Книги

Кузнец

22
18
20
22
24
26
28
30

Можно попробовать продавать оружие. Не самое новое, но получше того, что есть у маньчжуров. Кирасы из-под пресса всяко разно будут лучше, чем нашитые металлические пластины. Можно даже пищали им более совершенные продавать. Но и тут есть сложности. Мне, допустим, совершенно не интересно, чтобы этим оружием нас же потом и били. Конечно, сейчас у нас мир, дружба, жвачка. Но Шархода не вечен, а как выстроятся отношения с его преемником, вопрос открытый. Когда-то я думал, что наши жнейки и сеялки найдут сбыт. Боюсь, что нет. Два солдата из стройбата заменяют экскаватор. Маньчжурам проще запахать еще десять китайцев, чем совершенствовать производство. Благо, подданные у них бесплатные.

Словом, проблема есть. Как ее решать, пока не очень понятно. Если мне не изменяет память, в Китай во все эпохи ввозили предметы роскоши. Вот это шло на ура. Стекло ввозили, дорогие шерстяные ткани, всякую посуду с прибабахами. А вот, что еще? Англичане стали ввозить опиум. Но это не мой вариант. Не из каких-то высоких этических соображений. Просто не хочу. Со стеклом тоже не выйдет. В России этот промысел пока не очень развит. А я тут совсем не петрю. Опять не мой профиль. С шерстью нужно думать. Но лучше купить специалиста. Говорила же моя мудрая мама, когда я брался за какие-то особые домашние дела, типа проводку поменять: для этого есть специально обученные люди. Вот мне они и нужны. Ткачи, называются. Вот всякое искусство пока у меня на нуле. Но в голове это держать стоит.

Пока караван мирно шел вдоль берегов Шилки, а потом и Амура, я думал. То есть, по Декарту, я именно тогда существовал. Но провидение вместе с мировым разумом решили в этом усомниться. Мы налетели на мель. Я от неожиданности свалился с мешка, где лежа размышлял. В принципе, ничего страшного. За полчасика сдернули корабль с мели. Но, когда я вновь устроился на облюбованном мешке, мысли понеслись в другую сторону. Блин, если ничего не изменится, то в следующем году Шархода умрет. Ему унаследует сын Бахай. Насколько я помню, мальчик был сложным. Любил взятки, чем активно пользовался будущий строитель Албазина Никифор Черниговский. Да, тут с мальчиком тоже нужно будет поработать. Не проще ситуация и на западе. В следующем году должны сместить Пашкова. Причина разгром маньчжурами отряда его сына. Вроде бы, теперь основания быть не должно. Но кто их, столичных товарищей, знает. И как здесь подстраховаться – нужно думать. Причем, думать нужно про все сразу.

Иногда возникает чувство, что лучше бы я не учился на истфаке. Вон Тимофей с Макаром просто наслаждаются отдыхом, думают про дом или вовсе спят. Посоветоваться бы с кем-то. Так ведь не расскажешь всего. Хотя, посоветоваться, как приедем, стоит. Пока еще один год я себе выторговал у судьбы. За этот год нужно стать еще сильнее. Господи, скоро дом, Люда! Как хорошо!

* * *

Люда уже вторую неделю была как не в себе. Пока ныло сердце от расставания, пока все было остро, вроде бы даже легче было. А потом, как накатило. Пусто все. И ведь не в первый раз уезжает ее Андрей-Онуфрий. И каждый раз одна беда. Будто с его отъездом из нее всю радость жизни откачивают. Спасает только маленький Андрейка. Вон, уже опять кряхтит. То ли обделался, то ли жрать хочет. Сын казался ей чудом. Нет, она вполне развитая девушка. Андрей был совсем не первым мужчиной в ее жизни. Откуда дети берутся она тоже представляла. Но то, что этот маленький живой кусочек счастья появился в ее жизни, было совсем другим. Не как у всех. Да, к нему приходилось вскакивать ночью, хотя здесь и были приняты всякие няньки и мамки. Да, за него было невыносимо страшно. Но это все было просто малой платой за то, что он есть, ее сын.

