные центры, заключающие в себе сразу всё: гостиницы, офисы, конференц-залы, кинотеатры, магазины и разнообразные развлечения, они росли по обеим сторонам, пока мы не зарулили в улочку поуже, а потом ещё одну, совсем узкую. Джиён стал притормаживать, когда мы оказались у входа в тот самый клуб, который и был нашей целью. Напротив него виднелась просторная огороженная парковка. Мужчина нажал на выключение магнитолы и, не глуша мотор, вышел из-за руля, бросая ключи от своего ламборджини (вроде это была она) парковщику. Мы, три его спутницы, вышли следом. По тропинке к главному входу вилась длинная очередь из молодежи и людей чуть за тридцать. Обойдя её, мы, не отставая от Дракона, оказались у лестницы, в конце которой стояло два скучающих охранника. Завидев Джиёна, они поспешили открыть дверь и поклонились, без каких-либо вопросов пропуская с ним нас всех. Со стороны клуб не был чем-то примечательным, но когда я оказалась внутри, то поняла, что его масштабы угадать снаружи было и нельзя. Внутри он был богато отделанным просторным подобием дворца. Людей в коридоре, что вел дальше, было немного. Большинство из них жало руки Джиёну, торопясь к нему обернуться. Его тут знали все, а кто не знал — вряд ли представлял собой какую-то важность. Дойдя до отрезка, где с одной стороны стена была стеклянной, я посмотрела за неё, догадываясь, что по ту сторону она выглядит, как зеркало. Мы были на несколько метров выше здоровенного танцпола, где теснился молодняк, управляемый ди-джеем на помосте. Их музыка здесь даже не была слышна. Полная звукоизоляция, но возможность наблюдать. Стеклянная стена огибала нижний зал смотровой площадкой с двух сторон, переходя из коридора в большое помещение, где так же звучала музыка, и можно было потанцевать, но желающих было наперечет. Тут и там в стороны расходились вип-кабинки или маленькие зальчики, где уединялись состоятельные люди, желающие отдохнуть. Мы прошли мимо всех, постоянно притормаживая, чтобы Джиён поздоровался с каждым желающим, или имеющим на то право. Кое-кто кивал и Рине с Наташей, но таких было мало. Поднявшись по ещё одной лестнице, мы прошли через открытую нам официантом дверь и вновь спустились в полутемную комнату с диванами, подушками и столом в центре. Я увидела Сынхёна, ещё пару каких-то мужчин и миниатюрную худенькую девушку. Почему-то никто из них меня не обрадовал своим присутствием, хотя я ещё никого из них не знала, кроме Сынхёна. Лучше бы тут был Тэян. — Наконец-то! — поднялся пристрастный к наркотикам брюнет и, помимо пожатия ладоней, притянул Джиёна к себе, стукнувшись с ним плечом о плечо, как заядлый товарищ, какими они и являлись. — Мы уже заждались, — он заметил меня и медленно, намеренно похотливо облизал меня взглядом с ног до головы, проведя со смаком языком по губам. — Даша, ты просто искусительница сегодня, — я попыталась одернуть подол хоть чуть-чуть, но не вышло. Платье было очень коротким. — Не присядешь ко мне поближе? — Не для тебя её цветочек цвел, — засмеялся Джиён, заставив меня покраснеть и усаживаясь рядом с девушкой, которая уже была тут и, — о чудо, что я видела? — занося руку за её плечо и опуская её на него. Он обнял девушку?! — Так и моя ягодка не для неё созрела, — гордо поправил Сынхён воротничок и всё равно похлопал мне рядом с собой. — Даша, что насчет обсуждения алгоритма высокочастотного трейдинга? — Я в этом ничего не понимаю, — ответила я, хотя меня уже не слушали. Я подождала, когда все рассядутся и, увидев, что Наташа села с краю, примостилась рядом с ней. Не прошло и минуты, как я уже жалела, что согласилась поехать. Что мне тут было делать? А если Мино не сможет приехать вообще? — Выпьешь? — вновь обнаружил меня Сынхён и протянул бокал, держа в другой руке бутылку шампанского. — Спасибо, нет, — покачала я головой. Джиён, сидевший напротив меня, каким-то образом услышал мой отказ, хотя было шумно, и фоном играла музыка, далеко не приглушенная. — А что, разве у тебя пост? Или какой-то день, запрещающий немножко выпить? — Нет… — мои глаза задержались на его пальцах, гладящих голое плечо девушки. Лучше переключиться на что-нибудь. Но на что? Девушка поднесла свои губы к самому уху Джиёна и что-то в него шептала этими красными губами. — Тогда в чем дело? — Всеобщее внимание привлеклось ко мне. Этого ещё не хватало. Как заставить их отвернуться? — Ладно, полбокала, — согласилась я, и Сынхён, налив ровно половину, уселся, затрещав что-то далекое от моего понимания, но мужчина, с которым он говорил, его явно понимал. — А прогноз по волатильности*? — Да там почти никаких рисков. Активы равнозначны. — Я бы не сказал. Коэффициент Шарпа показывает предпочтительность инвестирования на востоке. — Да, но он учитывает тенденции по уже завершившимся сделкам, а на следующий год? Мода непостоянна даже в бизнесе. А если на западном побережье пойдёт подъем? Или китайцы вложатся и потекут средства там? Да нет, тут никак не угадаешь, — я ничего не изъяла из их невероятной для меня беседы и, потягивая шампанское, стала поочередно разглядывать всех присутствующих. Но глаза соскальзывали на Джиёна, воркующего с липнущей к нему азиаткой. — Они встречаются? — спросила я у Наташи, отвлекшейся от Рины и замолчавшей ненадолго, пока закуривала. Она посмотрела на меня, поняв, о ком я любопытствую. — Ну… я бы назвала это одной из ряда коротких интрижек Джи, — она пожала плечами. — Хотя, кто его знает? Иногда он задерживается на ком-то просто потому, что этого от него никто не ждет. — А Рина — тоже его бывшая? — мне хотелось хотя бы просто понять, кто здесь в каких отношениях. Все друг о друге хоть что-то знали, и лишь я была не то чтобы изгоем, но отщепенцем. — Нет, что ты! — Наташа выдохнула дым в сторону, чтобы не на меня. — Она, можно сказать, деловой партнер. Ну как деловой… они с её братом сейчас возглавляют самую большую группировку якудзы в Японии. Клан Ямашита имеет огромное влияние. Джиён давно поддерживает с ними связь, они нужны друг другу. Их отца убили месяц назад, и если бы не поддержка драконов — Джиёна и его людей, — то клану грозило быть подмятым или уничтоженным. Но благодаря помощи они отвоевали положенное им. Брат Рины, как и Джи, не может оставить свою территорию, поэтому она приехала подтвердить личной встречей взаимоуважение. — Вот оно что… — Да, а Кико, — Наташа указала незаметным кивком на девушку, обнимающую Джиёна. — Моя подруга, и подруга Рины, поэтому ей оказалось легко очутиться рядом с Джи. Не знаю, правда, зачем ей это. — А между вами… Нет, прости за бестактность, — остановилась я. Куда я сую свой нос? Зачем мне все эти сплетни? — Ты хочешь