– Тогда побежали!
Весь этот вечер до самого сна вспоминался Михаилу, как сплошная мука. Разгрузка лодок и развязывание мешков холодными, с полопавшимися на подушечках пальцами, сменилась поиском относительно сухих стволов тонких деревьев в свете фонарика. То, что он смог найти, сухим на самом деле не было, и пришлось разжигать костер по всем правилам искусства – сразу его разжечь, чиркнув спичкой, как в сухой хвойной тайге, было невозможно. Когда огонь, наконец, разгорелся, и Михаил занялся установкой палатки, обнаружилось еще одно последствие сплава через порог, которое до той минуты о себе не давало знать. Едва он присел, сильно согнув колени, в них прорезалась острая боль. От неожиданности он громко простонал. То, что в пороге казалось безобидными касаниями к камням, на самом деле было достаточно ощутимыми ударами – в этом Михаил убедился поутру, разглядывая колготы гидрокостюма – на обеих коленках резина была просечена насквозь в нескольких местах. Но накануне вечером работы было еще очень много, и он не раз еще охал и стонал, когда по забывчивости резко гнул колени. Терр все это время лежал у костра. С него все было, как с гуся вода. И вдруг он пополз к Михаилу на полусогнутых ногах, едва отрывая пузо от земли и тихо при этом повизгивая. Такого прежде никогда в жизни не случалось.
Марина была поражена не меньше Михаила и почти сразу сказала:
– Помирись с ним, Мишенька!
– А ну его к черту! – неожиданно взорвался Михаил. Его душило возмущение. – Что ему стоило самому переплыть спокойный быстроток? Нет, ему надо было заставить всех плясать вокруг себя! Видеть его не желаю!
Терр громко и горестно взвыл. Его раскаяние выглядело неподдельным.
– Ну, помирись, – попросила Марина. – Смотри, что с ним творится!
– Да вижу! А со мной что? – запальчиво ответил Михаил, чувствуя, однако, как жалость к любимому колли подтачивает его решимость не поддаваться на нее.
– Помирись, – продолжила уговоры Марина. – Ну что толку злиться на него?
– Ладно, иди сюда, – смягчился, наконец, Михаил. – Но больше так не делай. Плыви всегда к нам, а не от нас. А то вот что у нас с тобой получается!
Утром, еще лежа в спальном мешке, Михаил восстановил в памяти все подробности опрокидывания. Он впервые сумел уловить то, чего не успевал заметить при прежних трех оверкилях. Передняя лодка, соединенная с задней только общим чехлом, имела слишком много свободы внутри него и успевала со своим грузом превратиться в массивный рычаг, опрокидывающий заднюю лодку, когда сама валилась вбок и назад. Надо было срочно сделать накладной каркас из двух продольных жердей и нескольких поперечных, чтобы сдвоенная лодка работала в стояках как единое целое. И точно. После того, как общий каркас соединил обе лодки, они больше ни разу не «кильнулись». Ну, а Терр – Терр больше ни разу в жизни не позволил себе укусить Михаила, а раньше, хоть и изредка, это все же случалось, причем со всеми, порой доставалось даже Марине – вот какой нрав был у шотландского аристократа. «У благородного колли должен быть сволочной характер,» – однажды подытожил Михаил, видя, как на собачьей площадке рыдает из-за непослушания ее пса той же породы какая-то дама. Она с благодарностью за понимание взглянула на утешителя и даже улыбнулась сквозь слезы.
Да, Террюша ПОСЛЕ ЭТОГО больше ни разу не наказывал его зубами, даже если Михаил случайно наступал ему на лапу. А раньше Терр считал это законным поводом для атаки. И вообще – колли приходилось принимать такими, какими они были – уж больно они были умны. Люди редко считаются с другими животными, полагая себя намного разумнее их. Ну, а уж у кого, как не у колли, есть основания считать себя не глупее, а умнее людей. В последнем, правда, они иногда ошибались. Но убедить Терра, чтобы в здравом рассудке стоило идти сквозь пороги, было невозможно. Не стоило и пробовать. В этом своем убеждении он был совершенно непоколебим.
Глава 27
Михаил уже начал терять терпение из-за переполненности мочевого пузыря, когда, наконец, высмотрел для своего бивака подходящее место. Впереди слева в Реку вдавался скальный мыс с совсем небольшой площадкой на вершине. Ее хватило бы только для одной палатки. Этого Михаил и хотел. Он без промедления подтянулся к «оплеухе» и срезал у комля елки бечеву, после чего смог подойти к берегу. Поднявшись от воды наверх, он понял, что правильно оценил размеры площадки. Никаких соседей на ней быть не могло. После этого Михаил работал уже с легким чувством, хотя и не мог быть вполне уверен, что Галина компания не остановится где-то неподалеку ниже его лагеря, и Галя к нему не придет. Ее бывший любовник тоже мог нанести визит сюда, исходя, правда, из совсем других соображений, и это тоже могло потребовать от Михаила внимания, едва ли не большего, чем Галин визит. Больно уж горазд на гадости был этот бывший лидер, так сказать, адмирал.
