Книги
Магда Нахман. Художник в изгнании
На днях ко мне явилось два гимназиста 15 л. и объявили, что избрали меня почетным членом культурно-просветительного кружка. Не знаю, что буду с ними делать. Я не Лиля Эфрон. Они крайне речисты и самоуверенны. Конечно, начинают с театра и конечно с Чехова[207].
Железнодорожное сообщение с Ликино было прекращено; тем не менее Магда пишет, что «комиссар очень просит достать ему театрального инструктора. Зарплата минимум 2100 р. Обещает послать лошадей навстречу во Владимир. Так что ехать на поезде до Вл., оттуда на лошадях 40 в. Это сейчас лучше, чем в поезде. Только, по-моему, желающих не найти. Во всяком случае, исполняю обещание и пишу»[208].
Некоторые энтузиасты народного театра верили, что «зрелища и веселье – предохранительный клапан от беспорядков. Дайте людям возможность хорошо провести время, и это удержит их подальше от неприятностей»[209]. Но главная причина была не в этом. Менялось отношение личности к обществу, менялась роль каждого члена общества, менялась господствующая идеология. Театр взял на себя образовательную и идейно-пропагандистскую функцию, хотя репертуар для идеологического воспитания появился не сразу. Магда переписала для Юлии частушки – «местное народное творчество», – в которых точно отразились эти изменения:
Вот тебе частушки:
<…> дети поют эти частушки и, очевидно, выражают довольно точно отношение народа к современности[210].
Как писал Троцкий, повседневная жизнь приобрела «динамичную театральность». Русско-американская анархистка Эмма Гольдман, ездившая по России в 1920 и 1921 годах, отмечала:
в случае с театрами не принималось никаких отговорок. Всем было разрешено продолжить выступления и спектакли в то время, когда фабрики были закрыты из-за нехватки топлива. Опера, балет и пьесы Луначарского ставились с большой пышностью, а Пролеткульт, организованный для развития пролетарской культуры, щедро субсидировался даже в самое голодное время. Верно и то, что правительственные типографии были заняты днем и ночью производством пропагандистской литературы и изданием старых классических произведений[211].
Театры в Невеле и окрестных деревнях – Чупрове, Чернецове и Усть-Долыссах – появлялись спонтанно, по инициативе снизу. Газета «Молот» опубликовала уведомление местного отдела просвещения о специальных курсах для «работников сцены в деревне»[212]. Театр предназначался не столько для развлечения, сколько для обучения и пропаганды, и как учреждение он перешел под контроль государственных органов просвещения: в центре – Наркомпроса во главе с А. В. Луначарским, а в провинции – под руководство подотделов внешкольного образования при отделах народного образования. После спектаклей в народных театрах пьесы и их постановки обсуждались зрителями, а критические отзывы о работе режиссеров и актеров публиковались в газете.
Выпуски газеты «Молот» за 1918–1920 годы рисуют интересную картину времени и места, где Магда жила и работала. Как и многие подобные органы печати, появившиеся в российской провинции сразу после Октябрьской революции, «Молот» изобретал собственные метафоры и обороты для выражения пламенного оптимизма и веры в победу революционных сил. Газета была еще одной сценой, на которой авторы статей, некоторые едва грамотные и плохо знакомые со своей задачей, исполняли свои общественные роли и стремились сформировать общественное мнение. Во многом роль печати, как и театров, сводилась к идеологическому просвещению и пропаганде.
Отдел печати Комиссариата по иностранным делам распространял информацию для местных газет о политических волнениях за рубежом, в том числе в колониальных державах, их колониях и на зависимых территориях. Контроль над общенациональными новостями находился в руках Российского телеграфного агентства (РОСТА). В книге «В Москве на приколе: история американки в русской тюрьме», в главе «Сбор новостей в Москве» американская журналистка Маргарит Харрисон, аккредитованная в Москве, писала:
Отделения РОСТА имеются в каждом городе; от них приходят полные отчеты о местных делах. Часто это сообщения о забастовках, крестьянских восстаниях, митингах и событиях, которые сами по себе не имели бы большого значения, но они, как соломинки, указывают, куда дует ветер в провинции. Такие сообщения либо кладутся по той или иной причине под сукно, либо не печатаются из-за недостатка места в очередных выпусках газет[213].
Контролируемые из центра газеты, подобные «Молоту», своими статьями производили впечатление всемирного пролетарского единства и поднимали боевой дух населения.
Происходящая «карнавализация» жизни (пользуясь понятием Бахтина) отражена на страницах «Молота». (Не здесь ли он и пришел к этому понятию?) В разделе «Объявления», после заметки о пропавшем брате, которого бойцы Красной армии сняли с поезда Петроград – Невель и с тех пор его никто не видел, следует запрос о пропавшей лошади. На протяжении 1918 года местная ЧК публикует в газете списки контрреволюционеров, расстрелянных в окрестностях Невеля и в ближайших уездах. Так, например, сообщается, что за попытку свержения Советской власти такие-то <список> «подвергнуты расстрелу»[214]. Под заголовком «Только цветочки – ягодки впереди» опубликован список расстрелянных в ответ на убийство Володарского и Урицкого и на покушение на тов. Ленина. «Витебская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности постановила: всякого члена, сотрудника или служащего в советских учреждениях, уличенного в вымогательстве, подлоге, взятничестве, и тому подобных действиях, позорящих идею Советской власти, предавать расстрелу». Выражается надежда, что и «Невельская Чрезвычайная Комиссия будет также беспощадно расправляться с негодяями, втершимися в Советские ряды». Не сдавшие огнестрельное оружие в пятидневный срок «будут немедленно расстреляны»[215].