спросить, есть ли до сих пор что-то между мной и Джи? — Что-то уникальное было в этой брутальной, и в то же время истинной леди. Она заговорщически покосилась на меня. — Что ты! Я давно замужем, — и наклонившись ко мне, шепнула на ухо: — Но только совсем редко. Когда много выпьем. Я посмотрела на опустевший бокал. Слушая Наташу, которая мне нравилась всё больше, я выпила шампанское, но, к сожалению, это заметила не только я, но и Сынхён, чья рука с протянутой бутылкой уже была тут как тут. — Освежить? — Да я много не пью… — А сколько, по-твоему, много? Ты только полбокала выпила. — Мне хватит… — Даша! — уставился на меня Сынхён. Когда он пристально смотрел, это несколько пугало, потому что смахивало на безумие, но я стала догадываться, что он специально делает этот чудной взгляд. — Да налей ей и отстань! — вступилась за меня Наташа, и когда мой бокал был полон, она мне сообщила: — Он всё равно не отстанет, лучше соглашайся со всем. Незаметно не пить тоже можно, если хочешь, — Джиён огласил тост за встречу, и не выпить я не смогла. Чокнувшись со всеми, я пригубила игристого вина снова. Время шло. Попросив у персонала показать мне, где туалет, я прогулялась вдоль стеклянной стены, полюбовавшись пьяной гурьбой внизу. Я была здесь никто, несостоявшейся проституткой, переведенной в разряд горничных, но возвышалась над теми, кто, возможно, зарабатывал тысячи долларов и был свободен. Вот что такое случай. Вот что такое расположение великих, покровительство счастливой звезды. Я постояла одна, и ко мне никто не пристал и не подошёл — все видели, что мы пришли с самим Джи-Драгоном. Оставленный мною пустым бокал почему-то вновь оказался полон. Я недовольно бросила взгляд на Сынхёна, но он не замечал этого, заканчивая финансовые споры с двумя мужчинами. Иногда к ним присоединялся и Джиён. А иногда он с Кико выходил на медленный танец. Складывалось ощущение, что я вижу другого человека. Как можно было равнодушно предлагать застрелиться, а потом привозить в свой дом этого же человека и водить его по вечеринкам с друзьями? Он со всеми может так? Сейчас танцует с ней, а потом с легкостью застрелит. Или нет? Очередной тост вынудил меня поднять бокал и сделать глоток. Когда я опускала его, то заметила движение на верху лестницы, откуда мы вошли. Подняв лицо, я увидела Его. Сквозь тонкий смок с примесями ароматов, похожих на благовония, по ступенькам плавно спускался Мино. Откинув край пиджака, он сунул руку в карман, открыв белоснежную рубашку, и шёл, проявляясь всё четче, внимательно оглядывая присутствующих, пока не нашёл глазами меня. Мы встретились взглядами, и я чуть не встала. Он остановился на полминуты. Его губы не дрогнули, и только глаза, наполнившись лукавством, показали, к кому он приехал. Его правая бровь вопросительно изогнулась, лишая меня дара речи. Мино продолжил спускаться, намереваясь сесть рядом со мной. Комментарий к Знакомые * характеристика изменчивости цен на рынке

Это красное платье

Ему будто и не оставалось другого места. В полумесяце диванов крайними сидели я и Джиён, но он, в отличие от меня, не подвинулся. А я сделала это, насколько очевидно для всех — не знаю, но Мино не нужно было задумываться, куда опуститься — припасенное место говорило само за себя. Пожав руки присутствующим мужчинам, он приземлился слева от меня, и его брючина тронула мою голую ногу. Мы набились на диваны вплотную, и иначе было сложно. Если бы только Джиён немного посторонился, но кто же попросит об этом некоронованного короля Сингапура? Он был слишком увлечен то разговором о финансах, то Кико. Но как только возле меня оказался Мино, я уже перестала быть внимательной к происходящему. Убрав руку с поставленного бокала, я заметила, что она у меня немного задрожала. Почему становится так жарко?

— Выпьем за опоздавшего! — моментально спохватился Сынхён и поднял тост, протянув наполненный фужер парню. Тот его принял с благодарным кивком. Я не стала брать свой, и заслужила тем вездесущий взор Сынхёна. — Мне уже хватит… третий бокал — мне много, — попыталась я отказаться. — Но с Мино-то ты ещё не пила? Ты что, обидишь его тем, что только с ним и не выпьёшь? — не унялся он. Я посмотрела на соседа, чьё лицо (слишком близко ко мне находящееся, мне делалось не по себе) не грозило обидеться на меня, но избавиться от уговоров Сынхёна хотелось. — Ладно, последний, — чокнувшись со всеми и Мино в последнюю очередь, я улыбнулась ему над бокалом и отпила. Шампанское было прохладным, и в нагретом зальчике приятно освежало, тем более что кроме него пить было нечего; на столе стояли напитки один крепче другого, по сравнению с которыми шампанское было лимонадом. Не ожидая, я вдруг почувствовала у самого своего уха губы, сообщившие мне: — Несравненно выглядишь. Я же говорил, что его нужно взять, — в шуме голосов, сливающихся с фоновой музыкой, иначе он и не мог мне сказать подобное. Не орать же через всех, привлекая к нам внимание. Поэтому его приближение впритык было обоснованным, но я покрылась от него мурашками. Ткань пиджака касалась меня через рукав моего платья, но почему-то всё это на меня воздействовало достаточно остро. Я бросила скользящий взгляд на Джиёна с Кико. Мы их не отзеркаливали, но поскольку сидели напротив, то с какой-то стати показались мне тоже парочкой. Нет! Какие ещё парочки? Мино нравятся легкомысленные мадам, а я должна убедить его в том, что в них прелести мало, и не все девушки — легкодоступные и корыстные. А в том кругу, котором мы находились сейчас, принято было то, что Наташа назвала короткими интрижками. Начинали встречаться не задумываясь, спали, и расставались точно так же, без лишних слов и объяснений. Потребительский мир без стыда и сожалений. Я не должна была попасть в него, но раз уж попала, то удержусь от того, чтобы стать его органической частью. И Мино вытащу. Он не такой как они. Да и всякий отсюда может измениться, надо лишь разбудить хорошее в людях. Всех сразу я перевоспитать не могу, но двоих, с кем имею самый частый контакт, исправить попытаюсь. — Я выгляжу совсем не так, как себя ощущаю, — призналась я, боясь поворачиваться, чтобы не оказываться «глаза в глаза» с Мино. От волнения я попивала охлаждающее меня изнутри игристое вино. — И в чем же разница? Ты выглядишь очень-очень красивой девушкой, и ощущать себя должна так же. — Я выгляжу распутно, — пробормотала я себе под нос, сведя брови к переносице. Мино ободряюще улыбнулся. — Вовсе нет. Успокойся. Мы не перегнули палку с вульгарностью. — Плохо разбираясь в этом, я предпочла согласиться. Раз он считает это нормальным, то пусть будет так. В конце концов, кроме моего