Знатные генуэзцы Гавино де"Маре и Сорлеоне Спинола в 1314 г. были послами трапезундского императора Алексея II в Геную[519]. Флорентийский нобиль Микеле Алигьери также был официальным представителем трапезундского императора и способствовал заключению договора Давида Великого Комнина с Флоренцией в 1460 г.[520] Он вел переговоры с Бургундским герцогом, принимал участие в так называемом посольстве восточных монархов, возглавленном Лудовико да Болонья, к государям Запада. И хотя в составе посольства были явные мошенники и авантюристы, статус Алигьери как подлинного представителя Трапезундской империи не вызывает сомнений[521]. В письме трапезундского императора Давида бургундскому герцогу Алигьери назван «baron et orator meus»[522]. Статус «барона» обеспечил «мессиру Микьелю из Трапезунда» и после падения империи в 1461 г. высокую должность советника и шамбеллана бургундских герцогов Филиппа Доброго и Карла Смелого[523]. Как и Николо Дориа, «рыцарь» (miles, chevalier) Алигьери активно занимался торговлей в Каффе, Трапезунде и Синопе[524], получив, вместе с сыновьями, в 1470 г. от генуэзского Банка Сан Джорджо подорожные и привилегии на 10 лет по ведению дел в черноморских факториях Генуи[525].
Генуэзец Доменико Д"Аллегро возвысился до положения командующего всего трапезундского флота (протостратора, или, как его называли итальянцы, протокапитана). Начало его карьеры не ознаменовано слишком благородными деяниями, но, вместе с тем, довольно типично: будучи патроном галеотты, он занимался пиратством (или корсарством), ограбил греческий корабль, перевозивший товары венецианцев, плывший в Симиссо, и доставил добычу в Каффу[526]. Свой высокий титул протостратора Доменико получил в 1429 г. за то, что вооружил и предоставил в Каффе свой корабль в распоряжение претендента на трапезундский трон. Переворот Иоанна IV Великого Комнина (1429–1460) завершился успехом, а генуэзец вплоть до смерти этого монарха сохранял его милости и полученную в 1429 г. должность[527]. Он прочно осел в Трапезунде, являлся попечителем по наследству умершего в Тане торгового партнера Бернабо Бояско, имевшего в Трапезунде собственность, включая корабль[528]. Влияние и авторитет Д"Аллегро были столь значительны, что генуэзский дож, желая урегулировать сложные отношения с трапезундским двором, назначил его в 1443 г. генуэзским консулом в городе. Это был невиданный случай, когда генуэзский нобиль являлся одновременно высоким должностным лицом империи и главой итальянской фактории. Дож, Раффаэле Адорно, имел перед этим долгие беседы с Доменико, в 1442–44 гг. трапезундским послом, посетившим Флоренцию, Геную и Милан. Именно во время этого посольства и было отправлено письмо дожа к императору, объявлявшее о консульском назначении. Примечательно, что в нем дож подчеркивает как трапезундское подданство Доменико (maiestatis vestre observantissimus), так и его принадлежность к генуэзской элите (nobisque haud mediocriter carus)[529]. Интересно сходство социального поведения Д"Аллегро и Микеле Алигьери. Как и Алигьери (с той только разницей, что это произошло до падения Трапезундской империи и даже до взятия Константинополя османами в 1453 г.), Доменико стремится быть причисленным к свите могущественного западного правителя. В 1444 г. по его просьбе миланский герцог включает его в состав своих familiares. Быть может, это способствовало политическим целям и торговым занятиям, которые вели посол и его «нунции», добивавшиеся для себя также коммерческих привилегий и подорожных грамот?[530] Как бы то ни было, с 1444 г. Доменико был прямо связан подданством с тремя разными государствами. Это, впрочем, не избавило его от больших долгов, отраженных в массариях Каффы с 1445 до 1459 гг.[531]
Служба «латинян» у трапезундских императоров не ограничивалась отдельными случайными эпизодами, а была, видимо, довольно распространенным явлением, хотя, конечно, далеко не все генуэзцы достигали столь высоких должностей, как Д"Аллегро или Джироламо ди Негро, о котором ниже. На типичность явления указывает его отражение в агиографии и легенде. В Житии св. Иоанна Нового Белгородского, написанном Григорием Цамблаком, читаем, например, что генуэзский патрон, выдавший святого неверным ок. 1340 г., похвалялся, что он именит и принадлежит к числу «вторых из первых вельмож города Трапезунда»[532]. В легенде о Меголло Леркари, приведенной сначала гуманистом Бартоломео Сенарегой, а затем и самыми известными генуэзскими историками ХVІ–ХVІІ вв., во всех версиях подчеркивается то обстоятельство, что храбрый генуэзец был в дружбе с императором, входил в число его familiares или придворных. Это и вызвало зависть греческого окружения василевса и последующий за тем конфликт[533].