«Молот», № 29, 1 октября 1918 года:
«Молот», 8 октября 1918 года:
Такие публикации исчезают в 1919 году. Обычная подпись под извещениями и распоряжениями ЧК – «Чрезвычайком».
Газета вносит предложение создать мастерские для обеспечения трудом проституток («Молот», № 38, 1 ноября 1918). В августе 1918 года открыт Народный дом им. Карла Маркса. Отдел просвещения, призывая к реорганизации среднего образования и введению всеобщей грамотности, сетует на то, что многие дети не посещают школу из-за голода и потому, что их отправляют работать на поля. Организуется единая трудовая школа. Есть сообщения о репетициях, а затем о постановке «Эдипа в Колоне» Софокла: «Постановкой руководят знатоки Эллады и Греции гр. Бахтин и Пумпянский»[216]. Спектакль прошел под открытым небом, с участием пятисот самодеятельных актеров – «учащихся трудовых школ города и уезда». «Николай Романов», как сообщается, был расстрелян, но его жена и сын были доставлены в безопасное место (дезинформация, пришедшая из центра)[217]. Открылись музыкальная школа и студия скульптуры, а также студия эстетического воспитания детей. Появляется директива о сборе яиц – по одному яйцу с дома – для отправки голодающим детям Петрограда. «Продовольственный вопрос заострен, беднота нуждается. Но достать его можно только товарообменом <так>, но товаров нет или очень мало» (№ 8, 19 июля 1918). «Галоши с 27-го июня выдаются во всех кооперативах по членским книжкам на 10 человек пару галош. Старые ордера на галоши аннулируются». Невыполнение «обывателями», несмотря на угрозу штрафа, «обязательных постановлений» «заставило Невельский Совет принять более репрессивные меры, вплоть до расстрела… Однако эти меры не должны вызывать недовольствия <так> обывателей». Только такая мера «может заставить всех паразитов отказаться от своих жалких ролей»[218]. «Ликвидация писчебумажного магазина. <…> За получением ордеров на бумагу следует обращаться в Правления Кооператива Рабочих»[219]. Объявлены курсы латинского языка: «На курсы будут приниматься лица с 4-х классным образованием». Резолюция крестьянского собрания: «Долой разбойничью Лигу Наций». Всем, занимающимся обработкой металла, предлагается «вступить в члены профессионального Союза металлистов. В противном случае лица, не записавшиеся, будут лишены ордеров на получение металла». Объявляется штраф «за пастьбу коров вне городского стада», а также штрафы и тюремное заключение за пьянство и изготовление самогона. Каждый день выходят новые указы, директивы и «обязательные постановления»: каждый домовладелец или жилец должен убирать часть улицы перед своим домом; все врачи, инженеры, бывшие пленные, «торговцы, лица, не имеющие определенных занятий, все ремесленники-кустари, работающие в своих мастерских и граждане, не занимающиеся общественно-полезным трудом», должны зарегистрироваться; велосипеды, запасные части, ненужное тряпье, запасы льна и льняных семян, а также лошади должны быть зарегистрированы («назначена дополнительная явка для учета лошадей, не явившихся по каким-либо причинам ранее», 9 июля 1919).
«Обязательные постановления», имеющие силу закона, обычно заканчиваются фразой: «означенное предписание входит в силу со дня его опубликования»; халатность или невыполнение караются революционным трибуналом, штрафами и арестами – заключением в Рабочий дом. Каким образом население уезда в 149 тысяч, на которое выпускалось 1500 экземпляров газеты два раза в неделю, должно было узнавать об этих постановлениях – неясно.
Каждый выпуск газеты полон отчетов, постановлений, призывов съездов, конференций, собраний, заседаний. В «Молоте» также можно прочитать, что всего за 1919 год симфонический оркестр Невеля дал двадцать концертов классической музыки, не считая концертов камерной музыки (Бетховен, Гайдн, Моцарт), а местные театры поставили пятьдесят пьес. Появляется рубрика «Театр и искусство». Крестьяне, которые не выполнили плана реквизиции, были расстреляны как предупреждение для других. В новом народном клубе «Карл Маркс» состоялся публичный диспут о «Боге и социализме»; зал был полон, и диспут длился почти до рассвета. Священникам православной церкви было приказано освободить свои дома, которые необходимы для общественного пользования. Следующий диспут о религии, «Христианство и его критики», длился два дня; «зал был полон». Во время этого мероприятия Бахтин и Пумпянский выступили с лекциями по истории христианства и об отношении к христианству немецких религиозных философов и Ницше: «говорили непонятно и научно». На том же заседании марксист Яков Гутман выступил с контрлекцией с точки зрения исторического материализма. Появляется рубрика «Что надо знать каждому крестьянину». В ней обсуждаются вопросы «кто такие большевики и кто коммунисты, чего они хотят, какое их отношение к церкви». Ряд лекций по философии, науке и религии будет прочитан «школьным работником Пумпянским».
Помимо местных постановлений и директив, в газете публикуются военные бюллетени, постановления правительства, новости о революционных событиях и экономических кризисах за рубежом. Отчеты о революциях и кризисах в капиталистическом мире написаны метафорическим языком с явной идеологической тенденциозностью («империалистические акулы», «контрреволюционные бандиты», «кровожадные империалисты», «змеиные гады», «международные хищники»)[220].