собственного смущения тут никому нет дела до того, как я смотрюсь и кем. Здесь все люди повидавшие, они, наверное, сотни раз видели противоположный пол в голом виде, и кому покажется чрезвычайным то, что трусливая девственница разодета, как искательница ночных утех? Или не разодета? Я никогда не носила такое количество красного цвета. Джиён поднялся на очередной медленный танец, подав руку Кико и, когда они уже отходили, притормозил и обернулся, главным образом к нам: — А что, больше никто потанцевать не хочет? Мино, Сынхён, некрасиво не ухаживать за девушками рядом, — Сказав «сейчас-сейчас» Сынхён стал подниматься, договаривая с соседом, и пригласил Рину, выведя её на танцпол. Мино посмотрел на меня, прощупывая согласие взглядом. Я не испытала желания воспротивиться, подобного тому, какое возникло тогда, с Сынри. Не поднимая высоко, он предложил мне руку, чтобы помочь встать на моих шпильках. Неизвестно почему нервничая, я вложила свою ладонь в его и мы пошли следом за двумя парами, оставив Наташу, отказавшуюся танцевать, с двумя собеседниками. Моя кожа слилась в один тон с нарядом, когда Мино придержал меня за талию, а я опустила ладони на его плечи. Он не пытался ко мне прижиматься, и наше пребывание в кругу двигающихся под музыку было самым приличным, я бы даже сказала натянутым, потому что молодой человек тоже испытывал дискомфорт — по нему было видно. Его лицо о чем-то размышляло, всё время уходя в свои мысли. — Не любишь танцевать? — поинтересовалась я. — Давно этого не делал. — Я тоже. Со школьного выпускного, пожалуй, лет пять назад, — Мино покосился на Джиёна и некоторое время разглядывал того, пока тот не видел. Мне было проще и легче от того, что я не являюсь центром внимания в этом танце, что ко мне никто не пристаёт, пользуясь случаем. Мой партнер по танцу был таким, каких я признавала приемлемыми. — У тебя какие-то проблемы? Ты весь в себе, едва пришел. — Нет, всё в порядке, — сразу же вернул он внимание ко мне и улыбнулся. — Я это так… Знаешь, я был уверен, что Джиён припас тебя для себя. Ну не могло быть иначе с твоим подселением к нему. А теперь я вижу эту его очередную… модель, и не понимаю, зачем он притащил вас сюда одновременно? Чего он добивается? — Считаешь, что во всех его поступках есть злой умысел? — посмеялась тихо я. Мне не верилось, что существуют такие типичные кинозлодеи, у которых голова не отдыхает, чтобы всем и во всём постоянно пакостить. Даже Дракон мог расслабиться среди друзей, и в этот момент не думать ни о чем. — Не обязательно злой, но какой-то есть, — Мино косо хмыкнул. — После того, как он предложил выйти на медленный танец, я вспомнил твои слова о том, что он подсовывает тебя мне, возможно. Теперь пытаюсь понять, зачем бы, и если бы было так, то этим выражается награда или наказание? Джиён со своими людьми порой непредсказуем. — Он наказывает своих людей? — с неприязнью наплыла на меня пасмурность. — Провинившихся. И вот я думаю, не сделал ли ничего часом противоречащего его желаниям? — Это бесчестно, если он плетёт интриги даже против тех, кто неосознанно мог что-то не то сделать, — моим пальцам захотелось сильнее сжать плечи Мино, но я сдержалась. Я запереживала за него. Я видела, каким бездушным и издевательским может быть Джиён. Было чего бояться. Алкоголь бродил во мне, щеки уже горели очень сильно, и тело изнутри чудаковато мандражировало. И без того неуверенные ноги на шпильках как-то покручивало, и шло это всё от низа живота, который будто сводило. Но у меня не было месячных, и ничего несвежего я не ела. Впрочем, странное ощущение я не могла назвать неприятным. Может, это опьянение? Я никогда раньше не выпивала столько. Почему у меня участилось дыхание и захотелось самой вдруг прижаться к Мино? Телу как будто недоставало какой-то детали, и ему требовалось тесно прислонить к себе что-нибудь. Хотя бы подушку. Я прислушивалась к ощущениям и понимала, что это всё мне не свойственно, и я должна отвлечься от неведомой тяги. Будто со стороны я услышала, что призналась парню, что волнуюсь за него. Но это же ничего? Я имею право испытывать тревогу за товарища. — Я поговорю с Джиёном чуть позже, постараюсь развеять свои сомнения, — успокоил меня он. На каблуках я была ненамного ниже молодого человека, но всё равно не достигала тех же вершин. Однако его губы были ближе обычного, и почему-то я уставилась на них, радуясь, что мы не на одном уровне. Иначе бы я… что со мной происходит? Да, я призналась себе, что забываю жениха, потому что Мино стал темой моих ежедневных мыслей. Но неужели всё дошло до того, что я мечтаю о нем? Я горела, как под палящим солнцем, и когда голова немного закружилась, композиция, наконец, кончилась. Я отпустила парня и отошла в другом направлении от столиков. — Мне нужно подышать, я скоро вернусь, — Мино кивнул, восприняв это, наверное, как поход в туалет, и не напрашиваясь в провожатые. Я поднялась по лестнице, держась за перила, и задумалась, а есть ли здесь что-то вроде балкона, чтобы не выходить из клуба? Официанты не были корейцами, и мне не у кого было спросить. Я подошла к стеклянной стене и приложила к ней лоб. Она отличалась температурой от пылающей меня. Здесь не хватало сквозняка и ветерка, чтобы всё внутри меня встало на место. Но есть ли они снаружи, в душной тропической ночи? Сингапур не отличался прохладой в это время года, если не проходил вдруг дождик, а его не предвиделось. — С тобой всё хорошо? — возник рядом Сынхён. Я обернулась, попытавшись выпрямиться из наклонного положения, в котором прислонилась к стене. — Да, просто душно… ты не знаешь, тут есть где присесть на открытом воздухе? — Тут были комнаты с кондиционерами, идём, — предложил он меня проводить, и я пошла следом. Наэлектризованность организма держала в тонусе. Почему-то я посмотрела на Сынхёна, как на мужчину. Зачем его-то я оцениваю с такой точки зрения? Внешне он эффектный, но даже недолго с ним пообщавшись, я поняла, что он совершенно неподходящий мне человек. Да и кому бы подошла такая личность? Наркотики — это не шутки, и если он не откажется от них, то вряд ли сумеет стать кем-то ответственным и достойным. Мы поднялись по длинному ряду ступенек. Оступившись один раз, я была теперь поддерживаема Сынхёном. Людей вокруг уже не было, и мы вошли в затемненную комнату, где стояла оттоманка, не горел свет, а лишь падал откуда-то с улицы, через зауженное окно, разделенное на два прямоугольника от пола до потолка. Тишина не была полной, мелодии всё-таки откуда-то доносились, но воздух в самом деле проветривался лучше. — А есть что-нибудь попить? — присев, посмотрела я на приведшего