В 2016 году вышел последний спектакль Александра Бурдонского в Театре Российской армии «Этот безумец Платонов» по чеховской «Безотцовщине» с Людмилой Чурсиной в роли генеральши Анны Петровны Войницевой.

Судить об этом спектакле по первому впечатлению было очень и очень сложно — в него надо было вжиться, посмотрев несколько раз, чтобы осознать ту невымышленную новизну мысли режиссера, с которой наше стереотипное мышление не желает смиряться, сопротивляется даже и тому, к чему мы привыкли в работах Александра Бурдонского едва ли не с первых его спектаклей: подробность, которой он никогда не жертвует, пристальное внимание к тексту, проработка характеров и их тонкая, порой причудливая связь с эпохой создания и — с днем сегодняшним.

Скорее всего, наше внутреннее сопротивление поначалу связано с тем, что Антон Павлович Чехов для нас, может быть, с каждым годом все более отчетливо становится в ряд тех, кто не просто обозначил, но закрепил понимание русской интеллигенции на переломе веков со всеми их мучительными поисками своего места и назначения в жизни, с сомнениями, надеждами, невозможностью веры и любви. И мы навсегда привязались к Чехову «Иванова» и «Дяди Вани», «Трех сестер» и «Чайки», «Вишневого сада», до сегодняшнего дня ощущая нашу духовную связь с его персонажами, чувствуя, словно собственную, их тоску, порывы к другой, совсем другой жизни.

Когда-то, несколько десятилетий назад, замечательный режиссер Анатолий Иванов поставил в Воронежском драматическом театре «Безотцовщину» под поэтическим, возвышенным названием «Прости меня, мой ангел белоснежный…», определившим весь эстетический строй спектакля. И покорил им без исключения всех, кому довелось видеть эту работу. До боли красивый, спектакль «Прости меня, мой ангел белоснежный…» отзывался в душе той недостижимостью гармонии, которая свойственна всем, которая тревожит и дразнит каждого.

Александр Бурдонский через десятилетия, обогащенный уже иным опытом жизни, читал самую первую, далеко не совершенную пьесу Чехова принципиально иначе.

И дело не просто в том, что читал — режиссер представляет нам совершенно незнакомого Чехова, первое прикосновение будущего писателя к драматургии. В этой пьесе нет строгости и стройности сюжета; нет определенности характеров; здесь обилие мелодраматических «узелков», наслоений событий. Но едва ли не самое главное заключается в том, что в «Этом безумце Платонове» нет того привычного для нас в драматургии Чехова круга интеллигенции, который в ту пору, когда он писал, был Антону Павловичу еще плохо знаком.

Это было время, когда Чехов только еще начинал «выдавливать из себя по капле раба», а что это значит, если вдуматься, а не просто еще раз повторить со школьных лет знакомую цитату? Преодоление мещанской среды, в которой он родился и формировался, — с ее антисемитизмом, пьянством, примитивными развлечениями, посещениями борделей, дремучим неприятием всего, что выходило за четко обозначенные рамки.

Что же касается общепринятого (и совершенно справедливого!) мнения о том, что абсолютное большинство чеховских героев его известных пьес — интеллигенты, не он ли и сформировал во многом этот слой общества? Он — и эпоха, одарившая русскую культуру неподдельными ценностями, восхитившими весь мир. А что касается дворянского происхождения — совсем не обязательно эти люди могли быть причислены к интеллигентам…

В «Этом безумце Платонове» интеллигент, по сути, лишь один — Глагольев, выразительно сыгранный Виталием Стремовским (талантливейшим артистом, ушедшим из жизни в 2021 году). Но вчитайтесь в чеховский текст, чтобы понять, что представляло для писателя в ту пору это понятие: образованность, мягкость манер, безупречная речь, некая «старорежимность», рыцарственность, берущая свои истоки явно от Павла Петровича Кирсанова, героя тургеневских «Отцов и детей» (не случайно Глагольев-младший, артист Роман Богданов, является полной противоположностью своего отца), иными словами, довольно сомнительная еще «положительность». И как прямое противопоставление — похоже, в зависимости от Горького созданный образ разбойника Осипа (Сергей Иванюк).

Остальные же персонажи живут так, как было принято в среде, воспитавшей Чехова и ненавистной ему: пьянство, дикие разгулы, неуважение к женщине, бессмысленные, убогие развлечения… И генеральша Анна Петровна, которую мы хотели бы воспринять как аристократку, таковой отнюдь не является. Александр Бурдонский дает нам несколько выразительных подсказок: то генеральша самозабвенно пляшет с троицей своих гостей, то, придя к Платонову и хлебнув прямо из горлышка бутылки вина, Анна Петровна поет «жалостную» песенку: «Ах ты, доля моя, доля-сиротинка…» под гитару, чтобы потом словно выдохнуть: «Не нужна… лишняя…» И в этом эпизоде в полной мере раскроется биография женщины, может быть, мелкопоместной дворянки, не отягощенной интеллектом и образованием, удачно вышедшей замуж за генерала и усвоившей от него командные интонации и привычки распоряжаться и все подчинять своей воле.

Людмила Чурсина играла свое непонятное и непреодолимое влечение к Платонову с первых же сцен: любое упоминание о нем отзывалось в ней каким-либо жестом или подчеркнутой мимикой, но наступал момент, когда она являлась к нему «брать крепость», потому что не терпит, когда что-то совершается против ее воли…

Вот как рассказала актриса о своей работе Галине Смоленской: «Генеральша у меня, как говорится, еще только взращивается… Ну, я фантазировала: кто, где, откуда она? Женщина на излете лет, уходят последние женские годы. И шесть месяцев отсутствовала, была в Петербурге, наверное, насмотрелась на общество, обнаружила в нем ту же приблизительность искренности, все то, что являло общество в те годы, как, впрочем, и сейчас. А потом подумала: „А здесь есть Платонов…“ Острого ума. Не банальный. Не боящийся над кем-то так безжалостно посмеяться. И самое главное, что они, как говорится, по ощущению жизни, по настроению, очень похожи и близки друг другу… Платонов о ней говорит: „Ты не верь смеху этой женщины, она смеется, когда ей хочется плакать…“ И Терлецкий хорошо говорит: „Это единственная женщина, на реальное лицо которой я смотрю и понимаю, что возможна дружба между мужчиной и женщиной“. Но к Платонову она питает помимо дружеского еще и женский интерес… Так что там всего достаточно».

Подобное точное видение многослойного облика своего персонажа дало возможность Людмиле Чурсиной создать характер не однозначный, а сплетенный из самых разных и сложных черточек, порывов, устремлений. И, зная актрису, легко предположить, что роль генеральши Анны Петровны могла бы от спектакля к спектаклю расти и наполняться все более интересными смыслами… Ведь по словам Людмилы Чурсиной, «сцена обладает каким-то удивительным свойством возрождать силы». А значит — и увеличивать масштаб роли.

Но не случилось — вскоре после смерти Александра Васильевича спектакль был снят с афиши…