— А я что говорил? Что я говорил? Ты посмотри, посмотри!
Оперативник вертел листом бумаги с рукописным текстом. Степнов разглядел знакомую формулировку: «добровольно хочу признаться…».
— Ну, что теперь скажешь?
— Слушай, давай завтра.
— Ага, — возмутился оперативник, — завтра.
Степнов понимал, что «завтра» признание может обесцениться, жулик откажется от своих слов. Надо работать, пока горячо. Крепить доказуху, возбуждать дело. Он мог по-братски рассказать про отца, и, скорее всего, Гоша согласился бы перенести запланированные мероприятия. Но у каждого сотрудника имелись личные проблемы, которые никак не сочетались с характером службы.
Ладно, хрен с тобой.
Швей головы не поднял, когда проревела тяжёлая металлическая дверь. Казалось, в холоде допросной ему было максимально комфортно. Осталось только широко расставить ноги и сложить руки у груди — делайте что хотите, мне по барабану.
— Ну, здорово, Шамиль, — сказал Степнов и кивнул оперативнику. «Всё нормально, можешь идти, дальше я сам разберусь». Гоша хотел насладиться добытым признанием, но решил, что покурить на милу душу или заглянуть на чаёк в канцелярию куда приятнее.
Швей молчал очень естественно и аккуратно: слово — серебро, молчание — золото, а сам без гроша за душой. Когда он всё-таки разглядел лицо следователя, когда понял, что перед ним тот самый Степнов, то дёрнулся, кулаки сжал.
— Тише-тише, — спокойно произнёс Коля.
Он вспомнил прошлый допрос Варгаева. Тогда Степнов только-только получил лейтенантские погоны и каждое следственное действие проводил с особой церемониальной важностью. Разъяснял права и обязанности, пытался найти возможные противоречия, предъявить доказательства и всё такое. Сейчас же целый капитан, уставший и возмужавший, предпочитал не говорить, а слушать.
— Давай, мусорок, работай, — прохрипел Швей. — Давно хотел с тобой перетереть.
Степнов не реагировал. Посматривал на часы. Скоро окончится приём посетителей.
— Ты же палку на мне сделал, помнишь?
Степнов не помнил. Каждый день одно и то же. Никто не виноват. В тюрьмах сидят святые люди, которые любят матерей и свою страну. Один только он — следователь райотдела — главный злодей в их непростой воровской жизни.
— Если б ты, старшой, тогда разобрался нормально. Включил бы голову.
Надо заехать в магазин: купить фруктов и, наверное, чего-нибудь сладкого. Отец наверняка хотел курить, но сигареты не разрешали. Может, коньяк разрешат. Нет, в самом деле, какой коньяк после инсульта.
— Ты зелёный был. Хрен ли тебе предъявлять. Начальник сказал — шавка сделал. Это сейчас тут сидишь. Пузо отрастил, нога на ногу. Весь такой типа деловой. А я могу сказать — невиновен. Тогда был невиновен и сейчас — тоже.
В принципе, продолжал Коля, говорят, алкоголь в умеренных количествах полезен, расширяет сосуды. Надо спросить врачей.