меня сюда. — Только не спиртное. — Конечно, сейчас принесу. Он вышел, оставив меня одну. Мысли сбились в кучу. Состояние было немного сонным, и в то же время я никак не смогла бы уснуть сейчас. Меня потряхивало. Да и нельзя позволить себе вырубиться, нужно вернуться домой. Домой! В Россию, а не особняк Джиёна. Любыми средствами, подальше, лишь бы там не было Мино. Я опустила лицо в ладони. Почему он так прекрасен? Я не вернусь вниз, за столик, я не пойду туда, где ещё совсем трезвый он, ценящий шлюх и желающий только их, сидит и весь вечер думает о работе и делах, или о той женщине, которую посещает в борделе, но никак не обо мне, а я уже спокойно смотреть на него не в силах. Когда танец кончился, я была на грани, я хотела его поцеловать! Господи, спаси! Последним меня целовал Тэян, пытавшийся внушить мне, что это приятно и здорово, но он не нравился мне сильно внешне, пусть даже какой-то шарм в нем был. Но Мино! Боже, почему ты не можешь создавать таких же сильных соблазнов, как дьявольские? Я не помню, чтобы когда-либо меня так влекло к моему законному будущему мужу, одобренному родителями, я не помню, чтобы я когда-либо ловила комплименты или сама видела себя красивой в длинных юбках и закрытых кофтах, а в этом платье, сегодня, я в результате поняла, что способна нравиться, и это нравится мне. Боже! Как хорошо, что здесь нет Мино. Я бы первой к нему не полезла, разумеется, но если бы он не попытался поцеловать меня — я бы заплакала. Я и теперь уже готова рыдать, потому что хочу, чтобы он взял меня за руку, и ещё раз сказал что-нибудь на ухо, и его приглушенный щекочущий голос ворвался бы глубоко-глубоко, до самого низа живота, где так тянет и крутит. Интересно, сколько уже времени? Может, надо попросить отвезти меня домой? Когда я прекращу называть домом виллу Дракона? Я запуталась. Я хочу в Россию. Но там не будет Мино. Никогда уже его там не будет. Я вернусь к жениху, мы поженимся. И тут мне дословно вспомнился провидческий рассказ Тэяна о том, что меня поимеет какой-то неопытный юнец, который будет стесняться, не зная, что и куда, и не сможет доставить мне удовольствие, а здесь — мужчины опытные. И Мино был опытным, а вот мой жених — не был, я это точно знала. Смог бы доставить удовольствие Мино? Яркой вспышкой в моём внутреннем взоре возник он, рывками расстегивающий пуговицы своей белой рубашки, отшвыривающий её, надвигающийся на меня, толкающий, забирающийся сверху прямо в брюках, хватающий и целующий. Я тихо проскулила в ладони, замотав головой. Все эти удовольствия — от лукавого! Пусть мне безумно этого захотелось, но лишь потому, что плоть слаба. Да, я должна бороться с соблазнами и искушениями, я не должна жаждать этого, соглашаться на что-либо подобное! Истинное счастье в духовной любви. С нареченным у нас будут дети, мы будем воспитывать их в мире и радости, поддерживать друг друга в горестях и болезнях, никогда друг друга не бросим, а Мино что? Что будет после вот этой вожделенной представленной картины, где он начинает мной овладевать? Переспать и разойтись — вот как тут живут. А если не разойтись? Если бы моим женихом был Мино. О, Господи, зачем я это предположила?! Но ведь он же, если бы не его бывшая, серьёзным был парнем, и в продолжительных отношениях проявил себя должным образом. Любовь возможна и с ним. Но я не любви его добиваюсь, по замыслу Джиёна, а перемен. Зачем мне любовь? Вот именно что, перемены — нужны Джиёну, а я хочу любви. Я хочу любить Мино и быть любимой им. Справа меня почти ослепил свет, на контрасте с мраком и чернотой, в которых я сидела. Но когда глаза привыкли, я поняла, что это всего лишь луч из щели приоткрытой двери. Тут есть ещё одна дверь! Я и не заметила, когда пришла сюда. Поднявшись, я решила посмотреть, кто же зажег там свет. Подойдя к проёму, я сначала увидела за ним окно, более широкое, чем в этом проходном закутке. С включенной люстрой под потолком оно засвечивалось, отражая, как зеркало, комнату, являвшейся спальней с просторной кроватью. И в этом отражении я увидела Джиёна и Кико. Они были за стенкой от меня, и благодаря нужному углу, под которым находились я, они и окно по отношению друг к другу, я будто попала в первый ряд театра. Они не разводили жадного поцелуя, в котором сливались их губы. Мужчина подталкивал её к постели, и лишь когда она завалилась на неё, он приподнялся и стал стягивать со своего худощавого татуированного тела футболку. Я попятилась, чтобы не продолжать смотреть, но уперлась во что-то за спиной и ахнула. — Тише, — шепнул Сынхён. Его рука со стаканом апельсинового сока обогнула меня и вставила его в мою руку, не дав отойти и отвернуться. — Не будем мешать им, — я всё-таки попыталась развернуться, но он придержал меня и вернул на шаг вперед. Я не была совсем безвольной, но опьянение ещё далеко не отступило. Язык не смог выговорить задуманное, и я опасалась быть услышанной парой, которая не знала, что за ней наблюдают. — Брось, Даша, за просмотр же денег не берут, — наклонился ко мне Сынхён, растапливая свой голос в моём рассудке. И он слился с ним, создавая ощущение, что этот хрипловатый бас — голос моего сознания. — Тебя ведь никто не заставляет участвовать и присоединяться, да и вряд ли бы взяли к себе… но посмотреть… неужели никогда не смотрела подобные вещи? Все люди этим занимаются, и ничего постыдного в этом нет. Это одно из божьих изобретений, — перекатившаяся на живот Кико дала Джиёну расстегнуть молнию платья на спине и он, сняв его, опять перевернул её на спину и опустился губами к её губам. Я смотрела на эти касания, видя то, чего не могла представить — Джиёна в любви, даже если только физической. От его поцелуев Кико выгибала спину, улыбаясь от удовольствия. Черное нижнее бельё выделялось на её белой коже, но ещё больше с ней дисгармонировало пестрое от тату и подзагоревшее тело Дракона. Их тела тесно сливались, и когда кожа вливалась в кожу, я это будто ощущала сама. Я видела, как продавливается под ними кровать, и додумывала, зная немного после Тэяна и Сынри на опыте, каково это, ощущать тяжесть мужского тела на себе. Но одно дело, когда это посторонний похотливый мужчина, и совсем другое — когда твой, которого ты хочешь. Джиён снял с девушки трусики, медленно, сопровождая игривым взглядом, стянув их с ног. Я опять хотела отвернуться, но Сынхён коснулся моего подбородка и развернул. — Всё же посмотри и скажи — что в этом плохого? Разве кому-то из них будет плохо? Разве это похоже на что-то отвратительное, изобретенное сатаной? — Я отвела глаза от того места, где Джиён расстегнул штаны, и вцепилась взглядом в лицо Кико. Оно было