Глава 4. Тучи сгущаются

Покой длился долго. Так долго, что я начал привыкать к нему. Больше десяти лет ни Москве, ни Пекину до нас дела не было. Едва закончив войну с Речью Посполитой, Россия была втянута в войну с Османской империей, которую вот уже сто лет хоронили, только похороны все откладывались. Польша, потерпев поражение от турок уступила им Украину, в том числе области, отошедшие к России. Потому, как не стремились русские избежать новой войны, она началась. Усталая страна, только что пережившая смену правителя, вновь переходила в военный режим. Обо всем этом докладывали наши московские «послухи». Я чувствовал себя не очень душевно. С одной стороны, страна и народ, к которому я себя причисляю, исходит кровью в войне.

Я же имея уже четыре вполне боеспособных полка или приказа, как тогда говорили, сижу на краю мира, на спокойной окраине. С другой стороны, окраина потому и спокойная, что здесь стоят мои отряды. Да и не спасут две тысячи самых лучших бойцов ситуацию, когда войска османов исчисляются уже сотнями тысяч. Чтобы как-то подавить в себе неприятные чувства, я увеличил посылку ясака в столицу. Даже выслал десять пушек нашего производства. Правда, не винтованных. Долгая война закончилась ничем. Турецкий берег Днепра остался за турками, а русский берег – за русскими. Только реки крови пролились и с той, и с другой стороны. Только страна стояла изнасилованная поборами, множились разбойничьи шайки, все сильнее роптали стрельцы.

Грустно осознавать, что после смерти царя Федора Алексеевича начнется смута, завершившаяся только с приходом во власть Петра Алексеевича, который, конечно, Великий, но крови со страны попил тоже изрядно. Стрелецкая смута началась, как и в прошлой истории в 7190-м году. Стрельцы резали бояр, бояре стрельцов. Из сибирских воеводств выжимали все соки. Мне было легче других, поскольку считалось, что воеводство далекое и небезопасное. Хотя в начале лета того года и до Нерчинска добрался гонец от правительницы Софьи с требованием выслать дополнительно к окладу и ясаку пять тысяч рублей серебром. Делать нечего, пришлось подчиниться. Благо, деньги были.

В Пекине тоже было не все ладно. Молодой правитель Суанье долгое время был формальным владыкой, торговал физиономией на важных обрядах. Правил в то время совет регентов, который после нескольких лет борьбы подмял под себя князь Обой. Сей мудрый владыка начал бороться за восстановление древнего маньчжурского благочестия. В качестве пути восстановления он использовал казни китайских ученых и иностранных советников. В Китае вновь начинается брожение, тем более что на острове Тайвань все еще сидят остатки армий династии Мин. Недовольство зреет и среди наиболее тесно связанной с китайцами маньчжурской военной аристократии. Воспользовавшись этим, юноша-император, вместе со своим дядей Сонготу свергает регентов. Обой казнен, его приспешники разогнаны. Чтобы успокоить подданных новые правители снижают налоги, прощают недоимки, воздают должное великой культуре Поднебесной империи.

Казалось бы, тишь, гладь и божья благодать. Точнее, вот и восстановлен Небесный Порядок. Но все было не совсем так. Некогда победоносный владыка Абахай пообещал своим полководцам, сражающимся на Юге с войсками династии Мин, что завоеванные ими области станут их княжескими владениями. Так возникли почти автономные княжества в южной части империи. Молодой император Суанье, наконец, захвативший власть, попытался ограничить излишнюю, с его точки зрения, самостоятельность князей-данников. Но вместо изъявления покорности и отбытия к ивовому палисаду в ссылку князья по непонятным причинам восстали, выставив армию, вполне сравнимую с императорской. Началась война саньфань.

Понятно, что особо пристально приглядываться к событиям на окраине в этих условиях было совсем не с руки. Тем более, что там внешне все было хорошо. Правда, молодому князю-наместнику пришлось сообщить о большой потере войск, в том числе знаменных рот. Недовольство императора привело к тому, что сын Шарходы потерял титул князя-защитника, оставшись просто наместником, амбанем. Наверное, ему это было обидно. Но нам оно было глубоко параллельно. Не нарушай договоров и будет тебе счастье. Бахай даже с горя даже перенес резиденцию подальше от нас, в город Гирин. Там он опять начал собирать роты «новых маньчжуров. Типа, мы ничего не видим. К тому времени у нас и среди купцов, и среди ремесленников своих людей было хоть отбавляй. Просто нам эти войска были только на один зуб.

Винтовые, казенозарядные орудия, винтовки, пулеметы, к которым добавились еще и гранатометы, позволяли нам просто не подпустить противника к себе. Практически, все две тысячи воинов были вооружены оружием, лет на 30–50 опережающем окружающий мир. Конечно, если бы враг обладал преимуществом в десятки раз, то мы могли бы проиграть. Просто массой бы задавили. Но даже при соотношении один к трем мы могли спокойно поплевывать в потолок.

Армия, конечно, не была стянута в одно место. Воеводство огромное. Три сотни стояло в Забайкалье. Нерчинск, Селенгинск, Верхнеудинск – в каждом из них был гарнизон. Две сотни стояли в Нерчинске, возле которого велась разработка серебряных руд. По полсотни стояло в двух других острогах. Сотенный гарнизон стоял в Албазине. В Кумарском остроге стояла сменная полусотня из Благовещенска. Десяток был в Бурейском остроге. Поставили небольшой острожек с десятком казаков и у впадения Биры в Амур. Остальные силы были сосредоточены в двух крупных городах. Из Хабаровска уходили сменные отряды в Косогорский острог у Сунгари и в острог Уссурийский. В каждом остроге пушки, на опасных направлениях пулеметы, гранатометы. Есть пятнадцать гранатометов. Ну, не тех, что были в непобедимой и легендарной, но гранату шагов на сто забрасывают запросто. Зато заряжать их в три раза быстрее, чем пушки, да и делать проще. Шестнадцать гатлингов, переделанных моими умельцами, тоже сила изрядная. С ностальгией вспоминаю свои первые три пушки.

