— Зато в отличие от тебя, нищета, у меня есть деньги, — ответил Бринк весело и принялся пощипывать мои соски.
Невозможно было остаться равнодушной, и эта ласка мгновенно меня возбудила — когда тебя так откровенно ласкают на виду у всех, это не может не волновать.
— А у кого есть деньги, — продолжал Бринк, — у того есть всё. Взгляни-ка, Фрэн! Её соски уже напряглись! — он взял мои груди каждую в ладонь, предлагая генералу полюбоваться, как мои соски набухли, требуя любви. — И снизу она уже, наверняка, мокрая. Так и течет.
Генерал забористо выругался, а Бринк наклонил меня в привычную позу — животом на подоконник и скользнул пальцами в моё лоно.
— М-м-м… — восторженно промычал он, — как тут всё хочет меня!.. Даже смазки не понадобится. Войду в неё, как в размягченный кусочек масла — легко, мягко…
— Я тебе шею сверну, — пообещал непонятно кому генерал.
Краем глаза я заметила, как стражники поставили выбитую дверь к стене и поспешно забаррикадировали вход в бордель изнутри, подтащив страшно дорогой комод, который Тюн приобрел на распродаже имущества опального графа. Красное дерево, серебряные уголки… Тюн там, поди, с ума сходит от таких убытков.
Но мужчинам, которые решили использовать меня как предмет соперничества, не было дела до порчи чужого имущества. Их занимали другие игры.
— Сначала заплати штраф, — ничуть не испугался угроз Бринк. — Как будешь искать деньги? Займешься подаянием? Или придешь работать на полставки в этот бордель? Ты поэтому сейчас так рвешься сюда?
У генерала язык был не такой ловкий, как у Бринка, и поэтому смелый солдат не сразу нашелся с ответом. А Бринк продолжал издеваться, чувствуя себя в полной безопасности под охраной дома и стражи:
— К твоему сведению, я купил эту девочку, — он взял меня за подбородок, заставив повернуть голову вправо и влево, хвастаясь мной, — на всю ночь. И намерен присунуть ей раз десять. Так, чтобы она кричала от восторга. Ах да, она ведь уже кричала. Ты слышал? Она повторяла моё имя, умоляла брать её сильнее… Разве можно отказать такой красавице?
35
Даже со второго этажа было слышно, как заскрипел зубами Мерсер. Но дверь была уже забаррикадирована наглухо, а до окна можно было добраться, только отрастив крылышки. Генерал проиграл этот бой, это было ясно, как день. И Мерсер сам это понимал.
— Ты пожалеешь об этом, Барт, — сказал он мрачно, — а ты… — он посмотрел на меня, — ты знаешь, что я с тобой сделаю, когда станешь моей.
Он круто развернулся и пошел прочь, широко шагая. Люди разбегались, давая ему дорогу. Кто-то замешкался, и генерал без особой нежности влепил ему в челюсть, срывая злость.
— И что он собирается с тобой сделать? — спросил Бринк, пока мы стояли возле окна, глядя вслед Мерсеру.
— Пообещал затрахать до смерти, — ответила я. — Может, перестанем шокировать общество, господин? Скоро сюда весь город сбежится. Закроем окно и вернемся в постель, может быть? Подумайте, что скажет ваша жена, когда узнает…
— Ещё раз скажешь про эту, — заявил Бринк, оттаскивая меня от окна и толкая на постель, — тогда я затрахаю тебя до смерти.
— Может, мои мечты только об этом, — лукаво улыбнулась я.
— Посмотрим, как заговоришь к утру, — пообещал он. — Повернись задом, вот эти проказники ждут тебя, — и он поднял за петельку нефритовые шарики. — И я жду, когда ты вылижешь меня.