Глава 3. Передышка

Как ни странно, передышка получилась долгая. Никаких гадостей, произошедших в реальной истории, не случилось. Точнее, случилось, но не здесь. Пашков хоть и не выздоровел окончательно, но тянул. Правда, в последний год все чаще говорил о своем желании уйти в монастырь. Отношения у нас с ним сложились странные. Практически, семейные. Конечно, не как у отца с сыном, но вполне соответствовали отношениям мудрого дядюшки и почтительного племянника. Это соответствовало и официальному статусу. Теперь я числился младшим воеводой. В моих условиях, считай, полностью независимый человек.

Аввакума опять призвали в столицу. Правда ненадолго. Огнеустый не удержался и стал жечь глаголом и там. Кончилось для него плохо, а для нас – не очень. Один раздражающий фактор исчез. Поскольку, в отличие от романа Ремарка, на западном фронте перемены были, причем не в нашу пользу, казна все сильнее нуждалась в деньгах. Поляки в союзе с казаками жали. Нашим армиям пришлось уйти с правого берега Днепра. Потери были огромные. Потому и требовала казна от сибирских воевод только три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги. Деньги эти мы поставляли постоянно. Слали серебро и золото. Слали ткани шелковые и чайный лист. Это ценили. Похоже, что в этом варианте истории Ларион Толбузин благополучно доживет в Тобольске. Посылали мы и меха.

С мехами тоже вышла интересная история. Та встреча с девочкой и соболем имела последствия. Я уговорил два семейства – одно тунгусское и одно русское заняться разведением зверьков. Пока на ферме их было штук двести взрослых особей и триста перспективных малышей. Но основная масса была из весеннего помета. Этим до нормальных размеров еще расти. Но задумка уже работала. Еще пару лет, и у нас будет постоянный и беспроблемный источник пушнины. Содержание, конечно, тоже стоит денег, как и оплата труда работников. Но деньги небольшие.

Тем более, что прииск на верхнем Амуре уже заработал. Устроили там бассейн, куда из реки через породу била вода. В бассейне лежали пучки веток. На них осаждалось золото. Потом ветки высушивали и сжигали. Золото и оставалось. За год оттуда в казну перешло девять пудов золота. Добывали мы и серебро близ Нерчинска. С этим было сложнее. Зато при добыче серебра из руды появлялся свинец. А он нам был даже важнее, чем серебро. Железо, медь и олово тоже добывали. Бронза перестала быть проблемой. А с ней еще больше стало пушек.

Свое золото в столицу не отправляли. Разве только в виде подарков хорошим людям. Отправляли только «царские поминки» богдойскими монетами. Гораздо выгоднее было его использовать для торговли с богдойцами. Причем, использовали его различно. Частью меняли на монеты из серебра или золота. Так их было проще использовать. На часть просто покупали товары. В основном те, что потом отправляли в столицу или через Хабаровых торговали мимо таможни. Появилась и еще одна, неожиданная форма использования драгоценного металла.

У одного из работников механических мастерских в Хабаровске проклюнулся художественный талант. И не какой-нибудь, а в обработке металлов. Первую партию его поделок богдойские купцы раскупили еще в городе. Украшения, изящные безделушки, медальоны с какой-нибудь картинкой привлекли покупателей ужасно. Древняя культура Поднебесной умела ценить необычное. А поделки моего мастера были необычными. Тогда я снабдил его двумя подростками-учениками, дал денег на постройку мастерской. Так и возникло ювелирное направление «промышленности Приамурья». И не оно одно.

Через примерно полгода после того, как отношения с Нингутой были восстановлены, пришел корабль от Никифора Хабарова. Был он не с товарами, а с людьми. Было из не так много, человек тридцать. Но для меня каждый из них был золотым. Были среди них мастера по изготовлению шерстяных тканей, были рудознатцы, были стеклодувы, гончары и даже два корабела и один художник. Зачем нужен художник, я пока не придумал. Ну, пусть будет. Не все иностранцы. Были и наши, что приятно. Главное же, что они мастера. И это только начало. Умница Никифор по собственной инициативе прислал и толмача, чтобы с этой публикой изъясняться. На русском многие из них знали только «кушать», «спасибо», «хорошо». А из иностранных у меня только английский. Англичан же среди иноземцев не было. Да и не факт, что мой английский с их совпадает.

Иностранцы, узнав про оплату, работали, как заведенные. Нанятым для них помощникам я тоже старался платить, хоть и меньше, чем мастерам, но прилично по амурским прикидам. Так, у меня через три месяца имелась мастерская по изготовлению шерсти. Причем, не домотканной, а настоящего итальянского сукна. Это вам даже не английская подделка. Ну, не совсем итальянского. Для него и овцы нужны особые. У нас таких не было. Но, как говорили китайские продавцы в далеком будущем: «Бери, корефана! Качество не Китай!». Постепенно нашлись и красители. Это был отличный товар. Да, тканей было немного. При этом, что-то покупали и местные жители. Но нам хватало. Кстати, здесь удалось задействовать и художника. Он начал расписывать часть тканей в технике, подсмотренной у самих же китайцев.