довольным, блаженствующим, торжествующим, влюбленным, каким угодно, но не несчастным. Я расфокусировала взор лишь после того, как их бедра слились и важная часть тела Джиёна утонула внутри девушки. Она простонала, вцепившись ему в плечи. На какую-то минуту я забыла обо всем на свете. Её стоны наслаждения вбивались мне в уши, резонировали по нервной системе и заставляли дергаться нескольким тикам во мне тут и там. Толчки, сопровождавшиеся характерным звуком причиняли мне почти явственную боль. — Разве не хочется каждой девушке хоть раз почувствовать это? Скажи мне, Даша, — окутывал меня всё тот же обезличенный голос. — Не хочется ощутить, как тебя хотят? Как в тебя входит член мужчины, ласкающего тебя? Не хочется отведать сладкой боли первого раза, после которой останется одно сплошное наслаждение? Не хочется стонать под тем, кто способен выбить эти стоны? — слыша сопутствующие усиливающиеся стоны Кико, я развернулась и, оттолкнув Сынхёна, чуть расплескав сок, до которого так и не дошел мой рот, быстрыми шагами пошла прочь из этой комнаты. Пока я видела только Джиёна — это ещё было терпимо, я всего лишь наблюдала за Кико и понимала, что ей гораздо лучше сейчас, чем мне. Я даже в какой-то степени позавидовала, что она настолько близка к человеку, которого боится вся округа, и они приносят друг другу удовольствие. Быть той, которую имеет Дракон — это здесь престижно. Меня он тоже имеет, но совсем в другом смысле. Но под конец я не выдержала и увидела на их месте себя и Мино. Я услышала внутри себя свой голос, и когда Кико обвила ногами поясницу Джиёна, я почувствовала чего и где мне не хватает, чтобы эти спазмы в животе прекратились. Едва не скатившись кубарем по лестнице, я всё же осталась цела и не переломала ноги, вовремя ухватившись за перила. Спустившись, я залпом попыталась осушить бокал, но на последних глотках осознала, что сок слишком горчит и обжигает, и в нем явно что-то ещё. Сынхён, что ты за человек?! На входе в наш зальчик я столкнулась с Мино, и чуть не вскрикнула. Не от испуга, а чтобы не заплакать. Слёзы уже стояли в глазах, и по одной простой причине: этот молодой человек не пытается обнять меня, поцеловать, завалить куда-нибудь, как в череде тех грез, что проплыли передо мной в темной комнате. — Всё нормально? Куда ты пропала? — Искала свежий воздух… — И как, удачно? — как хвост черной кошки, его бровь, играясь, демонстрировала приподнявшееся настроение. — Подышала немного, — я показала ему стакан. — Сынхён разбавил мне чем-то сок, а я сдуру выпила, — Мино взял у меня его и попробовал губами, отставив после на поднос проходящего официанта. — Водка. Это коктейль «Секс на пляже». — Мне и без этого было неважно. — Может, отвезти тебя обратно? — предложил парень. Обратно? В пустой особняк? Я и он? Нет, там буду только я, потому что он привезет меня и уедет, а что будет делать мне? Но подступающая дурнота — вероятная перспектива, и оставаться тут невменяемой не хотелось. Я кивнула. — Только спрошу у Джиёна… — я поймала его за запястье. — Он… с Кико. Не думаю, что ему теперь есть дело до того, кто куда денется. — Ах вот оно что… — поскольку я обернулась, говоря об определенном месте, то увидела, что по лестнице возвращается и Сынхён. Мне не терпелось высказать ему что-нибудь, выговорить за его проделки, но я не стала. — Ну что, — подошёл он к нам. — Веселимся? — Я хотел отвезти Дашу в особняк. Ей не очень здорово. У тебя нет ключей? — Нет, они у Джиёна, а он… занят немного, — улыбаясь, посмотрел на меня Сынхён. Я отвела глаза. — Могу дать ключи от своей квартиры, у меня там никого, и меня там до утра тоже не будет. Завтра утром заберешь Дашу к Джиёну. — Ну, в таком случае сегодня у меня самого свободно, — Мино достал ключи от машины. — Передашь, что ей стало плохо, и я её увез, ладно? Завтра утром привезу в особняк, — они попрощались, а я, всё что услышала, это что мы едем к Мино домой. Вдвоём. До утра. А неестественное состояние крайнего возбуждения меня ещё не покинуло. Однако вся романтика была прервана ещё по дороге. Водка после шампанского для непьющего человека — как капля никотина для лошади. Я попросила приостановиться по пути, и Мино, высмотрев съезд к каким-то кустам, свернул с дороги, выпустив меня. Но меня не тошнило: укачивало, мутило, вырубало, но до конца плохо не становилось, и от того было лишь хуже. Два пальца в рот совать при парне, от которого я этой ночью сходила с ума меня не прельщало. Я села на балюстраду, повесив голову. Мино встал рядом. — Теперь будешь знать, как опасно пить с Сынхёном, — прислонился он бедром к ограждению, с сунутыми в карманы брюк руками. — Я и забыл, что у него бывают такие шутки, — я не поведала ему о том, что спаивал он меня явно не просто так, а чтобы я полюбовалась сексом. Он-то специально это делал, а вот знал ли Джиён? Не мог не знать. — Ненавижу себя скверно чувствовать… — пробубнила я. Ещё полчаса назад не ворочавшийся язык развязывался. — Да кто же любит? — я вытащила ноги из туфель, босыми опустив их на траву. Мино присел и, забрав обувь, сходил до машины, отнеся её на заднее сиденье. — Ну что, чуть-чуть лучше стало? Доедем до дома? — Не знаю, всё вокруг такое невнятное… — я с трудом подняла голову. Интересно, а в последний бокал шампанского Сынхён ничего не подливал? Он ведь не при мне его налил. Если увижу Наташу, надо спросить. — Помочь дойти? — вытащил одну руку Мино и протянул мне. Я помотала головой. Он убрал руку. Я поморщила нос и, попытавшись сесть ровно, едва не завалилась назад. Парень успел среагировать и поймал меня. Я уставилась в его карие очи своими, наверное, выглядящими по-дурацки с замутненными спиртным зрачками. — Я вообще-то не мечтательница, — забалаболила я, нетрезво взмахнув руками. — И никогда ни о чем таком не мечтала. Но если бы всё-таки вот так подумать, то помогают идти друг другу пьяные мужчины. А девушек… — я икнула, прикрыв рот и помолчав несколько секунд. — Я бы хотела, чтоб ты взял меня на руки, — произнесла я и тотчас наполовину очнулась, стряхнув похмельный бред и вытаращив глаза. Мино спокойно с высоты меня выслушал. Мне захотелось взять слова обратно или извиниться, но я окаменела. Жуткий стыд пронизал каждую клеточку души. — Но если Джиён мне за это свернёт голову… — выдохнул он и подошёл, вытаскивая руки. Он безропотно принял мою просьбу и взялся за её исполнение! Я замахала руками. — Нет-нет, не слушай меня… — но он уже поднял меня, придерживая осторожно, и понёс в тойоту. — Как раз таки пьяных слушать самое правильное, — усадив меня на переднее сиденье и пристегнув, в процессе чего ему пришлось через меня перегнуться, и мне в