Работа в Генуэзском государственном архиве позволила нам выявить целый комплекс документов, относящихся к истории одного семейства, несколько поколений которого было связано с торговлей в Причерноморье и со службой трапезундским императорам. Речь идет о знатном генуэзском роде ди Негро (де Нигро).
Ди Негро торговали в Причерноморье и в Трапезундской империи еще с XIII в. Андреа (Андреоло) ди Негро в 1289 г. участвовал в торговом обществе, осуществлявшем операции между Каффой и Трапезундом, с такими крупными партнерами, как братья Дзаккариа[534]. Гальвано ди Негро был примерно в это же время генуэзским консулом в Трапезунде[535]. Андало ди Негро в 1314 г. заключает договор Генуи с трапезундским императором Алексеем II. «Биографический словарь итальянцев» отождествляет его со знаменитым астрономом, математиком и медиком, учителем Боккаччо и другом просвещенного кипрского короля Гуго IV Лузиньяна, преподававшим затем в Неаполе и умершем в 1334 г.[536] Может быть, в большей степени вероятна идентификация посла с одним из двух братьев ди Негро Андало и Карлино, развернувшими бурную предпринимательскую деятельность в Пере и Каффе в конце XIII в. и экспортировавшими квасцы на Запад[537]. В 1470-х гг. на кораблях Ди Негро на Хиос и Левант плавал знаменитый Христофор Колумб, начинавший как коммерческий агент этого дома[538]. Ди Негро известны и как церковные иерархи Латинского Востока. Доминиканский монах из Каффы Агостино ди Негро был в 1432–1455 гг. епископом Солдайи, заслужившим репутацию доброго и справедливого пастыря как у латинян, так и у греков города[539].
Впервые упоминание братьев Урбано и Джироламо ди Негро мы встречаем в счетных книгах — массариях Каффы под 1421–26 гг. В 1421 г. Джироламо ди Негро вместе с компаньонами получил из казны Каффы 100 дукатов на подарки послам из Самсуна, с которыми генуэзские власти вели переговоры в Трапезунде после того, как генуэзская фактория в Самсуне — Симиссо была в 1420 г. захвачена и сожжена турками[540]. В то время он еще не носил никакого трапезундского титула[541]. В 1424–26 гг. Урбано ди Негро, постоянно проживавший тогда в Каффе, выступает доверенным лицом брата Джироламо, которому причиталась уплата 24200 аспров через массарию Каффы за ущерб, понесенный от «подданных государя трапезундского императора», что было нотариально зафиксировано 27 июля 1424 г. Алексей IV Великий Комнин (1416/7–1429) обязался погасить урон всем генуэзцам (Джироламо был одним из многих) по соглашению с Каффой[542]. В записях счетов Джироламо назван великим месадзоном (megamesaxius) императора, то есть он был уже в числе высших придворных чинов, наиболее приближенных к императору[543].
Ди Негро были состоятельными людьми. В петиции 1428 г., выступая от имени и по поручению брата, Урбано просит власти Генуи возместить Джироламо долг покойного Вани Монлеоне, избранного консулом в Трапезунд, но скончавшегося по пути к месту назначения во время плавания в Черном море. Ранее Вани взял в займы у Джироламо 10000 трапезундских аспров, предоставив в залог свое имущество, включая доход от должности консула. Так как по генуэзским статутам наследникам оффициала, отправлявшегося на Левант и умершего в пути, выплачивалась половина оклада, при условии, что он проделал путь далее Неаполя, Урбано просит власти Генуи дать консулу в Трапезунде распоряжение об уплате долга. Губернатор Генуи (находившейся тогда под властью Миланского герцога) и старейшины поручили рассмотрение дела Оффиции Романии[544]. Ее рекомендации и последующий ход дела нам неизвестны.
