Юлия пыталась помочь и в то же время ругала Магду за ее частые просьбы о предметах, которые исчезли из жизни. В письме, озаглавленном «Мемуары злополучного исполнителя поручений, том 1-й», она сообщала:
Милая Магдочка, мне только что принесли твое письмо и сто Рублёв на краски, бумагу и прочие несуществующие в природе вещи. Завтра побегу на поиски, хотя сильно сомневаюсь, чтобы резинки, например, давали без каких-либо карточек или разрешений. Что до «какой-нибудь простенькой бумаги» – то сразу видно, что просительница – глухая провинциалка…Насчет бумаги ума не приложу, нужны всякие документы…[234]
Одним из первых указов большевистского правительства, изданным через два дня после захвата власти, был декрет «О печати» (27 октября (9 ноября) 1917 года). Декрет сопровождался исчезновением бумаги из свободного обращения. Это была первая успешная мера советской цензуры, объявившей вне закона «буржуазную прессу» и направленная на подавление всех оппозиционных взглядов. Как писал В. Ф. Ходасевич:
Национализировав типографии и взяв на учет бумажные запасы, советское правительство присвоило себе право распоряжаться всеми типографическими средствами. Для издания книги, журнала, газеты отныне требовалось получить особый «наряд» на типографию и бумагу. Без наряда ни одна типография не могла приступить к набору, ни одна фабрика, ни один склад не могли выдать бумагу. <…> Ввести прямую цензуру большевики еще не решались – они ввели ее только в конце 1921 года. Но, прикрываясь бумажным и топливным голодом, они тотчас получили возможность прекратить выдачу нарядов неугодным изданиям, чтобы таким образом мотивировать их закрытие не цензурными, а экономическими причинами. Все антибольшевицкие газеты, а затем и журналы, а затем и просто частные издательства были постепенно уничтожены[235].
Не имея ни холста, ни бумаги, Магда сообщала Юлии:
А как хочется иногда писать – до умоисступления. За блага земные – коровье стойло и печенье хлеба – делаю портретные рисунки семьи театральной портнихи на обратной стороне каких-то похвальных листов министерства земледелия[236].
(Очевидно, это и были те портреты, которые помнила Н. Д. Галактионова, мать которой была театральной портнихой: они сгорели вместе с ее домом во время войны.)
Несмотря на все трудности, Магда и Лиля были полны энтузиазма. В одном из своих первых писем к Юлии из Усть-Долысс Магда перечисляет пьесы, которые они выбрали для постановок:
Сейчас готовим к Рождеству, шьются по моим рисункам костюмы для детского вечера (басни Крылова, козлик и др.), выходит хорошо. Затем пойдет «Первый винокур» Л. Толстого, «Скряга Скрудж» Диккенса и «Ночное» Стаховича. К первому я должна написать декорации, причем света еще нет! А когда будет электричество еще не известно, т. к. рабочих мало[237].
Из писем Магды и писем Лили к сестре Вере мы знаем о репертуаре их театра – он был удивительно богат. Помимо вышеперечисленного, они поставили несколько пьес Чехова («Медведь», «Предложение») и инсценировали его рассказы («Неудача», «Канитель», «Злоумышленники»). Шли пьесы Островского «Без вины виноватые», «Не было ни гроша, да вдруг алтын», «На бойком месте»; Пушкина – «Пиковая дама» (в живых картинах), «Анджело» и «Жених», инсценировка «Майской ночи» Гоголя. Кроме «Первого винокура», была поставлена пьеса Л. Н. Толстого «От ней все качества» (по словам Магды, «скучнейшая вещь») и пьеса А. Потехина из крестьянской жизни «Чужое добро впрок не идет». Для детей было инсценировано несколько басен Крылова. С большим успехом исполнялись инсценировки народных песен «Не шей ты мне, матушка…», «Катенька», «Стрелочки», проводились музыкально-поэтические чтения. Магда мечтала о кукольном театре:
Я убедила здесь устроить и кукольный театр. (Конечно, Петрушку твоего только). Напиши, мне, можно ли получить набор кукол и сколько это будет стоить? Или это безнадежно? Скажи, что это для Народного дома при Усть-Долысском кооперативном товариществе. Еще просьба: пришли твоего Конька-Горбунка. Дай его переписать. Кооперация за это заплатит, сколько бы ни стоило[238].