нос в который раз ударила его туалетная вода, Мино, улыбаясь, занял водительский пост. — Я тебя вполне понимаю. В тех условиях, что ты оказалась, хочется и чего-то приятного, — включив поворотник, он выехал обратно на трассу. — Да и это ведь твоя первая вечеринка. Всё должно быть по-королевски, — особенно моя королевская дурнота и королевское свинство в виде наглых просьб. Я попыталась уговорить себя не открывать больше рта, пока не протрезвею. — А у тебя дома никого, да? — сорвалось в тот же миг. — Да, полная свобода, — он посмотрел на меня. — Не будь это ты, я бы даже обрадовался, что везу к себе не отвечающую за себя женщину, к которой можно приставать. — «Ко мне можно приставать!» — говорили скорее мои ноги и что-то там ещё, а не мозги. Почему вообще сегодня говорят мои отдельные органы? Какая-то наркомания, будь неладен этот Сынхён. Это заразное что ли? — Но так придётся сдерживаться, — он шутил, конечно, но я на полном серьёзе раз сто, пока мы ехали, намеревалась сказать «не сдерживайся!». И лишь под конец стала понимать, что скажи это и последуй за этим что-то, и я буду очень-очень сильно жалеть утром. И даже не потому, что так трясусь со своей невинностью, а потому, что Мино опять поймёт, что все девушки — проститутки. Нет, я не должна поддаваться страсти, я должна целить его душу, а не устраивать праздник тела. Которого хотелось и себе. Вспомнились Джиён и Кико. Я и правда раньше не видела чужого секса, не смотрела его, никакой порнографии. И это попадание в личный интимный мир, где люди наслаждались занятием любовью… соединяющиеся и разъединяющиеся бедра…

Задремавшая, я была разбужена Мино, достающим меня из салона и опять берущим на руки. Сунув мне туфли, чтобы завтра было в чем выйти на улицу (не вечно же ему таскать меня) и захлопнув дверцу, он прижал меня сильнее, держа ключ от квартиры в той руке, что поддерживала меня под ногами, почти под бедрами. — Ну, добро пожаловать в моё семейное гнездо. Хотя, вряд ли сейчас тебе будет до разглядывания, — поднявшись на лифте, он вышел из него, умудрился открыть замки, держа меня и, переступив порог, закрыть дверь. Только тогда опустив меня и прислонив к стенке, он включил свет, поглядывая, не нужно ли меня продолжать придерживать? Я более-менее пришла в себя. Возникла молчаливая пауза. — Предложить тебе чаю? — разрушил её поспешно Мино.

— Нет. Не знаю. Да, пожалуй, — кивнула я сонно и он, уже идя на кухню, остановился, улыбаясь на меня глядя. — Или тебя уложить и принести? — Нет-нет, я ещё бодра, — потрясла я головой и пошла следом за ним. Но молодой человек уже отвлекся от меня и, когда мы оказались на кухне, делал всё, что угодно, чтобы не смотреть на меня: доставал чай, выставлял чашки, щелкал электрическим чайником. Заметил, что в нем мало воды, снял его с подставки, долил, поставил обратно. Закончил все дела, но остался стоять ко мне спиной у рабочего стола. — А тебе завтра на работу? — Я не рано встаю, так что ничего страшного, — подойдя к окну, он повернул жалюзи, без смысла, туда-сюда. Далеко не на первом этаже в него всё равно никто не заглянет. Несмотря на какие-то непрекращающиеся механические действия, Мино не выглядел суетливым. Но концентрироваться на мне явно было не в его планах. Я всё же не нравилась ему, и прежнее расстройство накатывало вновь. Потянувшись за сахарницей, я случайно толкнула ложечку и она улетела со стола. Плавно наклоняясь, хоть и была ближе к ней, я протянула руку позже подоспевшего Мино, подобравшего её первым. Наши пальцы соприкоснулись. Он вырвал ложку и кинул её в раковину, дав мне другую. — Прости, голова ещё немного кружится. — Ничего, бывает, — дождавшись кипения, он налил мне чай и ушел, как сказал сам, стелить постель. Посидев в одиночестве над чашкой, я не дождалась, когда чай достаточно остынет и, встав, пошла следом за Мино. Пьяным, я знала, трудно усидеть на месте. Они блуждают, пока их не отключит. Найдя его в одной из спален, снявшего пиджак, в белоснежной рубашке заправляющего в наволочки подушки, я встала в проходе. Он обернулся. Я рассматривала фотографии на компьютерном столе, сувениры и картинки с видами каких-то городов, легкий бардак вокруг алькова. — Это твоя комната? — Да, моя. — Я ещё раз прошлась глазами по снимкам. Он был на одном с девушкой, но она была на него похожа, к тому же, она была и на другом фото, где присутствовали и родители. Это не бывшая. — Я посплю в комнате сестры, — подтверждая личность неизвестной оповестил Мино. — Извини за неудобства. — Никаких неудобств, — закончив занятие, он пошёл на выход, но так как я соображала туго и не посторонилась, то он буквально застрял в нем вместе со мной, остановившись впритык. Я обняла себя за плечи, сжавшись. Было что-то подозрительное и довлеющее в его взоре сверху. — Знаешь… насчет того, что Джиён мог бы меня отблагодарить за хорошую службу тобой, — Мино нагнулся и его губы опять едва не коснулись моего уха, вызвав лопающиеся взрывы внутри меня. Диафрагму защемило и кольнуло сердце. Мне дико захотелось, чтобы вместе с его голосом в меня вонзилось что-нибудь ещё. — Я был бы не против такого варианта, но надеюсь, это не так, потому что мне не хотелось бы быть тем, кому тебя кинут против твоей воли. Я приятно удивляюсь твердости твоих принципов. Ты молодец, Даша. И твой жених, поистине, счастливый человек, если дождётся тебя, — Сказал, как отрезал. А я почти начала приставать к нему сама! И это напрочь испортило бы всё дело. Мино начал верить в существование хороших девушек! Я близка к победе! Я добьюсь этого, я внушу ему, что я не одна такая на свете, и получу обратный билет в Россию. К жениху, которого не хочу уже видеть. Но это неважно, ведь там родители, братья и сестры… — Идём пить чай? — я кивнула и пошла за ним, но он остановился и, резко развернувшись, вытащил одну руку из кармана. Часы на запястье цокнули металлическим ремешком. — И всё-таки… — он притянул меня к себе, наклонил голову и его губы опускались на мои, и мне оставалось лишь смотреть с предвкушением и сдерживаться, чтобы не запрыгать от радости, но он пресек движение и отпустил меня, смутившись своего порыва. — Нет, прости, конечно, я не должен. Я просто тоже немного выпил сегодня, — оглядев меня сверху вниз, он немного хищно, но почти хладнокровно улыбнулся. — И это платье, действительно, как раздражитель. Его хочется снять к чертовой матери. — Что тут снимать, оно и так при каждом шаге задирается… — покраснев, потянула я за подол по направлению к коленям, не успев добавить «по самое нельзя», но Мино поднял палец. — Молчи. О том, как оно задирается, мне и так сегодня будут сниться сны.

