Консулы генуэзской Каффы перед судом и наветом

С XIII в. Черное море, бывшее до того заповедным бассейном Византийской империи, стало доступным для итальянского купечества. Взятие Константинополя крестоносцами в 1204 г. предоставило такую возможность сначала венецианцам. Но те, занятые освоением доставшегося им после падения Византии большого островного домена в Эгеиде (в составе которого были и Крит, и порты Пелопоннеса Корон и Модон, и многое другое), не спешили обосновываться в еще мало известном для них, но уже носившем название «Великого», море. Да и доходы от торговли там в первой половине века были еще скромными. Основной путь международной торговле проходил южнее — через Багдад и Восточное Средиземноморье. Татаро-монгольские завоевания, разрушения крупных городов на старых путях и возникновение на периферии Византии больших империй улуса Джучи на Севере и державы Ильханов на Юге, круто изменили ситуацию. Два главных караванных маршрута с Востока в Европу оканчивались с середины XIII в. в Причерноморском бассейне. Один — в столице Понтийской империи Великих Комнинов — Трапезунде, другой — в устье Дона, где постепенно возникает итальянская фактория Тана[594]. Генуэзцы, как кажется, раньше поняли суть произошедших перемен и поспешили заключить договор с Никейским императором Михаилом VIII Палеологом 13 марта 1261 г., незадолго до возвращения им прежней столицы Византии — Константинополя из рук разваливавшейся Латинской империи крестоносцев[595]. И довольно быстро, с середины 60-х годов XIII столетия берега Черного моря стали покрываться сетью торговых факторий генуэзцев, некоторые из которых превратились в города в полном смысле слова или составляли особое городское ядро в старых городах Крыма, Кавказа, Понта или Пафлагонии[596]. Каффа была самой крупной жемчужиной в этом ожерелье. Завоевав себе место под солнцем как в борьбе, так и путем соглашений с ханами Золотой Орды, Каффа быстро росла, став многотысячным и полиэтничным городом в XIV в. и обогнав по населению даже Константинополь в веке XV[597].

С конца XIV столетия и вплоть до османских завоеваний 1475 г. консул Каффы считался высшим должностным лицом не только этого, самого крупного, города в регионе, но и для всех генуэзских владений в Крыму (так называемой Газарии) и в Причерноморье. Устав Каффы 1449 г. называл его caput et primordium dicte civitatis et totius Maris Maioris in imperio Gazarie[598]. Лишь подеста Перы — пригорода древней и исторической столицы Византии и оплота генуэзской власти на Босфоре, мог претендовать на сходную роль, распространяя свой контроль на некоторые поселения в Анатолии. Консул Каффы избирался в Генуе из представителей высшего патрициата метрополии, имел свиту и прислугу. Его появления перед народом были сопряжены с особым, торжественным ритуалом. Он представлял власть и персонифицировал могущество и авторитет Генуэзской республики. У него находилась печать и другие атрибуты коммуны. Он, вместе с викарием — доктором прав — вершил суд в факториях. В большой зале консульского дворца Каффы стояло для устрашения и применения в дознании пыточное устройство (tortura seu tormentum)[599].

Обладая высшей административной и судебной властью, консул, вместе с тем, избирался лишь на один год, приносил присягу перед генеральными синдиками Каффы в соблюдении Устава Каффы и законов Генуи. Он был лишен права брать в откуп налоги, заниматься коммерческой деятельностью, за исключением последних четырех месяцев правления, при том на сумму, не превышающую его жалования, брать подарки от каких бы то ни было лиц, включая и государей. Официальные дары он был обязан тотчас же передавать специальной комиссии — Оффиции монеты. Ежемесячно консул Каффы должен был заботиться о том, чтобы глашатай объявлял в Каффе и ее предместьях, что каждый может принести консулу и его совету жалобу на любого оффициала и консул, под угрозой синдикамента, должен эту жалобу расследовать по закону. Но и сам он находился под властью сурового закона. Еще перед своим отъездом из Генуи он был должен оставить специальный залог, из которого могли быть произведены вычеты, а по истечении полномочий он подлежал суду синдиков, вне зависимости от результатов своего правления. Любой человек, недовольный его действиями, мог обвинить его перед синдиками, и те имели право приговорить его к высокому штрафу или иному наказанию. Широта прерогатив при исполнении должности оборачивалась унизительной процедурой сразу по истечении мандата[600]. Метрополия, охваченная постоянным соперничеством олигархических группировок, страшилась узурпации власти в факториях, превышения полномочий должностных лиц и лоббирования ими клановых интересов. Республика нередко была недовольна своеволием консулов, например, при выдаче ими разрешений на применение права марки по отношению к подданным местных государей (царя Грузии, Трапезундского императора, а тем более, хана Золотой Орды или турецкого султана)[601].

Власти Генуи тщательно разработали процедуру синдикации[602] и давали поручение специальным судьям и вновь избранным консулам Каффы рассматривать иски против сменяемых консулов[603].

Благодаря обнаружению большого фонда петиций, подаваемых лигурийцами верховным органам власти в Генуе[604], мы имеем редкую возможность увидеть, как на практике действовала эта система.