Это амбициозная программа осуществлялась с минимальными человеческими и материальными ресурсами. Почти все актеры и сценические помощники были местные крестьяне. Даже Лиля – главный постановщик и ведущая актриса – не была профессиональным театральным режиссером, хотя этого никто не подозревал. Магда писала о ней и о своей работе:
Написала пока один задник – небо – к нему разные приставки для леса и поля. Сделала эскизы декорации для Анжело <так> и костюмы. Делала эскизы декораций для «Пиков, дамы» и костюмы. Костюмы для Пателэна, для Диккенса, часть эскизов для Островского «На бойком месте» и костюмы. Костюмы для «Жениха» Пушкина. Теперь предстоит «Русалка» Пушкина.
Сейчас по эскизам для Анжело работает плотник. Делает картонные задники. Двери, готические арки из дерева и картона, кресла, балдахины. Работает он даже слишком хорошо, хочет сделать все совсем настоящим. Так арки он сделал совсем рельефные, на круглых столбах из брусков и картона. Впрочем, я этого хотела, чтобы декорация была простой и не фальшивой. Значит, черный фон с цветными фонарями, арки, справа дверь из замка – вот и все. <3десь в тексте письма – рисунок сцены с арками, занавесом, дверью.> Остальные так же просты. Делаю плакаты простейшие – объявления о спектаклях. Гримирую всех действующих лиц и придумываю грим. Бываю на репетициях и критикую нахально (впрочем, профессионалов нет, поэтому не так уж нахально). Критикую mis en scene’bi, жесты, интонации, придираюсь к Лиле – ее легко сбить, и она огорчается, впрочем, она как режиссер талантлива, хотя и без определенных взглядов и больше интуитивно. Лиля способна и очень красива на сцене и несколько однообразна, иногда с восторгом хохочет и говорит: «если бы они знали, что я не актриса!»[239]
В письме от 9 июня 1920 года Магда подвела итог зимнего сезона: «Постановок было не мало – больших и малых вместе 24. <…> Многие повторены». И как будто этого мало, Магда сообщает: «Много путешествовала пешком за 8 и 9 верст, устраивала спектакли в 9 верстах отсюда»[240]. Лиля и Магда искренне пытались создать серьезные постановки, которые могли бы тем не менее понравиться их неискушенной публике.
В отчетах газеты «Молот» о культурных мероприятиях в деревнях под Невелем, в обзорах концертов и спектаклей театр Усть-Долысс удостоился особой похвалы за качество своих постановок и, в частности, за профессионально выполненные костюмы и сценические декорации. Как и в обычные времена, похвалы в адрес театра вызвали зависть и соперничество. Так, Магда сообщает:
Жизнь здесь не без маленьких бурь, а именно у театра есть враги. Один невельский лесничий по имени Швецов мнит себя актером. На первом вечере его выпустили читать стихи – читал убийственно. Следующий раз Лиля заставила его прочесть стихи (Гальпериной) заранее и не выпустила его. Он воспылал местью. Стал писать бурные и угрожающие письма с подчеркиваниями и т. д. Письма до того замечательны, что я их выпросила себе в собственность. Затем он явился сюда с демоническим видом, курил, не кланяясь ни мне, ни Лиле, и наконец повел пространную речь с выпадами. Говорил о служении народу, о том, как он мечтает устроить театр (ему этого никто не предлагал) и кончил личными выпадами. Его категорически оборвали Котов и члены рабиса – музыканты. После этого он стал плакать! Теперь написал униженное письмо, где пишет о своей молодости и непонятости и просит все забыть. Вчера было другое нападение со стороны другого народного дома, кот. считает Долыссы конкурентом. Нападение опять-таки со всякими угрозами. Но и это, очевидно, удастся отразить[241].
В письме к Вере Лиля процитировала этого «врага»: «Вы приглашаете профессионалов, а мы против профессионалов, долой их! Мы не знаем, что кроется под их профессией!»[242]. Магда писала о подобных «нападениях» не один раз:
Недавно было новое нападение, а именно от волостного отдела нар. обр. Заведующий устроил у себя нар. дом, но дела его не идут, и он возгорелся завистью. В один прекрасный день явился он и стал требовать, чтобы его пустили ставить у нас (он портной по профессии). Когда ему сказали, что сцена занята и что, считая себя ответственными за художественность постановок, не могут допустить непроверенной постановки, то он преисполнился злобы, стал угрожать и интриговать, но все атаки отбили победоносно. Это второе по счету нападение. Удивительные существа люди, не могут видеть чужой удачи[243].
Своим успехом театр был отчасти обязан энтузиазму всех участников, но больше всего серьезному, профессиональному подходу Магды и Лили к выбору репертуара, чтению и интерпретации пьес для «актеров» и работе с каждым из них индивидуально. Несмотря на это, критики высказывали свое мнение, и Магда писала Юлии, защищая себя и Лилю: