— Так, ты признаёшь вину или нет? — вернулся к жизни Степнов.
— Нет, — вскочил Швей, — нет и ещё раз нет! Я ни за что просидел шесть лет. Я на тебя, мусорок, пахал просто так. И сейчас должен?
— Явку зачем писал?
— Да засунь эту явку, — рассмеялся Варгаев, — тебя хотел увидеть, в глаза твои мразотные посмотреть. А! Аа-ааа! Убивают! — закричал Швей.
Степнов наблюдал, как нелепо беснуется задержанный. Показания не дал — харкнул на протокол, растёр пальцем — вот и вся подпись.
В допросную летел Гоша. Рубашка расправлена, пуговицы расстёгнуты. Не лучшее время выбрал Швей для показательных выступлений.
— Чего тут? Как?
— Тыщу гони, — усмехнулся Степнов и наконец ушёл.
На Кирова попал в вечернюю пробку, хотел проехать через «Катюшу», но там вроде ремонтировали мост, и пришлось ждать, пока рассосётся движение. Он бы мог оставить в потоке машину, метнуться в магазин и так далее, но нет. Терпеливо наблюдал, как фыркают полудохлые машины и не происходит ничего.
В приёмное отделение пустили, но сказали, что теперь только завтра. У пациентов — режим, сон по графику — лучшее лекарство. Степнов знал — отец не спит. Дома-то шатался до полуночи, а на чужой больничной территории подавно не мог заснуть. Пробовал договориться, показал удостоверение. Неприступные медсёстры как заворожённые повторяли «приходите завтра», «с шести до восьми», «не положено». Двести раз по кругу.
Домой вернулся уже в ночи, решил не ужинать. Сполоснулся быстренько, опрокинул стопочку для крепкого отдыха. По-дурацки стоял перед зеркалом и втягивал живот.
Проснулся, когда и намёка не было на рассвет. Взял телефон: три ночи. Налил воды из крана, проглотил за раз-два, уставился в окно. Дождь тарабанил ночную песню, бульк-бульк. Район дремал. В отражении тишины услышал голос капель. «Невиновен, невиновен», — клацали они.
Покурил в форточку, постоял на холодной плитке и снова прыгнул в кровать. Одеяло разлилось по телу, и думать стало необязательно.
Вместе с будильником обнаружил два пропущенных от Жаркова. Собирался перезвонить, но утренний подъём — пока спичка горит — в общем, забылся-закружился, опомнился, когда зашёл в отдел.
Он проходил мимо КАЗа — камеры административно задержанных — и не сразу разглядел Швея, то есть помнил, само собой, что Варгаев торчит в отделе, но преждевременная планёрка убедила проскочить мимо. Только потом, когда Калеч отчитывал следаков за неважные показатели, Степнов воспроизвёл картинку. Быть такого не может. Помятый Швей с разбитым лицом, опухший глаз, губы — вишнёвые, чёрные.
— Степнов, ты с нами? Алё, гараж!
Расслышал, поднялся. Так точно.
— Разрешите, я отойду. Мне надо…
— Разрешите, отойду, — возмутился начальник, — ты трезвый? Ты мне что-то не нравишься. Дело твоё проверил. Вот объясни, — хотел загрузить по полной, но Степнов достал из кармана телефон, изобразив, что у него срочный звонок, и покинул кабинет.
— Степнов, ты ваще? — услышал вдогонку, но не остановился. Пролетел на первый этаж, дёрнул в коридор.