В августе 1429 г. губернатор Генуи архиепископ Миланский Бартоломео Капра отправил специальное рекомендательное письмо, адресованное трапезундскому императору Иоанну IV, в котором отмечалась знатность рода ди Негро и его заслуги перед Генуей и выражалась надежда на благосклонный прием братьев императором. Одновременно консулу Каффы и подеста Перы поручалось со своей стороны, в случае, если император сохранял добрые отношения с генуэзцами и соблюдал договоры, отправить ему письма в поддержку двух ди Негро (в ином случае письмо губернатора Генуи предписывалось сжечь, не передавая василевсу)[545]. Некоторая неопределенность возникала от того, что Генуя, способствуя перевороту Иоанна IV (совершенному только что, в апреле 1429 г.), еще не знала о его позиции по отношению к республике и ее факториям. Письма к императору такого содержания почти не имеют аналогов в генуэзской дипломатической практике. Они были включены в корпус важнейших официальных посланий. Хотя это не выражено явно, видимо, республика, желала укрепить свое влияние на Понте, поддерживая своих граждан — императорских чиновников.
Урбано ди Негро осуществлял постоянную связь с властями Генуи и информировал их о положении дел в Причерноморье и, в частности, в Трапезундской империи. В 1438 г. он взял на себя посреднические функции в переговорах трапезундского императора с дожем в сложный для Иоанна IV момент конфликта с братом Александром Великим Комнином, женатом на дочери правителя Митилены генуэзского нобиля Дорино I Гаттилузи. Александр пытался вовлечь в войну с Трапезундской империей как Дорино Гаттилузи, так и Перу с Каффой. Посредничество Урбано ди Негро привело к тому, что дож нейтрализовал эти попытки, запретив властям генуэзских факторий вмешиваться в ссору братьев и рекомендовав Гаттилузи способствовать их примирению. Письмо и позиция дожа Томмазо Кампофрегозо к императору Иоанну основывались и на информации Урбано ди Негро о благорасположении василевса к генуэзцам. Дож рекомендует императору и далее следовать советам Урбано ди Негро[546].
В 1441 г. Урбано по-прежнему находился в Каффе и был (вместе с компаньонами Паоло Джентиле и Симоне ди Леванто) откупщиком двух крупных налогов. За один из них — новый drictus на торговлю с Трапезундом, взятый на 5 лет и 9 месяцев, он внес в 1441 г. 80 тыс. аспров (вероятно, платеж за 1 год). За второй налог — 11-ти процентную пошлину (cabella) на вино — была уплачена огромная сумма — 173 922 аспра. Вновь Урбано представляет в Каффе интересы брата Джироламо, по-прежнему носившего титул великого месадзона[547].
Джироламо верой и правдой служил императору, даже тогда, когда ему приходилось действовать против соплеменников. В 1437 г. группа генуэзских купцов во главе с жителем Перы Филиппо ди Мелоде (или ди Мероде)[548] зафрахтовала наву грузоподъемностью 1200 модиев (337.7 т.) у гражданина Каффы Мервальдо Спинола для перевозки ок. 600 вегет (св. 315 т.) разных грузов, в том числе — рабов. Корабль прибыл, по-видимому, сначала в Трапезунд, а затем — в Ло Вати (Батуми), порт, принадлежавший тогда Трапезундской империи[549]. Там специально посланные трапезундские военные суда — галера и фусты под командой Джироламо ди Негро захватили наву Спинолы за какое-то нарушение, судя по одному из документов — за пиратские действия — захват имущества у направлявшегося в Трапезунд купеческого каравана «друзей императора» (скорее всего — подданных князя Гурии, Тимурида Шахруха, хана Ак-Коюнлу или др. правителей Востока, с которыми Трапезунд был связан договорами, в том числе — торговыми)[550]. Мервальдо Спинола попал в трапезундскую тюрьму, откуда был отпущен лишь при