Есть и военный флот. Не бог весть какой: два десятка кораблей с фальконетами на каждом. Да не по одному орудию. От четырех до десяти пушек. Это не Роял Нави, но для Амура вполне солидная защита. Число торговых и почтовых судов уже перевалило за сотню.

В последнее время я продвигал мысль о всеобщей воинской обязанности. Ну, не совсем, как в СССР. Тут другое. Мужчина-сибиряк обязательно оружием владеет. Если его пару месяцев строем погонять, научить команды понимать, то будет у меня на всякий пожарный случай военный резерв. Пацан сказал – пацан сделал. Так и вышло. Я сказал, а Макар сделал. Теперь каждый житель Приамурья мужска пола до тридцати лет «приходит в воинское учение». Получилось еще и больше пяти тысяч резервистов. Оружия хватит и на них.

А как у меня стало с экономикой войны – мечта поэта. Мы не просто делаем оружие. Имеет склады близ Хабаровска и Благовещенска, забитые патронами. При них охрана. В острогах этого добра по потребности. В принципе, сейчас патроны могли бы и сами делать. Но мы как-то с Климом прикинули. Выходит, что у китайцев закупаться дешевле. Вот производство пороха мы наладили. Противное дело. Зато полная независимость. Порох дымный, хреновый. Но и тот, что нам привозили, был не лучше.

С населением и, вообще, полный ажур. В прошлом году посчитали, вышло сорок три тысячи человек обоего полу. Кто тут русский, кто даур, а кто солон – пусть дома разбираются. На русском языке говорит, подати положенные платит. Остальное пусть сам решает. Есть казаки, есть крестьяне, охотники, рыбаки, есть мастеровые. Даже собственные торговые люди появились. Подати мы думали оставить десятинные. Потом посчитали, можно и снизить. Торговые пошлины, продажа товаров с казенных мастерских нас вполне обеспечивают. Теперь подать платят в пятнадцатую часть. А переселенцы первые два года и вовсе не платят. Пусть обживутся. О таком изобилии я не мог и мечтать. Это тебе не первые семьи крестьян. Только кричать об этом я не спешил. Как-то привык, что чем меньше о тебе знают, тем лучше. Определила Москва размер ясака – выполним и перевыполним. Остальное – наша забота. В Пекине и даже в Гирине, новой ставке наместника, о наших возможностях тоже лучше знать поменьше.

Первые деревеньки у нас все вдоль реки стояли. Их и теперь по рекам больше. Но немало стало и деревень, которые от реки неблизко. Где-то земля лучше, а где-то охота привлекает. Тут мы и стали думать. Решили дороги строить. Строили миром, а мастера помогали и направляли. Теперь от каждой деревеньки до реки дорога есть – удобно. Вот между деревнями – это уже сами. Мужики живут богатые. А чего не богатеть на вольной земле?

В городах мастерские, лавки уже десятками считают. Кроме оружейных все больше по диковинкам специализируемся. Ювелирка наша, чеканка, зеркала, посуда на всю Сибирь гремят. Да что там – на Сибирь. Из Китая от заказчиков отбоя нет. Сукна наши оптом берут. Берут и крестьянские примочки, что умельцы в Благовещенске делают.

Все бы хорошо, только года идут. Уже вся голова белая. У Люды тоже нет-нет, и блеснет седина. Не подумайте, что меня это как-то пугает. Она сама больше переживает. Дети уже не малые. Андрейка казаком служит. Нечего ему по воеводскому двору шляться. Маша пока мала, но через пару лет чую отбоя от женихов не будет. А там и внуки пойдут. Так бы жить и жить.

Только такой покой и такое счастье вечными не бывают. Маньчжуры прекратили внутреннюю грызню. Молодой император через иезуитов смог приобрести пушки поновее, ружья. Тем оружием побить своих врагов. Захватил он и последний осколок Мин – остров Тайвань. Построил он плотины на реках Янцзы и Хуанхэ, где главная житница у них была. Голод в стране прекратился. Враги от такой беды чуть не сами разбежались. Назвал император свое правление Канси – процветающая и лучезарная. Типа, в его правление все будут исключительно счастливы. Поначалу так оно и было. Флот торговый построили. Со всем миром торговать стали. Только было так не очень долго.

Победив врагов внутренних, начал император оглядываться вовне. В начале, конечно, он увидел больших соседей – монголов, вьетов, а главное – огромную империю ойратов от Тибета до Байкала, от Бухары до Халха. И, вы не поверите, ойраты тоже хотели власти над Халхом. Точнее, хотел один ойрат, которого звали Голдан-Бошогту. Только так вышло, что именно он был их ханом, да еще и благословленным самим Далай-ламой. Словом, намечалась грандиозная заварушка.

Но тут рядом маньчжуры заметили и нас, не очень больших, скорее, даже маленьких. А, заметив, решили уничтожить. Стали требовать, чтобы мы ушли за Байкал-море, за Становой хребет. Пара посольств, направленных в не самое лучшее время из Москвы в Пекин для урегулирования споров, к успеху не привели. Может быть, для турков, поляков или немцев наши переговорщики-дипломаты и годились, но для Поднебесной они были совершенно профнепригодны. Иезуиты, которые у императора были в советниках, обставили их в два счета, обошли, как стоячих.