Несмотря на искренне положительное отношение к спектаклю и работе актрисы, нельзя не отметить несколько облегченного, адаптированного к массовому восприятию тона рецензента: дело ведь не в правдивости отображения боли, силы духа и благородстве — речь идет о существе нематериальном, в этом, на мой взгляд, и была вся сложность для актрисы и режиссера. Странница не ведает боли и благородства — она знает великие три таинства: таинство рождения, таинство жизни и таинство смерти. И в этом, на мой взгляд, заключалась одна из главных трудностей для Людмилы Чурсиной.
А вот та незримая «пропорция» между двумя полюсами существования, мистическим, нереальным и вполне реальным — найдена совершенно точно. Помните, как отвечает на вопрос Берлиоза на Патриарших прудах, один ли он приехал в Москву, Воланд: «Я один, я всегда один…»? Ни в коей мере не сравнивая Странницу Касоны с персонажем романа Михаила Булгакова, пытаюсь вдуматься в несомненную общность: Господь окружен сонмом ангелов, а Смерть, исполняя волю Его, всегда существует сама по себе и тем самым как бы получает право вносить некоторые коррективы. Здесь и кроется, на мой взгляд, открытие драматурга и точно вычитанное режиссером и воплощенное актрисой мудрое противоречие Странницы…
В интервью Галине Смоленской Людмила Чурсина спустя много лет после премьеры говорила: «Все мы приблизительно верующие. Если бы мы были истинно верующими, то мы бы смерти не боялись, приближения ее не боялись, понимая, что это переход в иное существование. В иное состояние. Но поскольку мы все привязаны к этой жизни корнями и всем, всем, всем вгрызаемся в нее, держимся за нее, делим ее на кусочки… Не случайно Странница отвечает Старику: „Жизнь? Ты думаешь, мы так различны, что могли бы существовать друг без друга?“ „Если мы были бы вечными и не умирали, не уступали дорогу следующим — что бы творилось на этом шарике?..“ Что делать, мы никогда не знаем, какие нас ждут испытания, как мы будем завершать эту жизнь… Но, если бы думали о том, помнили, что не мы первые, не мы последние… Значит, что-то в этом мироустройстве прихода-ухода есть некий высший смысл.
Я не боялась этой роли, мало того, она мне очень помогает в жизни. Очень! И я советую своим друзьям, знакомым: „Сходите на спектакль, посмотрите! Может быть, потом перестанете так бояться…“. Ведь страх — это самое ужасное состояние, которое в человеке подавляет даже самые его маленькие возможности. А ведь многие уже после 50–60 лет живут под страхом ухода, кончины, кончаемости этого бытия… У каждого из нас есть своя программа, своя миссия на этой земле. Плюс-минус какие-то рокировки в сторону, и все равно мы идем по тому пути… Да, хаоса много в этой жизни, в мире, особенно сейчас, но все равно — мы этот хаос творим. Создаем сами».
Следующей совместной работой Александра Бурдонского и Людмилы Чурсиной стал спектакль «Элинор и ее мужчины» по пьесе Джеймса Голдмена «Лев зимой». Уже в самом изменении названия заложен смысл режиссерской трактовки: главная героиня, механизм запуска сюжета, опальная королева Элинор Аквитанская, более десяти лет томящаяся в заключении и выпущенная мужем на свободу на Рождественские праздники, а не ее муж, король Генрих Второй, которого сильно, выразительно сыграл Сергей Колесников, составивший с Людмилой Чурсиной великолепный дуэт…
Людмила Чурсина рассказывала Галине Смоленской: «Она — любящая жена. Она любит Генри. До последнего. Она любит Англию, она хочет сохранить ее, чтобы страну не разодрали эти самые Джефри, Джон и прочие. Она хочет Ричарда посадить на престол… Здесь любовь женщины, любовь матери, все переплетается… Она сильная женщина, и говорит: „Не перекладывай ношу на мои плечи, ты сам поступил так, как поступил, никто тебя не заставлял. Я же свою ношу несу. Мои потери — это моя работа…“»
В то время, когда только еще начинались репетиции этого спектакля, Людмила Чурсина говорила: «Это будет наша третья совместная работа с Александром Васильевичем. Роль требует такой энергетики, такого напряжения сил — голоса бы хватило! И партнеры у меня замечательные. Он (Бурдонский. —
Пьеса, написанная драматургом в 40-х годах и поставленная уже после завершения Второй мировой войны, много ставилась не только в европейских странах, США, но и у нас, не раз по ней были сняты художественные фильмы, в частности, получивший широкую известность фильм, главные роли в котором сыграли Питер О’Тул и Кэтрин Хепберн. Но «под пером» Александра Бурдонского какие-то акценты совершенно закономерно сместились, чтобы более четко обозначить не только мотивы Джеймса Голдмена, создававшего «Льва зимой» во время войны (а для Бурдонского всегда очень важен контекст работы писателя, драматурга, потому что он верит в то, что все в мире, в искусстве, в культуре нерасторжимо связано с эпохой создания и тесно переплетается с ней), но и контекст дня нынешнего, обусловленного прошлым порой значительно острее, чем мы привыкли это воспринимать на первый беглый взгляд.
Так, в самом начале ХХI столетия, накануне второго его десятилетия, режиссер поистине пророчески предугадал, к чему ведет лишь едва обозначающийся раскол мира, расцвет которого мы наблюдаем сегодня. И в этом смысле королева Элинор с ее двойственностью, с почти уравненными в душе стремлением к власти и стремлением предотвратить разрушительное будущее, с ее непреодоленной, больной любовью к мужу и сыновьям, становится едва ли не пророчицей. И уж во всяком случае, главной героиней современного повествования о состоянии мира и попыткой как-то его если не окончательно преодолеть, то хотя бы оттянуть на какое-то время.
А потому Александр Бурдонский вынес на программку к спектаклю строки Ф. И. Тютчева о единстве, которое «быть может спаяно железом лишь и кровью, но мы попробуем спаять его любовью».
Кстати, даже не зная Александра Васильевича Бурдонского как человека, можно с уверенностью предположить, что поэзию Федора Ивановича Тютчева он не просто знает, чувствует, но постоянно проверяет ею ситуации, характеры, настроения тех пьес, которые ставит.
Вот один из рассказов Людмилы Чурсиной: «Я как-то пришла на спектакль после звонка от мамы. У меня ощущение, что надо бы с ней провести оставшуюся жизнь — маме много лет. Сижу между репетициями, лицо, как говорится, по земле, и Александр Васильевич почувствовал. Вдруг он так сел рядом и шепотом прочитал Тютчева:
И эти стихи так легли вдруг, упали в мою разъятую душу, отозвавшись такой умиротворенностью и смирением. Я поняла, что не смогу сделать больше на сегодняшний день».
Чего больше в трактовке образа королевы режиссером и актрисой — потерпеть поражение жены или матери? Возвести на трон любимого сына, чтобы его руками, его волей добиться полной власти над государством с его внешней и внутренней политикой? Людмила Чурсина играет так, что эти два стремления, на первый взгляд, противоположные, уравниваются в жесткой, сильной и страстной работе актрисы, уверенно плетущей цепочку интриг, в которой, кажется, каждое звено подчинено определенной цели — с ясной головой, с четким осознанием последствий каждого шага, Чурсина в роли Элинор действует как опытный шахматист, видящий результат на несколько ходов вперед…
Но чтобы сыграть свою игру, Элинор необходимо лишь одно — жизнь. Не в заточении, а в гуще событий, где она сможет по-своему расставлять на доске шахматные фигуры. Когда Театр Российской армии показывал спектакль «Элинор и ее мужчины» во Владикавказе, один из рецензентов отметил, что героиня Чурсиной «искренне верит, что мирным путем можно уладить самые острые конфликты, избежать войны и кровопролития».
Мне кажется, что в словах критика содержится большая ошибка: будь в ее поступки и помыслы заложена лишь эта идея, образ получился бы значительно обедненным. Людмила Чурсина играет прирожденную интриганку (а кто еще мог вырасти при любом королевском дворе, немыслимом без интриг и своеобразно понятой дипломатии?), которой, с одной стороны, ничто человеческое не чуждо, потому что любовь — едва ли не последнее, за что она цепляется и во что верит, с другой же — любовь ее питается стремлением к власти, к деятельному участию во всем, что происходит в стране и в мире. И вот эта двойственность становится стержнем характера, выразительно воплощенного Людмилой Чурсиной.
Несомненно, роль королевы Элинор Аквитанской стала для актрисы некоей ступенькой вверх, если говорить о театральных ролях.
А затем последовал совершенно неожиданный для многих спектакль по пьесе немецкого драматурга грузинского происхождения Нино Харатишвили «Игра на клавишах души» (пьеса называется «Лив Штайн»). В роли гениальной пианистки Лив Штайн Людмила Чурсина, кажется, соединила, органически слила воедино все профессиональные и личностные обретения не только последних полутора десятилетий на сценических подмостках и экране, но и опыт всей предыдущей жизни.
Критик Валерия Гуменюк писала: «Сюжет пьесы интригует — своего рода психологический детектив, в нем слышны отголоски Ибсена, Достоевского и возможно даже Бергмана».
Честно говоря, не могу вспомнить, когда современная пьеса захватывала и держала в напряжении своей загадкой от начала и до самого финала. Когда испытывала подобную острую необходимость разобраться в том, что же происходит. Кто палач, а кто жертва? Кто прав, а кто виновен? Кто запутывает и усложняет ход событий, играя в свою игру?..