В 1419/20 г. консулом Каффы был избран юрист, доктор прав, Леонардо Каттанео. Он должен был сначала исполнять должность массария (одного из двух председателей палаты счетов Каффы), а затем через 2 года стать консулом. Юридическое образование не помогло ему избежать приговора синдиков к уплате штрафов за какие-то нарушения, которые сам Каттанео не признавал таковыми. Едва завершился его первый год, когда он еще был массарием, как в июле 1420 г. он был обвинен в злоупотреблениях. Он обжаловал приговор, но в 1421 г. новый консул Манфредо Саули, привел приговор в исполнение и взыскал с Каттанео сумму штрафа. Не помогли и решения дожа Томмазо ди Кампофрегозо от 16 октября 1421 г., и, вслед за тем совета старейшин, собравшегося по настоянию миланского герцога, ставшего верховным правителем Генуи, от 12 ноября 1422 г., признавшие правоту истца, отклонившие обвинения и постановившие к ним впредь не возвращаться, то есть прекратившие дело[605]. Истец не был удовлетворен этим, ибо не получил компенсации, и настоял на назначении в 1424 г. специальной комиссии, в состав которой попал и всемирно известный юрист Бартоломео Боско. Комиссия не смогла решить вопроса, относится ли дело к компетенции губернатора и старейшин, или же нет[606]. И через 11 лет, после долгих и безрезультатных попыток добиться компенсации, Каттанео вновь обратился к губернатору миланского герцога, правителя Генуи, и его комиссарию, которые, вместе со старейшинами, опять признали правоту бывшего консула и вынесли решение о возмещении ему ущерба, но не за счет казны Генуи или Каффы. Подобные приговоры, без указания источников поступления денег, были в Генуе скорее актом морального удовлетворения истца[607].

Преемник Каттанео, Манфредо Саули, также не избежал осуждения. Как кажется, он был честным и строгим администратором. В петиции отмечено, что он похвально и с достоинством (graviter), мудро и хорошо вершил дела, без чего Каффа подвергалась бы явным опасностям и испытаниям. Ему не повезло потому, что конец его правления был ознаменован крутой переменой в политическом положении самой Генуи. Саули получил назначение от дожа Томмазо ди Кампофрегозо (1414–1421), а сдавал он полномочия уже синдикам миланско-го герцога Филиппо Мариа Висконти, под власть которого перешла Генуэзская республика. Видимо, он и его родственники были в оппозиции к Милану, и лишь спустя 21 год наследники Саули смогли подать жалобу на имя Томмазо Кампофрегозо, дожа, вторично возвратившегося к власти (1436–1442), того самого человека, который его некогда назначил.

В 1421 г., после оставления им должности, его обвиняли «из зависти и ненависти к принятым им мудрым решениям». Четыре синдика пристрастно вели следствие и вынесли, внимая заведомым наветам отдельных горожан (burgenses) и иных жителей Каффы, несправедливый обвинительный приговор. Он и его поручители были приговорены к уплате казначейству Каффы и различным лицам больших сумм денег, на что не хватило средств самого Манфредо Саули. Процесс длился долго и со многими несправедливостями, из которых истцы упоминают лишь две. В консульство Манфредо Саули в Каффе был настоящий голод, так что значительная часть населения питалась скорее травой, чем хлебом. Саули послал некого Джованни ди Сан-Донато, патрона навы, в Ло Коппу для доставки в Каффу зерна. Спустя много дней консул получил известие, что Джованни ди Сан-Донато отправился не в Каффу, а в Трапезунд, в нарушение своих обязательств. Консул приговорил его к штрафу 100 соммов[608], что тот и заслужил. Синдикаторы же за такой вердикт приговорили самого Манфредо к уплате максимальной суммы штрафа, что он счел небывалой несправедливостью.

Второй случай еще интереснее. Некий грек Папакостас был захвачен золотоордынским ханом и передан какому-то татарину для охраны. Грек бежал. Татарин, боясь расправы хана, искал убежища в Каффе и не по доброй воле, но ради корысти, пожелал принять крещение. Консул, учитывая нрав хана и опасности, могущие воспоследовать для Каффы, а также вынужденность, а не свободное желание этого татарина перейти в христианство, устроив совет, выдал татарина хану, испросив для него предварительно прощение. Синдики сочли консула виновным. Истцы же в 1442 г. требовали пересмотра дела и возмещения ущерба наследникам, приводя в качестве примера, между прочим, и решение по делу Леонардо Каттанео, а также других оффициалов Генуэзской коммуны. Впрочем, причастность Саули к делу Каттанео, возможно, также бывшая мотивом его осуждения синдиками, в петиции не упоминается. Дож и старейшины поручили синдикам Каффы рассмотреть казус Саули и представить материалы письменно в Геную[609].

Не менее четырех лет шел процесс и над консулом Пьетро Бординарио (1426–27), обвиненным Дарио Грилло, так и не закончившись определенным решением. Вместе с синдиками дело последовательно вели консулы Каффы Габриэле Реканелли и Филиппо Каттанео[610].

