— Да! — сжал кулаки великий преобразователь. — Я требую компенсации! И этой — как ее? — сатисфакции!
— Какой же? — чуть растерянно поинтересовался инопланетянин. — Много женщин и машин?
— Желаю, чтобы вы явились передо мной во плоти! — сладострастно изрек Семен. — Живьем чтобы!
— А-а, убивать будете! — с явным облегчением рассмеялся Пум-Вамин. — Вы тут вошли во вкус этого занятия — я давно заметил! Что ж, если это необходимо для вашего психического здоровья, то такой кровавый спектакль разыграть можно. Только наше руководство приняло иное решение.
— А шло бы ваше руководство, — мечтательно проговорил Семен, — к тибидахнутому тараху. А решение свое пусть засунет…
— Можно, я закончу? — вежливо, но твердо перебил Пум-Вамин.
— Валяйте! — милостиво разрешил великий воин. — Заканчивайте и отправляйтесь, для разнообразия, к тарахнутому тибидаху!
— Всенепременно! — пообещал инопланетянин. — Как только — так сразу. Для нейтрализации последствий нашего вмешательства решено продлить и усилить ваше влияние здесь.
— Я тронут, — демонстративно всхлипнул Семен. — Спасибо, други, — тапом вам в капу!
— Не кривляйтесь, Семен Николаевич, — очень серьезно попросил Пум-Вамин. — Теперь вы отвечаете за этот мир. Шансов, что человек его все-таки не разграбит, исчезающее мало.
— Из-за вас!
— Нет, — вздохнул инопланетянин. — Не надо обольщаться — главным образом из-за особенностей человеческой природы, из-за ее, так сказать, двойственности. Один из ваших ученых очень точно назвал людей непослушными детьми биосферы. А мы… Вам знакома поговорка, что на детях великих природа отдыхает? Так вот: на вашем сыне она отдыхать не будет.
— Сволочи! — простонал Семен. — Что вы с ним сделали?!
— Почти ничего, — заверил Пум-Вамин. — У него многое уже было. Нам осталось это закрепить и усилить. Ну, и добавить немного знаний — вы ведь сильно отстали здесь от достижений науки своего мира. Мужчины обычно хотят видеть в сыновьях улучшенное повторение самих себя, правда? Так вот: вы увидите.
— Я бы хотел увидеть другое… — Семен отвернулся к окну и представил, как крошит в капусту всех знакомых и незнакомых инопланетян. Когда же он вновь повернулся к собеседнику, то обнаружил, что оный отсутствует — напрочь.
Минут пять Семен лежал и скрипел зубами от беспомощности, досады, душевной боли, от необходимости принять какое-то (какое?!) решение. А потом за стенами вновь прозвучал рев мамонта, и Семен облегченно вздохнул, словно узнал об отсрочке приговора. Он встал, надел свою поношенную шерстяную рубаху, натянул мокасины и вышел на улицу.
Варя стояла возле поваленного забора, не решаясь переступить границу, которая всегда была для нее запретной. Появление своего друга-хозяина она приветствовала радостным сопением, урчанием и маханием коротким лохматым хвостом.
— Ну, дождалась? — рассмеялся Семен, отстраняясь от шершавого раздвоенного кончика хобота, которым мамонтиха норовила ощупать его лицо. — Давай, я разомнусь, а то залежался что-то!
Варя подняла голову, Семен подпрыгнул и повис на ее бивне, как на турнике. Он несколько раз качнулся вперед-назад, разжал руки и по-обезьяньи перепрыгнул на другой бивень. «Есть еще порох в пороховницах! — мысленно усмехнулся бывший ученый и сделал выход силой. — А я дурак!»
Он привычно забрался мамонтихе на холку и глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание: «Чего я мучаюсь?! Над чем?! Над тем, что потерял извечного врага? Никуда он не делся! Добро и зло сидят в каждом человеке и иногда плавно перетекают друг в друга. Да, меня как бы подставили, назначили на роль прогрессора. Плевать! Если есть у меня шанс сохранить этих волосатых слонов, я обязан его использовать! И тогда мир действительно останется прежним!