По случаю бракосочетания императора его родственники устраивали празднества, не стала отставать от них и Полина. Сохранилось письмо, которое она направила своему управляющему:
Переговорив с ответственными лицами, Полина обычно заявляла, что неотложные обязанности призывают ее к их исполнению и покидала хозяйственников. О том, каковы были эти обязанности, написал в своих воспоминаниях немецкий писатель, офицер и авантюрист Иоганн Конрад Фридрих, не беспочвенно заслуживший прозвище «немецкий (или франкфуртский) Казанова». В ту пору он был молодым лейтенантом и прибыл в Париж на переговоры по поставкам для французских полков. Генерал Миоллис, губернатор Папской области, попутно возложил на него обязанность передать княгине Боргезе прошение: генерал желал стать маршалом и полагал, что Полина может добиться от брата чего угодно. Княгиня заверила лейтенанта, что слухи об ее влиянии на брата преувеличены и пригласила его полюбоваться на сады замка Нейи. Когда фрейлина довела Фридриха до искусственного грота, там вскоре появилась Полина, которая очень мило побеседовала с лейтенантом и пригласила его прийти на другой день на то же самое место. Далее дадим слово автору, издавшему в 1849 году свои мемуары:
«В указанный час я отправился в Нейи. Я явился в указанное мне место в саду и предался ожиданию под колоннадой перед гротом из обломков скалы. Мне не пришлось долго ждать; появилась дама, иная, нежели та, которую я видел накануне сопровождавшей Полину, любезно приветствовала меня и ввела меня через боковую дверь внутрь скалы, где располагались несколько комнат и галерей, среди них великолепный салон с купальней. Данное приключение показалось мне весьма романтичным и почти сказочным, и, когда я принялся размышлять об исходе, которое оно могло иметь, появился силуэт женщины, облаченной в тончайший батист, вошел в купальню, где меня просили подождать; она подошла ко мне и с улыбкой спросила, как мне нравится в этом месте. Я тотчас же узнал красивую сестру Наполеона, чьи роскошные формы и совершенные очертания обрисовывались под тканью при каждом ее движении. Она протянула мне руку для поцелуя, произнесла «Добро пожаловать!», и пригласила сесть подле нее на мягкую кушетку. На сей раз я определенно выступал не в роли соблазнителя, но соблазняемого, поскольку Полина употребила все свои чары, еще более подчеркнутые полутьмой, чтобы кровь моя закипела, в чем она всегда преуспевала в совершенстве; и вскоре бархатные подушки стали свидетелями несказанных излияний, которыми мы укрощали наш взаимный пыл; то, что делала Полина, выдавало опытную искусительницу, ибо она была осведомлена более, нежели я. Когда наш жар угас, Полина позвонила и приказала появившимся женщинам приготовить ванную, в которую она равным образом пригласила меня. Одетые в пеньюары из тончайшего полотна, мы почти час провели в прозрачной воде, со слегка голубоватым оттенком, после чего она приказала сервировать в соседнем помещении изысканный стол, подкрепивший нас, и оставались вместе вплоть до сумерек. Я должен был при прощании дать обещание вскоре вернуться и провел таким образом несколько послеполуденных периодов подле нее. Тем не менее, у меня не было основания быть чрезвычайно гордым сей победой, поскольку Полина явно насчитывала их более одной; впоследствии она выказывала свои милости в отношении еще многих других; в остальном, сия дама была слишком приземленной, и вскоре я испытывал более отвращения нежели удовольствия, которое изведал, посещая ее, невзирая на всю ее красоту».
Да, он оказался далеко не единственным счастливчиком. Полина вела в замке Нейи бурную светскую жизнь. По воскресеньям она устраивала концерты, на которых часто выступал кастрат Крешентини, самый знаменитый певец в то время, по четвергам время отводилось для балов. По все прочим дням княгиня держала свой салон. К одиннадцати часам гости разъезжались и оставался узкий круг привилегированных лиц, слуг отсылали и начинались танцы и игры с фантами, каковые становились тем более рискованными, чем сильнее сгущался ночной мрак. Как писал граф де Клари, становились доступны «все удовольствия золотого века». Если она принимала Конрада Фридриха после обеда, то вечером это был уже другой любовник. Считается, что одним из них стал полномочный посол австрийского императора в Париже, князь Клеменс фон Меттерних. Впоследствии он писал в своих мемуарах: «Полина была настолько прекрасна, как только возможно было ею быть. Она была влюблена в саму себя, ее единственным занятием было стремление к удовольствиям». Современники свидетельствовали, что впоследствии он приказал повесить в своей бильярдной ее портрет и временами, вздыхая, пристально устремлял на него свой взгляд. Но он был далеко не единственным дипломатом, попавшим в сети княгини Боргезе.
