Михаил все понимал, но отмалчивался, хотя глаз под прямым Сашиным взглядом не прятал, не отводил. У него был другой высший долг – перед любящей и любимой Мариной. После того, как она призналась ему: «Такого у меня еще не бывало!..» – он уже не имел права отступать ни перед чем, чтобы быть достойным любви ТАКОЙ женщины, ибо он уже проникся уверенностью, что она – редчайшая и именно ТАКАЯ и, если у него на этом свете может быть счастливая жизнь и любовь – так только с ней.
Марина была верна Саше – своему первому мужчине – достаточно долго. И во время его долгих плаваний, командировок на космодромы и полигоны, и во время его Камчатской эпопеи. А ведь тогда у нее на руках в Москве был всего годовалый Колька, и ей еще предстояло закончить институт. Кстати, заместитель директора Сашиной фирмы (заместитель по кадрам и режиму) решил «конструктивно» воспользоваться ее продолжительным одиночеством. С этой целью он дал указание бухгалтерии не выдавать Марине зарплату мужа, о чем имелось соответствующее Сашино распоряжение, пока она не явится к нему. Марина пошла выяснять в чем дело, и этот штатный офицер госбезопасности сразу же запер дверь своего кабинета изнутри, положил ключ в карман, а затем пустил свои руки в ход в качестве исчерпывающих разъяснений причин невыплаты Сашиной зарплаты и способа снятия запрета. Видимо, он не ожидал, что тотчас получит звонкую пощечину и требование немедленно открыть дверь. Под угрозой получения новых пощечин дверь он открыл. Но этим дело не было исчерпано. Знал ли гебист, что после возвращения Марининого мужа он встретится с ним и ответит за гнусное домогательство – особенно гнусное потому, что он примешал к этому деньги, честно заработанные мужем и предназначенные для жены – или надеялся на защиту своего «ведомства», с которым мало кто хотел связываться в чьем-либо лице – осталось неизвестным. Но Саша после приезда вошел в его кабинет и без предисловий дал ему мощный хук в челюсть, чем и доказал, что статус «конторы» защищает офицера госбезопасности не всегда.
Впрочем, в своей жизни Саша позволял себе и не такое. Однажды на космодроме перед запуском новой ракеты он работал в монтажно-испытательном корпусе со своей аппаратурой, а главный конструктор и пионер космонавтики академик Сергей Павлович Королев обходил со своей палкой рабочие места и то и дело пускал в ход этот инструмент, чтобы поощрить трудящихся к более интенсивной работе на благо Родины. Так он добрался до Саши и занес было палку уже над ним, как вдруг услышал от незнакомого ему инженера, что пусть с ним потом сделают что угодно, но если его ударят, он эту палку сломает о голову Королева. Главный понял, что сказанное – не шутка, и палку опустил, а инженера запомнил и позже даже пригласил к себе домой и, представляя его Нине, своей жене, сказал: «Очень дерзкий молодой человек!» Королев имел все основания добавить: «И очень достойный!» – Но как раз этого говорить не стал. Без сомнения, Марина ценила мужа. Зная, что он получил немалую дозу радиации в лаборатории, а затем и на подводной лодке, она все же еще два раза пыталась родить от него детей после Коли, но оба раза неудачно – дети оказывались совершенно нежизнеспособными и сразу погибали. Даже свекор, отец Саши, отговаривал ее от последней попытки, но окончательно отговорил Марину только ужасающий результат. Михаил понимал, что и представить не может, до какой степени горя, опустошенности и обиды доводили его любимую эти тяжелые беременности и роды, кончавшиеся страшным фиаско. И все же Марина отходила душой после этих напастей. Она не стала неврастеничкой, не замкнулась в несчастье. Ее характер не изменился. И она кругом была хороша. В какое-то время в ее жизни появились два мужчины. Первого она оставила сама после того, как волна воодушевления, поднявшая было к небу, снова опустила ее на землю. Второго она оставила после слова, данного мужу, когда он узнал про ее связь. Тогда Марина сделала выбор не в пользу любовника. Но после появления Михаила все