Другой патриций, Франко Ломеллини, был консулом Каффы в 1431–1432 гг. В день вступления в должность, 8 октября 1431 г. он получил известие от подчиненного ему консула Солдайи[611], что две венецианских галеи потерпели крушение у мыса Меганом. Ломеллини приказал собрать все имущество и товары соперников и передать их в распоряжение массарии Каффы. Конфликт двух морских республик в Причерноморье обострялся[612]. Венецианцы предприняли ответные действия. В необычное для навигации время, 24 декабря 1431 г. они захватили генуэзские галеи близ берегов «генуэзской» Газарии. Это вызвало такую панику в Каффе и других факториях, что консул должен был потратить деньги от конфискованных ранее товаров на подготовку обороны от возможного нападения. Однако 8 месяцев спустя власти Генуи, которые вели с Венецией мирные переговоры, потребовали от Ломеллини перевести эти деньги в метрополию. А так как консул не смог этого сделать, его оштрафовали на 50 соммов. Поданная затем петиция была отправлена на рассмотрение генуэзской Оффиции Романии[613].

Противоположный случай встречаем в петиции Габриэле де"Мари, пострадавшего от консула Каффы Теодоро Фьески (1441–1442). Фьески попросту конфисковал у де"Мари лошадь для своего сына, отправлявшегося управлять консулатом Солдайи, и не вернул ему ни коня, ни 50 дукатов его стоимости[614].

Консулов обвиняли в должностных злоупотреблениях и тогда, когда они явно не имели от этого никаких выгод. Например, одна из оффиций Каффы была на 2 года предоставлена Иснардо ди Кампофрегозо, который столь бесчестно ею управлял, что было необходимо его от управления отстранить. Но так как он ранее получил эту должность в качестве «кормления», отнять ее было возможно, лишь заставив его продать оффицию, что и было сделано. При продаже поручителями (fideiussores) являлись консул Каффы, Антонио Ломеллини, и Паоло Империале, провведитор и массарий[615], которые лишь исполнили общественный долг, ради мирного (pacifica) управления городом. Дож, не зная о произошедшем, ликвидировал саму эту должность на 1 год, чем нанес ущерб поручителям на сумму ее стоимости за год. Консул и массарии, ради общественного блага, заплатили эту сумму стоимости второго года из денег казначейства. Уплата была, однако, кассирована Оффицией Романии без заслушивания прокураторов Паоло Империале и Антонио Ломеллини. Прокураторы наследников умершего консула просили оставить в силе распоряжение, данное им массариями Каффы, до прибытия их преемников и выплачивать надлежащее из возможных поступлений казначейства Каффы, а не из личных средств покойного Антонио Ломеллини, как полагалось по закону. Правильные решения дорого обходились консулам, тем более, что иски передавались, как и в этом случае, чаще всего на доследование[616].

Оливерио Маруффо был консулом Каффы в 1440–41 г. и ввел там несколько сдаваемых в откуп налогов, распределив их, как обычно на квоты — loci. К этому его вынудила скудость городских финансов и заботы о поддержании города. Никакой выгоды, как утверждал истец, он не имел. Но и его ложно обвинили в корысти и присудили к штрафу в 100 соммов. Синдики, осудившие Оливерио Маруффо, были предвзяты и плохо осведомлены. Сын Оливерио Маруффо Марко просил их предусмотреть возможность пересмотра решения (reservari arbitrium), принятого в отсутствие отца, так как оно могло бы быть изменено в результате ознакомления с подлинными документальными свидетельствами и на основании показаний самого Оливерио Маруффо. Синдики голосованием решили допустить возможность такого пересмотра. Но так как после завершения ими своей должности и отъезда в Геную, их было невозможно собрать и обеспечить кворум для принятия решения, дело так и не было пересмотрено. Истец неоднократно просил выслушать его жалобу и восстановить справедливость, освободить его от бесчестия и от уплаты штрафа и издержек по нему, тем более, что много лиц в Генуе, которые тогда были в Каффе, могли бы помочь объективному расследованию. Дож передал дело на экспертизу Оффиции попечения Романии и просил назначить одного из синдиков коммуны для совета о том, как следует ответить на эту петицию[617]. Это означало долгую судебную волокиту.

Консулов карали и за правонарушения, например за проведение расследований по делу их бывших викариев. Такой синдикамент, проведенный уже знакомым нам Паоло Империале по отношению к викарию, состоявшему как при нем, так и при его предшественнике, был признан недействительным[618].

Консулов чаще осуждали, чем оправдывали. Подчас судебные власти Генуи отвергали наветы на консулов, поданные уже после синдикамента, как это сделали в 1423 г. по отношению к бывшему консулу Антонио Маруффо[619]. И все же оправдания и, особенно компенсаций, приходилось ждать долго. Иногда на это не хватало целой жизни. Да и наследникам приходилось вести частые и нередко бесплодные тяжбы по, казалось бы, уже выигранным искам. Пусть это будет хотя бы частичным и запоздалым оправданием не худшей в истории высшей бюрократии генуэзских факторий.