условии выполнения определенных обязательств (nunc sub certis promissionibus relaxato). Товары были конфискованы, а захваченная нава Спинолы, натолкнувшись на скалу, затонула в порту. Филиппо ди Мелоде сразу же обратился к консулу Каффы и получил от него письма к императору. Однако император не пожелал его выслушать и даже не прочел этих писем. Тогда Антонио Спинола, родственник Мервальдо и компаньон Филиппо ди Мелоде, имевший от него доверенность, начал ведение судебного дела в Генуе, требуя назначения репрессалий против трапезундского императора. 19 мая 1441 г. им была подана петиция дожу и старейшинам Генуи, которые поручили разбор дела подеста и торговой оффиции Перы[551]. Видимо, в связи с этой петицией, 29 мая 1441 г. дож Генуи Томмазо Кампофрегозо обратился с письмом к трапезундскому императору в поддержку ходатайства консула Каффы и в защиту ди Мелоде и его компаньонов, рекомендуя ему в спорных случаях представить дело в суд и направить его все той же торговой оффиции Перы[552]. Представление не возымело действия и 28 марта 1442 г. Антонио Спинола вновь подает петицию, указывая на несерьезные оправдания императора, из-за чего оффиция Перы приостановила заслушивание свидетелей и ущерб истцам не был возмещен. Власти Генуи ограничились новым письмом подеста и торговой оффиции Перы с просьбой разобраться[553]. Без видимых результатов дело тянулось до 1450 г., когда прокураторами Мервальдо Спинолы была подана следующая петиция с подробным изложением дела и требованием применения права марки, отданная на рассмотрение Оффиции попечения Романии[554]. Примечательно, что в петиции упомянуто обсуждение дела в Генуе в 1449 г. с трапезундским послом Георгием Амирутци, не завершившееся каким-либо решением (как, впрочем, и все переговоры о компенсации ущерба генуэзцам трапезундской стороной)[555]. Ответчиком по искам пока выступает трапезундский император, но не Джироламо ди Негро.
В 1470 г. ситуация изменилась. Трапезундской империи более не существовало, ущерб по делу ди Мелоде и его компаньонов погашен не был, и истцы решили действовать против сына покойного Джироламо ди Негро Теодоро, возложив вину за произошедшее на его отца. Сохранился весьма интересный текст петиции и ответ на него Теодоро[556]. Петицию подал Бартоломео de Opiciis от имени своей жены Изабеллы, дочери и наследницы покойного Антонио ди Ривароло, пострадавшего некогда от нападения в Ло Вати галеры и фуст Джироламо ди Негро. Истец рассматривал известный нам эпизод как морской грабеж и на этом основании обращался к суду вице-губернатора Генуи и старейшин. Последние, однако, сочли такую интерпретацию дела не корректной, а само дело не относящимся к их компетенции и, заслушав ответчика, поручили вести дальнейшее разбирательство специальным судебным магистратам и синдикам Генуи. В петиции можно выявить явные и преднамеренные искажения фактов. Утверждается, например, что Джироламо использовал захваченное на наве имущество по своей воле (хотя, как явствует из всех документов и предыдущих исков, он исполнял приказ императора о конфискации). Сообщается, что Антонио ди Ривароло находился на своей наве, хотя, как мы знаем, ее патроном был Мервальдо Спинола, а большая часть грузов принадлежала Филиппо ди Мелоде. Говорится о том, что Антонио ди Ривароло сразу после этого потрясения скончался, а его дочь, находясь в младенческом возрасте, не могла отстаивать своих прав. Но и это не правда: как нам удалось установить, Антонио ди Ривароло скончался в Трапезунде в 1456 г., то есть почти через 20 лет после этого происшествия, оставив сыну и наследнику Баттиста имущество в разных портах Черного моря[557].
