Что же касается образа леди Макбет, Людмила Чурсина интересно рассуждала о нем в упомянутом уже интервью Галине Смоленской: «Ведь по большому счету она все делала ради Макбета, сама никого не убивала. Так руки-то — не в крови! А она пытается их отмыть… В Евангелии сказано, что те, через кого придет соблазн, должны быть наказаны больше, чем те, кто соблазнился. Пусть и по наивности, глупости, непониманию, но — соблазнился. А те, кто соблазняет, действуют более сознательно. Леди Макбет сделала из своего мужа убийцу, она в него ввинчивала этот гвоздь, вкладывала в него зло, вкладывая и всю себя…»
О деятельности Иона Унгуряну, вернувшегося в 90-х годах в Молдавию, ставшего министром культуры и культов и — вполне в соответствии с временами, когда считалось «хорошим тоном» рубить все связи в попытке самоопределения, — писать не хочется. Это другая тема, далекая от того, о чем говорится на этих страницах.
Много дров было наломано в ту пору, и не один Ион Унгуряну стал относиться ко всему, что еще совсем недавно было ему дорого, иначе: доходили глухие слухи о его, мягко говоря, нетолерантном отношении к России, о неприкрытой и отнюдь не бескорыстной тяге к европейским ценностям. Но ведь и Раймонд Паулс, снискавший подлинный успех именно в СССР, став министром культуры, в числе первых своих шагов на этом высоком посту разрушил один из лучших театров страны — двуязычный Рижский ТЮЗ под руководством Адольфа Шапиро.
И далеко не он один…
«Лес рубят — щепки летят…» — как же справедлива эта старая поговорка, только летят не щепки, а судьбы человеческие, и поправить вослед, переписать историю уже нельзя. В том числе и едва ли не в первую очередь страницы о том, как деятели культуры многонациональной единой страны вносили свой ценный вклад в развитие нашего общего искусства. Прошедшие два с лишним десятилетия уже в первых своих годах обнажили трагическую разъединенность людей культуры, разорванность лучших страниц истории искусства, созидаемого всеми вместе, на жалкие клочки. Постепенно все стало устанавливаться — но с каким трудом, с какой болью и непоправимостью утрат!..
Ион Унгуряну в последние годы жизни от театра и кинематографа отошел, как, впрочем, и подустал от политики, он больше занимался общественной деятельностью. В одном из интервью 2009 года признался в том, что в бессонные ночи порой ловит себя на том, что продолжает репетировать с Людмилой Чурсиной «Макбета» — не может избавиться от ощущения, что не во всем помог этой замечательной актрисе. Вспоминает с благодарностью и нежностью о Руфине Нифонтовой, Ирине Деминой, которых нет уже на свете…
А нам остается вспоминать с благодарностью того Иона Унгуряну, который за двенадцать лет работы в Театре Советской армии сделал для него достаточно много.
Вспоминая телевизионный фильм-спектакль «Белые розы, розовые слоны» Уильяма Гибсона, конечно, сразу думаешь о блистательном дуэте Людмилы Чурсиной и Андрея Миронова.
…Обитательница богадельни Молли Иган страстно протестует против лаборатории, разрабатывающей ядерное оружие, и принимает участие в организации пикета. В результате Молли оказывается в тюрьме и, по сути, весь сюжет состоит из диалога с судьей Генри Пулэски. Твердость героини, ее убежденность в необходимости бороться со злом постепенно приводят судью к мысли о правоте Молли. Он пытается сделать все, что возможно, для ее освобождения, но поздно — Молли смертельно больна. Волевая, сильная, нацеленная на Добро героиня борется до последнего, отстаивая свои убеждения и справедливо уверенная в том, что только так можно противостоять несправедливости и разрушению.