Неуверенность

Когда я допила чай, меня уже до крайности склонило ко сну, поэтому я быстренько ретировалась в подготовленное мне для отдыха пространство, стянула с себя это выглядящее роковым красное платье и, коснувшись прохлады простыней всем телом, моментально погрузилась в объятия Морфея. Будоражащие ощущения сопровождали меня до конца, вместе с нетрезвым головокружением и отступившей немного дурнотой. Покой без каких-либо снов и видений растянулся глубокой пучиной безмолвия, из которой меня вдруг потянул голос Мино.

— Даша, вставай! Просыпайся! — Несмотря на ночное опьянение, я без задержек вспомнила, чем закончилась вечеринка и, понимая, что я в гостях у Мино, открыла глаза, инстинктивно придерживая одеяло. Щурясь и приходя в себя, я притянула его до шеи, телом ощущая на себе только нижнее бельё и бесконтактно чувствуя присутствие молодого человека рядом. Он стоял неподалеку от кровати, поправляя распахнутые им только что занавеси. — Доброе утро! Я пытался разбудить тебя шепотом, но ты спала, как убитая. За окном светило солнце. Как быстро растаяла ночь! Конечно, ему же на работу, даже если не совсем рано, он не может задерживаться из-за меня вечно. Мино был уже одет в офисную стандартную экипировку. Я спала, как убитая? О боже, я храпела? Или я не знаю, что ещё… представления не имею, как я веду себя, когда спящая. Мне никогда прежде не приходилось задумываться об этом, ведь кроме семьи меня никто не мог видеть во сне. Хотя подруги… А потом был бордель… Всё-таки дело не в том, что меня никто не мог увидеть прежде, а в том, что прежде не было волнения по поводу того, понравлюсь ли я кому-то, кто может меня случайно углядеть. Подтянув колени к груди, я замерла под одеялом, следя за иссякающими движениями Мино. Расправив шторы, он опустил руки и, медленно оторвавшись от обзора за окном, повернулся ко мне. Мои щеки вспыхнули против моей воли. Я и сейчас видела, что он красив, но вчерашнего возбуждения не было и в помине. Физического жгучего возбуждения. В душе всё равно что-то клокотало. Я по-прежнему хотела ему нравиться. И пусть от этого, как вчера, не сводило ноги, но внутреннюю дрожь было не унять. Моё, не знаю наивное ли ещё после всего происходящего, сердце, грустило по любви. Потому ли, что её тут нигде не было и в помине, я хотела её всё сильнее? Будь рядом со мной мои близкие, влюбилась ли я в Мино? А что, если даже наличие жениха рядом не удержало бы меня от возрастающих с каждым днем чувств? Я могла бы никогда не встретить этого парня и не узнать, что способна загореться вот так, выбрать неосознанно, каким-то зарытым в сознании неправедным желанием. А могла бы выйти замуж, и всё-таки встретить его после этого события. Но позволила бы я себе разглядывать чужого мужчину, будучи занятой? Я и сейчас не должна была себе позволять этого делать! Попадание в подобную ситуацию не оправдание. Это что же, я всё-таки приспосабливаюсь и обживаюсь? Нет, так всё придёт к тому, о чем они все здесь и говорят — я изменю своим принципам и стану, как все они. Я не должна! — Идём завтракать? — вывел меня из раздумий Мино. Я отвела от него свой взгляд. Не буду в него влюбляться! Не буду, не буду, не буду! Оставалось потопать ногами, и совсем перестану владеть собой. Почти как вчера. Я была близка к этому, к тому, чтобы не соображать, что я делаю. Почему же сегодня этого затмения нет, и я вспоминаю себя, как другого человека? Неужели алкоголь так меняет? Не стану пить больше. Вообще. — Да, конечно, — покосилась я на него, ожидая, когда он отвернётся или выйдет. Я же раздета и не могу вылезти вот так, под его исследовательское внимание, написанное на лице. Но Мино не понял моего протяженного взора. — Позволишь одеться? — потоньше намекнула я. — Ах, да, извини, — развернулся он и направился на выход. Нюх выдал мне приятные ароматы с кухни. Он ещё и готовит?! «Он ещё и готовит» — подчеркнула очарованная и без того часть меня, томно вздохнув. Натянув обратно единственное, что у меня было из одежды — всё то же красное платье, я умылась и пошла на запах, выйдя к накрытому легким, но аппетитным завтраком столу. Мино сел напротив моего места. — Надо было дать тебе что-нибудь накинуть попроще, — спокойно, без каких-либо подтекстов сказал он. Это забота о том, чтобы я не угваздала красивый наряд? Или это относится к его вчерашней фразе, что это платье с меня хочется снять? Я надеялась, что первое. Нет, я хотела второе. Нет. Я не знаю! — Я постараюсь аккуратно, чтобы не выпачкаться. — Парень кивнул, согласившись с этим. Так всё-таки в этом была причина? Опустив глаза, он пожелал мне приятного аппетита и принялся есть. Не нарушая его традиции воспитанного молчания за трапезой, я тоже не стремилась болтать. Но быстро заканчивать не хотелось. Он должен был вернуть меня сейчас Джиёну, а я не хотела туда. Не хотела к опасному и непонятному главарю мафии в лапы, из которых никак не вырваться. Вернее, он дал мне карты в руки, только правильно бы сыграть и выиграть, и тогда путь к свободе открыт. Вот он, главный инструмент, который меня должен спасти, сидит передо мной, переходя к утреннему кофе, влюбляет меня в себя всё больше, но влюбляется ли при этом сам? Измениться ведь нужно не мне, а ему, а его замечания о том, что я радую его глаз, когда откровенно одета, никак не относятся к области благородных чувств, к которым его нужно приобщить вновь. Заставить его забыть разочарование с бывшей. Как? Он знает о моём женихе, и сам мне о нем напомнил, значит ли это, что я обязана продолжать демонстрировать верность тому, дабы убеждать в чем-то этого? Боже, как же сложно. Что мне делать? Я не хочу быть обманщицей, не могу, мне неприятно быть ею. Не заметив, как доела, я поднялась следом за посмотревшим на часы Мино, и мы, обувшись, покинули квартиру. Не могу сказать, что накануне он вёл себя намного расслабленнее, но теперь, когда алкоголь выветрился из нас обоих, по нему нельзя было сказать, что те фразы вылетели из его уст. Это был собранный человек, не имеющий представления о флирте, деловой до мозга костей. Никакого неудобства в нем тоже не осталось за сказанное, Мино словно бы абсолютно признал, что говорил под воздействием спиртного то, что никоим образом в его голове не содержится, поэтому вспоминать об этом нет смысла. Я увидела в электронных часах его автомобиля, что ещё нет и девяти утра. Мы выехали на знакомую мне дорогу, ведущую за город, если можно так выразиться, ведь весь Сингапур — это один единственный город-государство. И всё-таки некоторые его окраины напоминали что-то вроде жизни вне мегаполиса. — Как ты думаешь, Джиён ничего не