Наш человек в Париже
Одно время благосклонностью Полины пользовался Александр Иванович Чернышев (1785–1857), личный представитель русского императора при императоре французском, личность более чем оригинальная. Он был потомственным военным и племянником одного из последних фаворитов императрицы Екатерины II, Александра Дмитриевича Ланского. Александр получил довольно основательное домашнее образование у французского аббата-эмигранта, в совершенстве овладел французским языком и светскими манерами, а также стал чрезвычайно искусным танцором, что чрезвычайно пригодилось ему в жизни. Сейчас в это трудно поверить, но в то время хороший танцор мог рассчитывать на быструю карьеру. Его везде привечали, повсюду приглашали, он был вхож в такие дома, куда людям не особо знатного происхождения вход был заказан. Всегда находились желающие замолвить словечко за него перед вышестоящими по службе, чтобы те не обделяли его продвижением.
Хлеб танцора был нелегким, ибо скакать козликом в экосезах, контрдансах, кадрилях, а также во входившей в моду мазурке требовало железной выносливости. Именно своим искусством танцора обратил на себя внимание Александра I шестнадцатилетний Чернышев на балу у князя Куракина в Москве во время торжеств по поводу коронации молодого монарха. Юноша не только прекрасно танцевал, но также остроумно и без малейшего стеснения отвечал на вопросы царя. Вскоре он был назначен камер-пажом, потом принят в кавалергардский полк, и далее карьера его шла только по возрастающей. Чернышев стал адъютантом императора, сопровождал его в битвах, например, при Аустерлице, принимал участие во встрече двух императоров в Тильзите. Он настолько пользовался доверием Александра, что в 1808 году тот отправил его с личным письмом к Наполеону в Париж. Александр Иванович стал кем-то вроде военного наблюдателя от Российской империи – такой должности как военный атташе в ту пору при посольствах еще не существовало. Именно в таком качестве он находился при Наполеоне во время завоевания Вены и битвы при Ваграме.
Оригинальная привлекательная внешность Чернышева с его стройной фигурой и буйными черными кудрями тотчас же заслужила ему в Париже прозвище «le beau russe»[42]. Его танцевальное мастерство также оценили и наперебой стали приглашать в самые высокопоставленные дома. Но звездный час Чернышева настал 1 июля 1810 года, когда австрийский посол князь Шварценберг дал бал в честь бракосочетания Наполеона с эрцгерцогиней Марией-Луизой. Поскольку было приглашено где-то от полутора до двух тысяч высокопоставленных гостей, специально для празднества был выстроен из дерева легкий павильон со стенами, затянутыми серебристой тканью и украшенными гирляндами цветов и бумажными щитами с вензелями новобрачных. Все это великолепие освещалось, естественно, тысячами свечей, от которых и загорелось строение. Огонь распространялся чрезвычайно быстро, в толпе возникла паника, мужчины в шитых золотом мундирах и женщины в длинных платьях и тяжелых драгоценностях беспорядочно метались, сбивали друг друга с ног, падали, преграждая путь к выходу. Вот тут-то и проявилась расторопность Чернышева, который бесстрашно бросался в огонь, вынося на улицу пострадавших. Он спас сестер Наполеона, Полину и Каролину, жен маршалов Нея, Дюрока и сенатора де Богарне.
На другой день Чернышева в Париже называли не иначе как «маленький русский царь» и перед ним открылись двери тех домов, куда ему до сих пор не удавалось получить доступ. Хозяевам было неведомо, что этот обаятельнейший кавалер действует согласно инструкциям так называемой «Секретной экспедиции» при военном министерстве, в 1812 году преобразованной в «Особенную канцелярию», проще говоря, русской разведки. Его задачей было выведать у Наполеона подлинные намерения относительно России и собрать сведения, какие силы могут быть привлечены для ведения военных действий. Конечно, Чернышев не был одинок в своей работе. Он опирался на довольно разветвленную сеть осведомителей во французских учреждениях, созданную сотрудниками российского посольства, в частности советником по финансовым вопросам, графом Карлом Васильевичем Нессельроде. Но он умел собирать и тщательно анализировать информацию, которую в откровенных беседах сообщали ему такие личности как маршалы Мюрат и Ней, начальник штаба Нея А.-А. Жомини (впоследствии поступивший на русскую службу). Был ли он любовником Полины Бонапарт? Вполне возможно, может быть, даже и Каролины. Вряд ли он мог почерпнуть какие-то ценные сведения из пустой головки взбалмошной Полины, но именно в домах сестер Чернышев от их гостей мог узнать то, что так пригодилось России в ведении войны 1812 года.
Чернышев впоследствии принимал активное участие в военных действиях, сделал блестящую карьеру, был последовательно возведен в графское, в затем княжеское достоинство Российской империи, почти четверть века возглавлял военное министерство. Но до сих пор его деятельность в Париже составляет одну из самых ярких уникальных страниц в работе русской военной разведки.