складывалось для Саши совсем не так. Во время второго или третьего визита в их дом Саша предложил Михаилу за чаепитием угостить молодого, но уже обученного Террюшу пастилой из своих рук. Михаил без промедления протянул пастилу прекрасному колли, который уже успел до глубины души очаровать его, и лишь потом, после того, как Террюша аккуратно взял угощение, как бы обратно перематывая в памяти фильм, восстановил момент, предшествовавший перемещению пастилы из вазочки в зубатую пасть Терра. Саша тогда словно подобрался на своем стуле к рывку. Стало ясно, что должно было произойти по сценарию. В ответ на угощение от «чужого» пес в соответствии с полученным образованием обязан был броситься на горло угощающего. Конечно, Саша не собирался допустить гибели Михаила от зубов пса, но смертельно напугать его был совсем не против. И, наверное, очень хотел, чтобы Марина увидела его испуг. Правда, в тот момент, когда шло угощение, Марина вышла из комнаты – при ней задуманную операцию просто нельзя было бы осуществить, однако, она успела бы явиться на шум и застала бы милого в непрезентабельном состоянии. Но то ли искреннее расположение Михаила не дало Террюше основания заподозрить подвох, то ли он слишком сильно любил пастилу, но он ее принял из ладони гостя с явным удовольствием, а Михаил после этого безнаказанно погладил пса по голове.
Прежде чем рассказать Марине о своем запоздалом прозрении, Михаил взял с нее слово, что после услышанного она не сделает и не скажет Саше ничего – буквально НИЧЕГО. И все же Марина, живо представив себе с его слов всю сцену, а, главное – ее возможные последствия, вспыхнула и выдохнула без задержки: «Ну, я ему…» Михаил, не дав договорить, оборвал ее, напомнив о том, что она перед этим пообещала. Было бы совсем не по-мужски, если б он устроил реванш мужу, используя власть и возможности его жены. Марина, однако, вспомнила в ответ один подходящий эпизод из практики Терра. Однажды он и Колька ждали у перекрестка, когда дадут зеленый свет на переход. И тут какой-то пьяный пожелал развлечься, ударив стоящую рядом собаку ногой. Дальнейшего пьяный уже не успел понять. Просто он осознал, что лежит, распластанный, на тротуаре, а над ним у самого горла оскалила страшные клыки сама смерть. Его и впрямь спасло только то, что Коля изо всех сил оттягивал Терра от горла. Когда разъяренного колли удалось удалить от лежащего, тот, успев в один миг протрезветь до абсолюта, вскочил на ноги и по-спринтерски рванулся бежать прочь.
Все это произошло на глазах у милиционера – регулировщика, который сказал, что пес ни в чем не виноват, потому что сам видел, как пьяный беспричинно ударил его ногой – сам Коля, кстати, этого не заметил. Великий Террюша не только не выносил хамства, но и никогда не спускал его никому. По существу именно он ввел Михаила в мир общения, дружбы и любви к достойнейшим существам, во многих вещах не уступающим людям и во многих же вещах их превосходящим. Из всех собак, которые были у них с Мариной, Террюша выделялся особым масштабом своей личности, и Михаил с полным основанием считал его настоящим патриархом всех собак.
Терр не взлюбил шиверы и пороги еще в походе по Нюхче и Илексе, где они ничего особенно серьезного собой не представляли. Кантегир для него (впрочем, как и для всех людей, познакомившихся с его водой) был куда более сложным испытанием.
Началось с того, что они целых пять дней добирались от поселка Малый Он до места, откуда можно было начать сплав. Груз был слишком тяжел, чтобы нести его в одну ходку. Марина несла, конечно, меньше, чем Михаил, и делала то одну, то две ходки, в то время как он то три, то две. Террюша в специально сшитом для него вьючном седле нес в две ходки мясные консервы, но на очень крутых подъемах буксовал, и тогда груз Михаила возрастал еще на полпуда. В таких случаях Терр несколько стеснялся, что не делает полностью свою работу, но, с другой стороны, хождение под седлом надоело ему настолько, что он не слишком переживал, когда Михаил ишачил за него.
Но одним воистину приятным для Террюши эпизодом при пересечении Кантегирского хребта был отдых на биваке, который они установили у верхней границы кедровой тайги совсем недалеко от перевала. Был тихий вечер, совсем не обещавший скорого ливня. Солнце клонилось к дальнему хребту по западному борту реки Оны. Вид от палатки открывался на всю долину Малого Левого Она. Такого многоцветия тайги и гольцовой зоны Михаил прежде еще не видывал. Верхушки кедров, обильно увешанных шишками, находились чуть ниже глаз и не заслоняли прекрасной панорамы гор. На склонах были редкие темные пятна от белых облаков, но в основном они были освещены и открыты.
Террюша выбрал себе место немного повыше, на большом камне, откуда все было видно еще лучше, и лежал там, гордо подняв голову, как волк Акела, покровитель Маугли, на Скале Совета.
Смотри, – показала на него глазами Марина.
– Соблюдает Саяны, – прошептал ей в ответ Михаил.
Темная зелень кедрачей, светлые, издали кажущиеся легкопроходимыми склоны гольцов, небесная бездонная голубизна действовали на Терра точно так же, как и на них с Мариной. Все трое смотрели на прекрасный мир в его лучшем проявлении во все глаза. Дух ликовал, пребывая в гармонии с ним. Усталость забылась. Это была воистину волшебная страна, за вход в которую было много заплачено, хотя за выход предстояло отдать еще больше.
Через день начался сплав, и среднее падение Кантегира на участке выше устья Самбыла составляло двадцать три метра на один километр русла реки. Именно там после водопадного слива Марина и Терри одновременно с разных бортов вылетели из судна, но, к счастью, Михаил их сразу водворил обратно. Только не всегда все получалось так хорошо. Особенно после последнего оверкиля в не очень сильном с виду пороге ниже достопримечательного и известного Карбайского каскада, но выше Иньсукского. Начинался этот порог бойкой, но недлинной шиверой, не предвещавшей особых хлопот, как вдруг перед самым ее концом обнаружился солидный перепад с высоким и крутым стоячим валом, и только тут до Михаила дошло, что порог по-настоящему опасен, что и подтвердилось несколькими мгновениями спустя. Передняя надувная лодка, на кормовом баллоне которой сидела Марина, задрала нос вверх, всходя на стоячий вал, но, так и не перевалив через него, начала валиться назад и вправо через борт. Михаил мгновенно метнулся всем телом влево, но опрокидывающий момент, созданный первой лодкой и приложенный ко второй через общую для них тканевую оболочку, оказался слишком велик. Словно в замедленном кино, Михаил видел, как перекручивается вправо вторая лодка, в которой за спиной Марины лежал Террюша, а далее сидел он сам. Крушение показалось неизбежным. Очутившись в воде, Марина и Михаил схватились за судно, едва успев вынырнуть головой из воды. Террюша без промедления рванул вправо к скальному берегу. Останавливать его было бесполезно, тем более, что ближайшей задачей стало вернуть судно на ровный киль. Они с Мариной ухватились сбоку за дальний от себя баллон и потянули его на себя, притапливая своими телами ближний. Обе лодки без особого сопротивления пришли во вращение вокруг продольной оси и почти тотчас хлопнули их днищами по головам. Вынырнув вновь, они быстро забрались на свои места. Терра рядом не было видно. Они сразу подвалили к левому берегу (правый был отвесной стеной).
– Где Терр? – спросила Марина.
– Уплыл вправо, – ответил Михаил.
– На том берегу его не видно, – встревожено возразила она.
А там его вроде и негде было увидеть. Ниже порога правый берег представлял собой отвесную стену метров около десяти высотой. Но вниз пса явно не снесло. Когда он хотел, то мог плыть и против течения.
– Надо подняться к порогу. Он где-то там. Ты тяни с берега за фалинь, а я буду взабродку толкать вперед корму, – сказал Михаил.
Против разогнавшегося потока идти было трудно, однако, через несколько минут они подвели лодки под самую ступень, в которой перевернулись.
– Вот он! – показал Михаил.