Разъяснения Теодоро ди Негро весьма интересны для нашей темы. Разумеется, он обращает внимание властей на то, что иск запоздал почти на 36 лет (тут небольшая неточность: на 33 года) и что ни Мервальдо Спинола, ни другие генуэзцы, постоянно проживавшие в Каффе, не вчиняли иска против Джироламо, имевшего там собственность и прокураторов. Еще важнее, как определяет сын статус своего отца. Джироламо — барон и один из ближайших придворных императора (baro imperatoris Trapesunde et inter suos primates commoratus), он подданный (subditus) василевса, его чиновник и исполнитель его воли (minister et executor), действующий по приказу его господина (domini sui). Он укоренился в Трапезунде, имел там собственный дом, где и проживал до самой смерти. И хотя он был исконным генуэзским гражданином (esset originarius civis Ianue), власть Генуи не распространялась тогда на него как на слугу императора (nec eo tempore exercebat hec inclita civitas aliquod imperium in ipsum dominum Hieronimum) и он не подлежал тем самым генуэзскому суду, подобно лицам, находящимся полностью под юрисдикцией Генуи (contra eos in quos plenum habet imperium hec inclita civitas), не говоря уже о том, что он действовал не по своей воле и не в своих интересах. Император же мог по праву действовать против тех, кто нарушал мир и торговлю в его стране (et iuste potuisset facere prefactus dominus imperator contra turbantes pacem et mercaturas sue regionis) и тем самым позорил его. Эти аргументы были приняты властями Генуи. Но тогда возникает показательное противоречие: гражданин Генуи, ставший должностным лицом императора оказывался неподсудным суду метрополии, во всяком случае — по делам его службы. А это явное отступление от прежней практики и основных принципов договорных отношений Генуи с иностранными государями. Правда, может быть, мотивом, побудившим Геную к таким нарушениям, были услуги, оказываемые братьями ди Негро Республике, в том числе — и информирование ее о намерениях императора. Неслучайно и в ответе на петицию истца Теодоро ди Негро подчеркивает, что, когда мог, Джироламо был защитником генуэзцев (fuit semper eorum protector, ubi potuit). Еще ранее, в 1449 г. в письме к Джироламо, названному уже протовестиарием (megavistiarius) трапезундского императора, дож Лудовико ди Кампофрегозо благодарит его за доброе расположение, о котором ему сообщил посол Амирутци, и рассчитывает на его содействие своим планам[558]. Таким образом, Джироламо достиг высших титулов, оставаясь по меньшей мере лояльным Генуе.
Сын трапезундского «барона» был свидетелем взятия Трапезунда войсками турецкого султана в 1461 г., потерял все свое имущество, «голым» (nudus) добрался до Каффы, тогда как его мать и сестры попали в плен к османцам[559]. Рассказывая о захвате в плен матери и сестер Теодоро умалчивает об отце — протовестиарии. В одной выписке из счетов за 1458 г. нам удалось обнаружить упоминание о нем как об уже покойном в 1458 г.[560] Быть может, Теодоро, оставшись после кончины отца в Трапезунде, также служил там последним императорам — Иоанну IV и Давиду (1460–1461)?
Примечателен интерес второго поколения рода ди Негро к торговле между Трапезундом и Каффой, что обеспечивалось положением и имуществом Урбано и Джироламо в обоих городах. Однако в условиях кризиса черноморская торговля не приносила больших дивидендов и, напротив, вовлекала партнеров в длительные и малопродуктивные судебные разбирательства по поводу взаимных долгов и обязательств.
Род ди Негро был связан деловыми и родственными отношениями с другим знатным генуэзским семейством — Фьески. Теодоро Фьески, был зятем Урбано ди Негро[561]. Они были компаньонами и откупщиками налогов (так называемого малого коммеркия и винной габеллы) в Каффе в 1448–1450 гг.[562] Фьески продолжал быть откупщиком коммеркиев в Каффе и в 1454–56 гг.[563] В одну многостороннюю комменду сотоварищами был инвестирован значительный капитал— 383312 аспров. Из них 237872 аспра вложил Теодоро Фьески, 24240 аспров — его родственники Джакомо и Маттео, а 121200 аспров — Урбано ди Негро и его сын Маттео. Компаньоны торговали зерном, тканями, хлопком в Каффе и на Хиосе, занимались финансовыми операциями[564]. Маттео ди Негро в 1450 г. торговал в Тане[565], а в 1460–1462 гг. вел дела в Трапезунде и в Каффе. В 1460 г. он продал в Трапезунде ½ фарделла (ок.40 кг.) шелка Франческо Фьески. Уезжая из Каффы в 1462 г., Маттео поручил брату Андреа (как своему прокуратору) взыскать этот и другие долги с Фьески, но безрезультатно: мы располагаем материалами судебного разбирательства спора между компаньонами в Генуе в мае 1473 г.[566] Правда, Урбано и Маттео удалось добиться того, что Теодоро Фьески приговорили к уплате 3600 лир по упомянутой комменде. С него взыскали часть суммы, а за остальную грозила долговая тюрьма. Фьески дважды обращался с петициями в высшие инстанции Генуи, но оба раза получал отказ[567]. Сын Теодоро Фьески, Франческо, и в 1475 г. продолжал торговать в Черном море, был банкиром и судовладельцем в Каффе и Пере. Впрочем, фигурирующие в нотариальных актах суммы в десятки (не сотни) тысяч аспров позволяют думать, что он, скорее, был предпринимателем средней руки[568].