…и другие причастные лица
Потом Полина перенесла свое внимание на князя Юзефа Понятовского (1763–1813), племянника последнего польского короля Станислава Понятовского. Подобно своим предкам он служил в австрийской армии, но после разделов Польши стал заниматься организацией польской армии, участвовал в русско-польской войне, после поражения принимал участие в восстании под предводительством Костюшко. Павел I безуспешно пытался привлечь его на русскую службу. После завоевания французами части Польши, отошедшей к Пруссии, Понятовский поступил на службу к Наполеону. Поскольку его мечтой было воссоздание независимой Польши, князь принял участие в учреждении временного правительства и стал военным министром великого герцогства Варшавского. Как всякой сильной личности ему не потребовалось много времени, чтобы очаровать Полину, но этот роман длился недолго. Бог войны призывал князя к исполнению его долга перед отечеством, и он снова отправился на поля сражений. Во время русской кампании Понятовский командовал польским корпусом. На острове Св. Елены Наполеон высказался следующим образом: «Если бы мне удалась русская кампания, я бы сделал его королем поляков…он обладал для сего всеми титулами и всеми талантами…» Князь настолько ярко проявил себя в так называемой «Битве народов» под Лейпцигом, что стал единственным иностранцем, удостоенным звания маршала Франции. К сожалению, уже через три дня он был ранен и утонул при переправе через реку.
Понятовского сменил граф Жюль де Канувиль. Не сказать, чтобы его внешность соответствовала критериям того времени: всклокоченные волосы, низкий лоб, смуглое лицо (тогда в моде была интересная романтическая бледность). Он не умел держать язык за зубами, был самонадеян, груб, по малейшему поводу из его уст потоком лились самые унизительные оскорбления, обычно заканчивавшиеся дуэлью. Все это производило сильнейшее впечатление на женщин и, по слухам, покорило сердца с дюжины придворных дам. Став любовником Полины, он вел себя с вызывающей развязностью.
Как-то Полина призвала к себе лекаря Буске, занимавшегося уходом за ее зубами. Дантист занимался своим делом в спальне Полины, Канувиль, в халате, полулежал на кушетке. Оно безо всякого стеснения заявил эскулапу:
– Сударь, будьте осторожны, выполняя ваши манипуляции. Я чрезвычайно дорожу зубками моей Полины, и за последствия любой оплошности вам придется нести ответственность… – Согласно некоторым источникам, Канувиль даже приказал врачу вырвать ему совершенно здоровый зуб, дабы своим примером придать любимой женщине мужества при удалении больного.
Успешно завершив свою работу, доктор покинул спальню и вышел в приемную, где коротали время в мелких склоках фрейлины и камергеры княгини. Приняв Канувиля за князя Боргезе, он поделился с ними своими впечатлениями, памятуя, что все эта лесть лишь поднимет его реноме в глазах сильных мира сего:
– Беспокойство князя было чрезвычайным! Я лишь с трудом разуверил его, что мои манипуляции являются простейшими и не влекут за собой осложнений. Как мило наблюдать подобные примеры супружеской нежности, прежде всего среди особ столь высокого ранга. Я действительно глубоко тронут. – После того, как одураченный врач ушел, все разразились неудержимым смехом.
Канувиль стал вести себя слишком развязно не только в стенах замка Нейи, но и за его стенами. Как-то во время одного из смотров Наполеон увидел на его плечах роскошную накидку из собольего меха с бриллиантовыми пуговицами. Три таких накидки ему подарил император Александр I, одну Наполеон отдал Полине. По-видимому, для любимого человека ей ничего не было жаль. Канувиль состоял при штабе Бертье, и нескольких слов верховного главнокомандующего было достаточно, чтобы 9 ноября 1810 года его отправили с невыполнимой миссией. Ему предстояло отправиться в Португалию к маршалу Массена, получить от него подробнейший отчет о сложившейся ситуации с планами на ближайшее будущее и доставить его наискорейшим образом в Париж. Для того, чтобы добраться до местности, где, предположительно, мог находиться Массена, сначала было необходимо домчаться до главного штаба генерала Тиболя в Саламанке, в Испании.
Это было возможно с использованием маршрута для курьеров, где на каждой станции меняли лошадь. Канувиль проехал сто семьдесят таких станций. После пересечения границы с Испанией ситуация резко ухудшилась. Испанцы вели настоящую партизанскую войну против французов, безжалостно убивали любого, каждому курьеру в сопровождение приходилось придавать кавалерийский взвод. Канувиль отказался от сопровождения и в отвратительных погодных условиях прибыл к генералу Тиболю. Тот сообщил ему, что все связи с Португалией оборваны и никому не известно, где находится маршал Массена. Канувиль, зная, что Полина плохо переносит его отсутствие, решил тут же пуститься в обратный путь, но перед отъездом успел рассказать штабным офицерам о своей связи с княгиней Боргезе и о дорогих подарках, полученных от нее, включая деньги. Обратный путь ему удалось преодолеть целым и невредимым, но, выслушав его рапорт, Бертье заявил: