– Ну да, пока не видишь угрозы для себя, зачем тебе их отваживать? Но если Эдик перестанет быть равнодушным к прелестям посторонних дам, ты вспомнишь, что он – твоя собственность, хотя он именно тогда не будет больше полностью тебе принадлежать!

В обращенных к Михаилу лице и глазах Тамары сквозило недоверие. Заметив его, Михаил сказал:

– Не стоит его недооценивать. Вне тебя он, безусловно, волевой человек с развитым чувством собственного достоинства, которое никому не дает попирать. Ты в этом смысле – единственное исключение, но все равно только временное. Всю жизнь терпеть попрание своей любви он не согласится. А не то – помрет.

– Ну уж – помрет!

– Я тоже думаю, что это маловероятно. Скорее с тем или иным трудом излечится от своей любви к тебе.

– А-а! Ладно! – махнула рукой Тамара.

– Ладно! – эхом откликнулся Михаил.

Они засмеялись. Тема показалась исчерпанной и ей, и ему.

В последний раз после высадки с «Комсомольца» ночью в порту Байкал они встретились в кассовом зале Иркутского аэропорта. Эдик то переходил от одной стойки к другой, то ненадолго возвращался к Тамаре. Михаил перекинулся с ними несколькими словами. Сам же примкнул к туристской компании, с которой познакомился еще на пароходе. Они возвращались из похода к озеру Фролиха. Среди них как раз и был Юра Петраковский, ставший впоследствии мужем преподавательницы немецкого языка Инны – веселой и озорной Рыжей Бабы, с которыми Марина, Коля и Михаил ходили четыре года спустя после Байкала по рекам бассейна Витима. Спутники Михаила Лариса и Ваня решили тогда ехать из Иркутска в Москву поездом, но ему не терпелось поскорей вернуться домой, чтобы не засушить и не расплескать в долгой поездке по железной дороге свои драгоценные Баргузинские и Байкальские впечатления. По Лене он совсем не соскучился, да и она его особенно не ждала. Новых встреч с Алей, с которой вступил в связь незадолго до этого похода, Михаил тоже не жаждал. Просто ему хотелось сразу оказаться дома, где он сразу мог сесть за свой секретер и писать, потому что было о чем. Внутреннее уединение в Баргузинском походе, особенно во время ожидания погоды на высоте в ущелье Задохликов, а затем увиденное в ущелье Долсы, в Разбое и Хожалом, принесло свои плоды. В этом походе он внутренне навсегда распрощался не только с Леной, но и с Олей.

У Эдика, разумеется, все складывалось совсем не так. И здесь вместо самых радужных ожиданий сбылось давно надоевшее домашнее зло. Михаил обратил внимание на то, что Эдик нигде ни на минуту не расстается со своей полевой сумкой офицерского образца – должно быть, по давно укоренившейся экспедиционной привычке. Правда, носил он ее в руке, а не на плечевом ремне, и это выглядело несколько странно. Отдав деньги на билет ребятам из Юриной компании, Михаил получил возможность выйти из душного аэропортовского зала на свежий воздух. Он отошел подальше на край газона, еще не сообразив, что делать дальше. Неожиданно его окликнули: «Миша!» – Он обернулся. В трех метрах от него стояла Тамара.

– Тебе тоже надоело сидеть в духоте? – спросил он.

– Да. Эдику обещали через несколько минут дать билеты. Теперь он так и будет торчать у стойки, пока не получит их.

– И это все время, которое у нас с тобой есть?

Михаил вполне понимал, о чем спрашивает, и знал, что Тамара в свою очередь его правильно поймет.

– Да, – подтвердила она.

Не спрашивая больше ни о чем, он обнял Тамару за плечи и притянул к себе. Она целовала его с такой исступленной страстью, словно это могло ей возместить все потери от многолетней жизни с нелюбимым мужем, а заодно и помочь утвердиться в своем праве НЕ принадлежать человеку, который никогда не принесет ей счастья. Будь здесь поблизости хоть какие-то заросли по краю летного поля, она без колебаний пошла бы за ним туда, и они узнали бы друг друга еще ближе. Сейчас не имело значения, что Михаила она тоже не любит, как и то, что и он в свою очередь не любит ее. Это был ее вызов заочному противнику, думающему, что он имеет законные права на ее душу и тело. Но спрятаться было совершенно негде. Когда они немного отстранились друг от друга, Михаил спросил:

– Ты останешься в Томске?

– Нет, поеду оттуда с дочкой в гости к моей маме в Омск.

– А Эдик?

– Не знаю. Может, полетит в какую-нибудь экспедицию консультантом, а то и не в одну.