скажет на то, что я уехала без его разрешения? — Если и скажет, то мне, — Мино нарисовал улыбку, пытаясь изобразить беззаботность. — Я поговорю с ним, в том числе насчет подозрений о… о которых мы вчера говорили. — Я надеюсь, он не разозлится ни из-за чего. — Думаешь, что Джиён страшен в гневе? — парень хмыкнул, поведя бровью. Я передумала с тем, что он выглядит как тот, кто не умеет и не желает флиртовать. Его иногда почти черные глаза с чертовщинкой говорили о другом. — Нет, на самом деле, злиться он почти не умеет. Куда хуже он в тоске, от которой начинает придумывать себе «хохмы», которые добром редко когда заканчиваются. Я не берусь утверждать, что эта теория верна на все сто, но насколько я успел его узнать, это верно. Для него лучше быть либо интересным и всегда интригующим, либо совершенно серым, неприметным, обреченным увлечь его чем-то. Иначе он попытается развлекаться сообразно своему представлению о том, что забавно, весело и любопытно, — он посмотрел на меня. — Этого я не должен говорить, но сделаем вид, что ты и без меня это всё знала, да? — я кивнула, улыбнувшись в ответ. Я и не могла не улыбаться, когда смотрела на Мино в те моменты, когда он проявлял ко мне признаки симпатии. Мы приехали к особняку, и у него уже стояла машина Дракона. Нажав на звонок, мы ждали, когда хозяин нам откроет. Я мечтала о том, чтобы вместе с ним внутри оказалась Наташа, чьё присутствие снижало концентрацию опасности по моим ощущениям. Думалось, что как женщина, она бы вступилась за меня, произойди что-нибудь. Но что могло произойти? Все «доброжелатели» упорно внушали мне, что Джиён не заслуживает доверия. С другой стороны, остерегайся я или нет, если ему вздумается сделать со мной что-то нехорошее, то он сделает, и этого я не предотвращу, как себя не веди. Если не успею повлиять на него… а так ли это просто? Пока мы ждали под дверьми, я подумала, а что, если он привёз сюда Кико? Картина их слияния живописно ожила передо мной. Даже с таким, условно назовём его «чудовищем», какой-то девушке хорошо, приятно, и она его любит. А он её? Нет, он же вроде не верит в любовь? А может и она не верит? Вдруг между ними с обеих сторон нет ничего, кроме влечения? Дверь перед нами открылась. — Ага, вернулись? — появился на пороге Джиён, расплывшись лучезарно после оглядывания нас. — Проходите. — Возвращаю в целости и сохранности, — отчитался Мино, указав на меня. — Сынхён просто сказал, что ты занят, и мы не стали беспокоить тебя по поводу ключей от особняка… — В целости и сохранности… — перебив его, повторил мужчина. Пройдя вглубь дома, он опять повернулся к нам лицом, опершись на спинку дивана ягодицами и скрестив руки на груди. Взгляд у него был уже не сонным, что сообщало о том, что встал он не менее часа назад, а ещё этот взгляд был хитрым-хитрым, как бывало очень часто. — Даша, ну почему тебя все возвращают именно так? В чем проблема? В тебе или мужских особях? — Я растерялась, как и Мино, но он постарался не подавать вида, пытаясь прочесть на лице босса, шутка это или информация к размышлению. — В моём случае проблема скорее в том, кому она принадлежит, — со скромной иронией заметил парень. — Я не покушаюсь на чужое имущество. — А хотелось бы? — расширил глаза Джиён. Мино посмотрел на меня, едва не покачивающуюся на каблуках, от которых скорее хотелось избавиться. Что он скажет? Хотелось бы или нет? Не знаю, насколько нужен был ответ Джиёну, но мне дико не терпелось узнать правду. — Прости, — опередил его задавший вопрос. — Не собирался ставить под сомнение твои мужские способности, это был юмор, относящийся скорее к Даше. У неё удивительная особенность ликвидировать вокруг себя сексуальные мотивы в радиусе десяти метров. — Ну, я бы не сказал, — вновь оглядев меня, Мино дал знать Джиёну выражением лица, что считает мой облик сексуальным. — Кстати, я хотел поговорить с тобой кое о чем. Уделишь мне время? — Конечно, идём, — Дракон повел его на второй этаж, оставив меня распоряжаться самой собой.

Первым же делом я разулась, выдохнув с облегчением. Молодой человек намеревался расставить все точки над i по поводу меня. Именно об этом они пошли побеседовать. Что же делать пока что мне? Я пошла в свою комнату и быстрее сменила наряд на простую домашнюю одежду. Праздник, если его можно было принять за таковой, кончился. Бал завершен, а принц не увидел во мне своей принцессы. Если так не совпадает, не повод ли это задуматься, что Мино — совершенно не мой человек. По некоторым приметам я поняла, что сегодня рано утром приходила горничная, и дел мне пока никаких не осталось. Снова безделье и мысли. Я начала понимать Дракона, у которого активность развивалась, по словам Мино, от скуки, а не от злости. Я тоже была беззлобной (стоп, какое «тоже»? Разве можно назвать Джиёна беззлобным?), поэтому никаких импульсов на поступки от гнева или ярости во мне не рождалось.

Я вышла на балкон, с которого просматривалась часть спальни великого правителя преступности Сингапура, но мужчины ушли в кабинет, а не туда, поэтому и смотреть интереснее было на водное полотно, в лучших традициях Айвазовского — живое, многоликое, красочное, с ощущением исходящего от него золотого свечения, когда солнечные лучи прыгали по волнам, падали на них, перекатывались и, пронизывая прозрачные верхние слои, искрились монетами, рассыпанными потонувшими средневековыми галеонами. Воздух от пролива поднимался влажный и удушающий, на небе будто раскатали рулон однотонного голубого крепдешина — ни облака. Они словно опустились сверху вниз, превратившись в белоснежные яхты, дрейфующие на воде. И внутри и снаружи дома, куда ни посмотреть, всё говорило о достатке, уверенности, основательности, всё было чистым и блестящим. Всё, кроме истинного содержимого. Сбегая от жары, я вернулась в помещение, где работали бесшумные незаметные кондиционеры, и услышала открывшуюся дверь кабинета. Мино и Джиён прощались, возвращаясь к лестнице. Их переговоры заняли не больше двадцати минут, что они решили за это время? — Ладно, я заеду послезавтра, как обычно, — пожал руку шефу, прощаясь, парень и, увидев меня, махнул молча, задержав ненадолго взгляд, непонятый мною, но выражающий что-то. Что он хотел сказать им? — До встречи, — бросил ему Джиён и не пошёл спускаться вниз.

Посмотрев сверху, как тот ушёл, захлопнув дверь, он повернулся и заметил меня, стоявшую тихонько, на прежнем месте. Всё с той же значительной ухмылкой на губах, он сделал паузу, дав мне подготовиться к тому, что придётся с ним пообщаться. А поскольку наши с ним диалоги всегда превращались в битву мнений, то эта подготовка не была лишней.