И все равно, когда мужа не было дома, ей было не по себе. С ним в ее жизнь приходила уверенность, что она за мужем, защищена, любима. Какая-то простая надежность появлялась в мире. Она прекрасно понимала, что в городе, где полтысячи бойцов отдадут жизнь, чтобы защитить ее и маленького Андрейку, ей ничего не угрожает. Но уверенность, сила, жизнь появлялась только, когда с ней был муж.

Вот и сейчас, возясь с сыном, она думала о большом Андрее, о своем Кузнеце. Какой он огромный, сильный. Как он все всегда здорово придумывает, как боится ее огорчить. Ведь это же здорово, когда огромный и грозный воин делает растерянное лицо, едва она сдвигает брови. Люда улыбнулась. Ей нравилось, что он главный. И, в то же время, она понимала, что ей всю жизнь делить его с Приамурьем. Ну, и пусть. Она его будет любить таким. А он ее. И у Андрейки обязательно будет сестричка. Только бы скорее, его дождаться. Сын заплакал. Проголодался, наверное. Приложила его к груди. Андрей сразу же поймал губами сосок. Почмокал минут пять и притих, не выпуская грудь изо рта. Люда встала, тихонько прошла к его кроватке. В колыбель он уже не помещался. Здоровый растет. Тихонько положила сына. Села у открытого окна. Высоко, красиво-то как.

Ей было смешно, что они живут в Хабаровске. Только в каком-то совсем другом Хабаровске. Здесь не было, еще не было ни кафе «Мускатный кит», ни ее любимого ТЮЗа. Здесь из привычного был только утес над Амуром. Только вместо обзорной площадки там высилась деревянная башня, стены. Стояли раскаты с пушками. Даже у речки Чердымовки, на месте которой потом построят городские пруды с музыкальными фонтанами, еще нет имени. Почему-то вспомнились фонтаны. В первые теплые дни там выходил гулять весь город. Ну, как весь город. Молодежь тусовалась. Дедки какие-то солидные со своими женами тоже приходили. Пока было светло, все сидели по кафешкам, сновали вдоль прудов. Но только начинало смеркаться, как начиналось волшебство. Из скучных технических конструкций начинали бить волшебные струи, подсвеченные снизу самыми разными цветами, извиваться, нет, танцевать в такт музыке. Как же это было здорово!

Здесь иначе. Тоже очень красиво. Те же три горы и две дыры, но покрытые зеленной травкой. А лес начинается почти сразу за городом. Не совсем сразу. Андрей объяснил, что совсем близко к стене не должно быть ничего, чтобы враг не смог подобраться. Да и сам город был, как из сказки. Такой город они мечтали построить, когда были реконструкторами. Высокие стены, башни с красивыми шатрами. В проезжих башнях образы с ликами святых. «Белый дом» в этом Хабаровске тоже был. Здесь он назывался приказная изба. Муж там решал всякие свои проблемы. Дом был большой, в три этажа. Точнее, в два этажа и верхней пристройки. Над верхней пристройкой красивая четырехскатная крыша. Там жил смешной китаец Гришка и два паренька – Костька и Васька – его помощники. Рядом была новая церковь. Красивая, построенная всем миром. Хоть и тоже деревянная, как весь город, но высокая и величественная. Одно было жалко. Там не было доброго отца Фомы. Там служил совсем молодой отец Игнатий. Тоже добрый. Но в отце Фоме была какая-то человеческая мудрость. С ним хотелось просто поговорить. А вот с отцом Игнатием, страшно смущавшимся при общении вне церкви, не хотелось. В прошлой жизни Люда как-то прошла мимо религии. То есть, ее крестили. Она даже помнила, как в доме пекли куличи. Но дальше ее религиозность не шла. Здесь было иначе. Она сам стала ходить к причастию, к исповеди. Зачем? Хотелось. Нет, она не стала особо ревностной верующей. Просто в ее жизни появилась еще одна отдушина.

Их с Андреем или все-таки Онуфрием дом был рядом. Самый лучший дом в городе. Он был, конечно, меньше, чем приказная изба. Но и здесь было привольно. Не ее однушка и даже не двушка Андрея. Комнат было штук семь. Была огромная кухня с печью. В комнате рядом жили Миланья и Акулина, которые помогали ей по дому, стирали, готовили, ведали всякими припасами. Были всякие кладовые. Баня была. Увы, водопровода не было. Хотя Андрей сделал рукомойник и ванну, которую можно было быстро наполнить горячей водой. Был зал, где собирались друзья мужа. К сожалению, женщины на таком собрании не предполагались. А ей было интересно. Была их комната. В самой высокой башенке. Из нее видны были и Амур, и острова. В этой горнице она сейчас и сидела, глядя на реку. Вдруг, взгляд упал на длинный караван судов, идущий к пристани. Господи, наконец-то!