Михаил успел поставить палатку и зажечь костер, когда показались чужие байдарки. Они плыли борт к борту за одной «оплеухой». Михаил оторвался от дел, пока они не миновали его мыс. Ему помахали из байдарок, и он помахал. Потом он увидел в трубу, что экипажи что-то активно обсуждают, жестикулируя и крутя головами. «Спорят насчет места, куда пристать,» – понял Михаил. Стало быть, и их уже подпирало. Потом они скрылись за поворотом. Но минут через пятнадцать он услышал стук топора по дереву. Компания высадилась поблизости и на том же берегу. Часа через два, уже потемну, можно было ждать сюда непрошенных гостей, а с ними и новых испытаний на свою голову. Поев, он улегся в палатке на пуховике. Разумней всего было немного поспать перед тем, как решать новые головоломки. Прежде чем уснуть, он успел подумать о женщинах и том, как изобретательно и настойчиво они умеют добиваться тех, кто их интересует, о ком они мечтают. «Век эмансипации очень хорошо раскрепостил женщину. Теперь она могла совершенно не мучиться, что ей прилично делать, а что – неприлично… Всё стало приличным – о чем тут говорить?.. Тем более, когда они уже имеют право считать себя любовницами своих милых… Галя, конечно, тоже имеет… интересное дело – нечего сказать!..»
Он-таки проспал минут сорок. Подумав еще раз, с чем скоро может столкнуться, Михаил решил, что надо посмотреть, каковы подходы к его биваку со стороны посетителей. Он взял ружье, фонарь и топорик. Уже смеркалось, но он пока без труда двигался по склону, думая, что мог бы встретить Галю еще здесь. Но зачем? Чтобы вернуться к своей палатке вместе с ней? Ему только этого не хватало – привести ее за ручку в свою постель. Или лучше было бы понаблюдать, как и насколько устремлено она будет двигаться к своей цели, к цели своего визита, то есть к нему. Кстати, если это может представлять интерес для него, Михаила Горского, то еще больший интерес к Галиному хождению в чужой лагерь должен был проявить ее бывший хахаль, которому совсем не хочется стать бывшим.
Мысль встретить посетителей в «секрете» выкристаллизовалась достаточно быстро. – «А что? – подумал Михаил. – Это все-таки способ кое в чем убедиться!» Правда, он никогда не любил сидеть подолгу в неподвижности и скуке ожидания, что особенно явно проявилось, когда в первом Кантегирском походе он с кузеном Сережей пошел в ночь на солонец караулить маралов в среднем течении Самбыла. Михаил на всю жизнь запомнил, как тогда хотелось спать и одновременно – изменить неудобную позу, опасаясь подшуметь сторожкого зверя. К тому же временами моросил дождь, и было холодно. Хорошо хоть гнус там не донимал. Зато здесь водился гнус, хотя с неба не капало. Репеллент у него был с собой и даже пластина пенополиэтилена в спинном кармане штормовки, на которую можно было сесть, тоже. Только надо было решить, в каком месте следует ждать посетителей. С бивака Галиной компании уже не доносилось ни звука. Следовательно, основные работы уже были завершены, и люди там ужинают или отдыхают. Вскоре следовало заступать на пост, а он еще не выбрал позицию. Впрочем, долго искать не пришлось.
На подходах к его мыску, немного выше слабо различимой прибрежной тропинки, Михаил обнаружил поросль густых и невысоких елочек, за которыми легко было укрыться. Поднявшись туда, он убедился, что место для контроля над ситуацией действительно подходит, но если первым сюда явится Игорь, он тоже, вполне вероятно, захотел бы обосноваться в засаде именно здесь. Значит, надо было зайти еще выше.
Михаил остался доволен новым местом. Там был удобный уступ. Сидя на нем, можно было наблюдать и за тропкой, и за елочками. Правда, в темень видеть все, как сейчас, нечего было надеяться. Он надел под ружье фонарик с хомутиками, концы которых были согнуты по форме стволов и охватывали их до прицельной планки. При этом кнопка включения света могла быть нажата большим пальцем левой руки, а сам фонарь играл роль второго цевья. Дать яркий сноп света можно было за мгновение перед самым выстрелом. Спуститься с новой позиции вниз – вбок от елочек отсюда тоже было удобно по ровной наклонной полочке. Дальнейшее уже зависело от того, кто когда придет и что будет делать. Наперед было известно одно – допускать Игоря до бивачной площадки не следовало. Если он сам не засядет в елочках, его надо было остановить именно тут. У Михаила не было ни малейших сомнений, что если Игорь сюда заявится, то будет вооружен не только ножом. Конечно, он вряд ли будет стрелять в Галю, когда она пройдет мимо к палатке. Скорей от него можно было ждать, что он просто напакостит каким-нибудь образом без лишнего шума, и ружье ему понадобилось только для противодействия вооруженному противнику, то есть для придания уверенности самому себе.
Ожидание затягивалось. Михаил понимал, что воспринимает ход времени едва ли не вдвое более ускоренным против действительности. Он уже начал было задремывать, хотя находился в секрете не больше получаса, когда что-то заставило его навострить все чувства. Это был какой-то невнятный звук, донесшейся с той стороны, откуда могли появиться люди. Михаил ждал повторного сигнала, и тот не замедлил придти. Слева внизу вспыхнул на миг фонарь, через несколько секунд вспышка повторилась, осветив путь на несколько метров вперед. Наконец, фигура подошла к месту под елочками, продвинулась немного дальше, но вдруг повернулась на месте, освещая тайгу вокруг себя. Лица Михаил не увидел, зато четко различил над силуэтом человека стволы ружья, висевшего на плече. Внизу на тропе находился Игорь. Осматривался он недолго. Отсюда ему уже могла быть видна красная крыша палатки Михаила, если бы было посветлее, но он, наверное, знал, что Галя еще не здесь, и теперь подыскивал для себя потаенное местечко на подходах. Как и ожидал Михаил, Игорь поднялся к елочкам, посветил там по сторонам и скоро затих. На темном фоне его было не различить, но Михаил помнил, где он устроился. В крайнем случае, его можно было осветить подствольным фонарем.