Не сидели без дела и стеклодувы. В первые же месяцы стекла появились в домах жителей Хабаровской крепости и слободы, потом у жителей Благовещенска. К концу года стекла стали появляться даже в деревнях. Это было потрясающе. Да, стекла были не такие прозрачные, как в моей прошлой жизни. Но сквозь них проникало много света, да и разглядеть то, что за окном было можно. Какое-то количество стекол покупали и богдойцы. Но сами мы не везли. Слишком велик шанс разбить. Однако я хотел большего. Мне нужны были стеклянные украшения, посуда из цветного стекла, прочие поделки, некогда обогатившие венецианцев. Пока этого не было. Но я верил, что получится.

Зато экспортный товар получился довольно неожиданно. Тот же художник решил попробовать себя в чеканке. И это вышло. Это был не поточный товар, но уже после первых подарков самым богатым купцам из империи, от заказов не было отбоя. И платили за чеканку очень щедро.

Теперь торговля в южном направлении шла полным ходом. Доходы росли. И это, несмотря на серьезные изменения, произошедшие в самой Поднебесной. Там у них помер император. Престол он завещал своему сыну, шестилетнему мальчику Суанье. Поскольку даже в его голове помещалось, что в шесть лет править империей трудновато, он создал совет регентов. Создал хитро. Регенты были князьями, но из бедных и не особенно влиятельных родов. Типа, эти не будут рваться к власти. Ага. Прошло совсем немного времени, а регенты передрались друг с другом. Теперь в империи идет очередная замятня. Может, потому и у нас все спокойно. Почти спокойно. Все же далеко за ивовый палисад мы не совались. Для торговли с нами было три места. Туда же съезжались маньчжурские и китайские купцы. Понятно, что цену они давали не ту, что была бы в самой империи. Но для нас и она была огромной.

В западном направлении тоже все складывалось совсем неплохо. Люди шли в Приамурье даже из-за Урала. Там, на дальней Украине шла война. Все силы и все внимание власти было сосредоточено там. А на остальной территории множились шайки разбойников, росли цены, из крестьян выжимали все соки. Потому и бежали люди, куда глаза глядят. Про вольную жизнь на Амуре говорили. Только уж очень мы были далеко. Потому и переселенцев было немного. Но уже около двенадцати тысяч русских людей жило здесь. Это было не просто здорово, а очень здорово. Дауры и тунгусские народы постепенно сливались с новыми поселенцами. Ведь сами они тоже некогда пришли на эти берега. Все больше становилось смешанных деревень, появлялись местные мастеровые в городах.

Хорошо было и у друзей. Все уже женаты. У Макара родилась третья дочка. Не отставали и Трофим с Тимофеем. Женился и мой «секретарь» никанец Гришка, возведенный в подьячие. Ради такого дела он принял крещение. В жены взял бездетную вдову одного из казаков. И бездетной она была ровно девять месяцев. Было забавно смотреть как в воскресенье маленький и худенький Гришка идет со своей дородной супругой, которая была выше его на полголовы. И при этом было видно, что главный в доме именно он.

В моей воеводской жизни тоже все волне благополучно. Правитель я тот еще. Ни величия, кроме роста, ни желания править. Единственное, что умею хорошо, так это дружить с умелыми людьми. Таких умелых людей я и старался собирать в Приамурье. Всяких умельцев собирал. Один мастеровой приехал из иноземной страны, из Голландии приехал. Так вот, мастеровой он оказался не очень. Точнее, то, что он умел, мне было без надобности. Повар он был. Трактиры у нас в городах, конечно, есть. Но люди, что здесь живут, к разносолам не очень привычные. Зато привез он клубень здесь не известный. В смысле, людям он не известен. Мне очень даже известен. Картофель называется или желтый трюфель. Вот этот клубень я и велел ему высаживать. Сегодня уже изрядный участок засажен. Могу позволить себе и потушить с мяском, и толчонку наделать. Многие следом за мной стали его высаживать. А голландец тот стал по картошке главный. И много такого всякого. Как-то добрел к нам китаец. Именно китаец, не маньчжур. Оказалось, что он не просто заблудился. Он родич нашего Гриши. Зовут Гао Бо. Гришка им с купцом весточку отправил. А там у них тяжкая жизнь. Он и решил к дяде податься. Посмотрел на нашу жизнь, решил не возвращаться. Думал, куда его пристроить? А он оказался мастером по фейерверкам. Для владетелей праздники устраивал с огненной потехой. У нас такого нет. Люди все попроще. Работаем, любим, веселимся, живем – все без особых затей. А вот «огненная потеха» меня торкнула. Это же порох! Спросил: умеешь делать? Гришка и перевел. Тот чуть поклонился и что-то проговорил. Но смысл понятен – умеет. Так мы и с порохом оказались. Порох, скажем откровенно, не особенно хороший. Но свой, а это просто супер!