* * *

Когда корабль после долгих вихляний между стоящих у пристани судов пристал к берегу, у меня было множество планов. Казалось, что я прямо сейчас брошусь в круговорот дел, советов, проектов. Но все вышло иначе. На пристани, стоило мне только сбежать по сходням, опережая и заслоняя все и вся, ко мне бросилась Людка. Я просто утонул в ее обнимашках. Понимаю, что звучит смешно. Огромный мужик и хрупкая даже после родов женщина. Но было именно так. Ведь это моя женщина.

– Ой, – вскинулась она после того, как мы уже минут десять стояли, уткнувшись друг в друга – Там же Андрейка спит один. Побежали?

И мы побежали домой. Друзья и просто жители города смотрели на нас с некоторым изумлением. В то время подобные чувства напоказ были не приняты. Да убоится жена мужа… Ну, и начихать. Я главный или где?

Добежали до дома в один миг. Все же Хабаровск еще совсем маленький городок. В другой жизни его бы еще и в поселок не приняли. Зато он полностью мой. Как и мой дом. Может быть, не самый большой в городе. У нас кичиться богатством как-то не принято. Мы же братья, а не братки. Но это, действительно, мой дом. Точнее, наш дом. Я уже забыл это чувство из детства и юности, когда есть наш дом. И в этом, нашем доме живу я с моей любимой женщиной, спит наш сын Андрейка. Как же это здорово!

Глава 2. Война видимая и невидимая

Как обидно, что фраза «пусть весь мир подождет» действует только в пространстве рекламы. Ну, или где-то на необитаемом острове. Как бы не был я счастлив от близости любимой, от чувства дома, а уже утром следующего дня пришлось заняться делами. Кто же их без меня делать будет? Нет, мои друзья-ближники делали очень многое. Но пока еще есть вещи, которые приходится мастерить самому. Ничего, вот утрясется все. Я назначу себя почетным приказным (или уже воеводой) Приамурья, а по нечетным буду ваньку валять.

В приказной избе уже с утра толпился народ. Конечно, были там Гришка с помощниками. Были обычные горожане, пришедшие о чем-то просить или для того, чтобы рассудили их спор, были какие-то переселенцы, которым нужно было определить место для строительства деревни или дома в городе, выдать помощь для обзаведения. О чем-то спорили Макар и Клим. Это, наверняка, про дела военные. В уголке, не отсвечивая, сидел Степан, мой главный разведчик и шпион.

Я постарался на ходу решить то, что можно было решить. Что решить быстро не выходило, откинул кому-то из ближних людей. Сам же прошмыгнул, насколько это было возможным с моим ростом, в свою комнату.

Кабинет у меня был не особо большой. Мне большой зачем? Зато именно здесь хранится казна. На входе стоял казак. Не то, чтобы кто-то покушался. На всякий случай. Деньги-то там не малые. Изрядный сундук занимал весь угол комнаты. Уже после выплаты жалования армии, ссуд переселенцам, оплаты труда мастеровых там оставалось в разных монетах при пересчете в рубли больше тридцати тысяч. Были там и просто украшения из серебра и золота с самоцветными камнями. Я их не оценивал. Это было на черный день.

Деньги шли и от продажи части пушнины, и от хлебной торговли, и от пошлин. Покупали наши изделия крестьяне, купцы на торгу. Шли ручейками. Зато расходились реками. Только в жалование казакам уходило ежегодно три-четыре тысячи рублей. А была еще закупка хлебных излишков у крестьян, оплата труда работных людей, Подневольные труженики ЖКХ давно уже частью стали вольными крестьянами, а частью бежали восвояси, получив малую деньгу за труды. Теперь трудились работные люди, не захотевшие стать землепашцами или мастеровыми. В ближайшее время надо будет отправить оговоренные пятьсот рублей в Нингуту. Эх, где мое наследство от американского дедушки-миллионера? Нету. Да и дедушки нету.