Менее успешным для Маттео ди Негро была тяжба со своим двоюродным братом Теодоро ди Негро. Основанием иска послужило то обстоятельство, что Маттео, будучи прокуратором своего родственника в Каффе, продал там его ценные бумаги, так называемые loca Каффы (доля государственного долга, на которую начислялись проценты), не произведя затем полного расчета с Теодоро, который вернулся в Каффу в 1461 г. из только что взятого турками Трапезунда. Прибыв затем в Геную, Теодоро был изгнан из дома дядей и его сыновьями «аки варвар» и не допущен до отцовского наследия, как он с горечью будет свидетельствовать суду, потеряв средства и не имея возможности, видимо из-за возраста и болезней (может быть, ран?) потом своим зарабатывать на жизнь (est etiam non habilis de persona, nec robustus ad victum querendum in sudore suo). Ему оставалось только прибегнуть к третейскому суду родственников, а затем — и государства, ради взыскания долгов[569].
Участь Маттео ди Негро не была более завидной. От долгов и судебного преследования в 1467 г. он бежал на Ривьеру, а затем вернулся в Каффу. Там он владел навой, и в 1469 г. намеревался из Каффы плыть с товарами в Перу — Бруссу — на Хиос. Однако в порту Карпи его корабль потерпел крушение, хотя сам он и экипаж спаслись. Это независимое свидетельство из письма нотария Антонио ди Торрилья[570] подтверждает показания Маттео в суде о том, что он, все потеряв, едва спасся сам, «в одной только рубашке». Но не лукавит ли ответчик, утверждая, что и собранные им солидные доказательства его невиновности погибли во время той же бури, и что влиятельные родственники Теодоро при турецком султане помешали ему собрать новые в Константинополе? (Теодоро категорически отрицал наличие таких родственников… Правда, как мы помним, сам он признавался, что его сестры оказались в плену в Трапезунде в 1461 г. Они могли вместе со знатными жительницами Трапезунда попасть в гаремы Стамбула и породниться с турками. Фактических оснований для такого утверждения, однако, нет, если не считать туманного намека Маттео). Так или иначе, Маттео не смог более заниматься мореплаванием и, имея 5 дочерей и сына, впал, как он утверждал, в бедность и 5 лет провел в бесчестящей его долговой тюрьме[571].
С другим своим братом, Кристофоро, Маттео, как он утверждал, также был в ссоре. Теодоро ди Негро, напротив, свидетельствует, что тот был прокуратором Маттео и всегда действовал заодно с ним против Теодоро. Истину выяснить невозможно, но оба заявления в конце концов не опровергают друг друга… Интереснее другое: возможная идентификация Кристофоро с последним мужественным консулом генуэзской Солдайи (1471–1475)[572].
Итак, мы проследили историю рода, связавшего свою жизнь и судьбу с Причерноморьем в один из самых драматических периодов его истории. Очевидно, что «натурализация» в Трапезунде Джироламо ди Негро и его потомства не носила устойчивого характера и не привела к появлению нового линьяжа трапезундской знати. Но причиной тому было падение империи, а не естественное отторжение чужеземцев местной средой и элитой, с которой он и его семья сосуществовали долгие годы. В статусе иноземного «барона», как мы видели, появились новые черты, не характерные для отношений Генуи с византийским миром до XIV в. Семейная биография ди Негро[573] показывает довольно типичный путь генуэзского предпринимателя на Леванте в середине XV века: от торговли — к политической деятельности, от разочарования к надежде, от надежды — к крушению и судорожным попыткам удержаться на плаву в условиях османского господства (вспомним Франческо Фьески, внука Урбано ди Негро). И все же, прочно осевшие когда-то в городах Причерноморья, ди Негро возвращались в Геную, неся с собой груз потерь, несбывшихся надежд и неоплаченных долгов.