В одном из интервью, вспоминая о работе с Андреем Мироновым, Людмила Чурсина сказала о нем: не только ощущение радости бытия и прекрасное настроение исходили от этого творческого союза, но и урок: «Во время репетиции он спрашивал совета у актеров и режиссера. Для меня это было открытием, мне казалось, что ему подвластно все. Я поняла, что каким бы знаменитым ты ни был, каждая новая роль — это экзамен».
В этих словах актрисы — к тому времени широко известной, признанной — содержится, на мой взгляд, нечто очень важное. Ведь и самой ей уже было давно подвластно все, и сама она давно осознала, что каждая новая роль это не просто экзамен перед публикой, но ступенька вверх по лестнице высокого профессионализма, особенно когда Судьба подбрасывает такие «американские горки», как сыгранные фактически подряд роли Молли Иган и леди Макбет: разведенные по разным эпохам, устремлениям, осознанием своего назначения в жизни на противоположные полюса. Но с удивительным уважением к партнеру, желанием пополнить свой духовный опыт общением с уникальным артистом и человеком — ощущение не открытия, а утверждения, лишнего доказательства того, что давно уже было в ней самой…
Следующей работой актрисы стал спектакль по пьесе Алексея Дударева «Рядовые» в постановке Юрия Еремина, где Людмила Чурсина сыграла роль Веры.
Роль небольшая, не потребовавшая от актрисы каких-то новых и ярких красок, — она представала перед зрителем в привычном облике сильной, не сломленной женщины, но и здесь актриса умудрилась показать исполненный достоинства и внутренней готовности к сопротивлению обстоятельствам характер женщины, разыскивающей по фронтам Великой Отечественной мужа и не верящей в его гибель…
А затем последовал спектакль «Ленинградец», который по пьесе Александра Червинского поставил в Театре Армии Юрий Еремин. Константин Щербаков писал в статье, посвященной нескольким спектаклям, которые критик объединял одной проблематикой: «Спектакль („Ленинградец“. —
Главный герой, Федор Николаевич, представлен здесь в двух ипостасях: молодым (его играл Андрей Ташков) и старым (Николай Пастухов) — в этих образах словно сталкиваются два времени, и резкие различия двух поколений очерчены очень точно. Представители старшего поколения, одной из которых является героиня Людмилы Чурсиной, и есть, по сути, жертвы «заведенного, механического, раз и навсегда предопределенного существования», которые не могут (да и особо не хотят) вырваться из круга усвоенных с юных лет «правил». Эти «правила» касаются и выбора профессии в потомственной семье кораблестроителей, и брака, и многого другого.
Героиня Людмилы Чурсиной была здесь в совершенно новом для себя нравственном, духовном обличии. Да, сильная женщина, но застывшая в своих представлениях, словно замороженная на всю жизнь, для которой превыше «правил» нет ничего. Чурсина в этой, только лишь на первый взгляд, «простой» роли, олицетворяла собой порядок, непростую механичность существования, притом что хорошо понимала происходящие перемены, необходимость жить иначе. Понимала — но старалась истребить в себе это понимание и, может быть, невысказанное сочувствие.
Пожалуй, именно в характере, воплощенном Людмилой Чурсиной, сильнее, чем в других, ощущался и еще один мотив — чрезвычайно важный для режиссера мотив страха, привитого людям нескольких поколений, как прививали оспу и другие опасные заболевания.
Неистребимый.
Пронизывающий насквозь каждый миг существования, каждое высказанное и даже не высказанное, а лишь мелькнувшее в сознании слово.
А, может быть, потому что и в ней, героине Людмилы Чурсиной, как и в других персонажах, живет незримый почти Виктор (с ударением на последнем слоге), охранник, возникающий всякий раз, когда в нем есть необходимость. Ведь он несет ответственность за людей, причастных к государственным тайнам. Но не только это — он словно проник в души этих людей, не позволяя ни на йоту отступать от привычного образа жизни. Он, как справедливо замечает Константин Щербаков, «частица их душ, отравленных телохранительством, охранительством, замкнутостью пространства, ограниченностью, предопределенностью. Он ловит на лету все желания, потребности, необходимости».