С воеводой договаривались долго. Не то, чтобы хотел он чего-то особого. Как и Шархода, опасался он больше того, как ситуацию воспримут в столице, где у него недоброжелателей было больше, чем хотелось бы. Вот и обговаривали мы, как нам поднести ситуацию, чтобы и овцы Сибирского приказа были сыты, и волки, то бишь мы с ним, были целы. В принципе, в прошлой истории оно и не вышло. Воеводу просто подставили под победоносных маньчжуров, разрешили набрать полк, который и ватагой-то назвать трудно. Хороших бойцов кто же отдаст? Только что-то совсем непотребное. Вот и вышла не ватага даже, а скорее, банда. Ко всем кайфам, нагрузили его сосланным протопопом, который бомбардировал доносами на Пашкова всех своих московских покровителей. В конце концов, воевода был отставлен, а его отряд, частью уничтоженный в схватке с маньчжурами, частью просто разбежавшийся, уменьшился до полусотни человек.

Конечно, посвящать немолодого и религиозного воеводу в нюансы своих отношений с местным духом я не стал, как и в свое знание истории. Да и дух довольно давно ко мне не заглядывал. Но он не хуже меня понимал сложность своего положения.

Брать власть у человека, который смог защитить Приамурье, как-то заселить его, который просто намного сильнее, он не собирался. Да и я бы не отдал. Но сыграть в игру, которая называлась: мудрый старый воевода и деятельный приказной, мы собирались вдвоем. Во-первых, договорились о «разделе полномочий». По Амуру рулю я, а до слияния Шилки и Аргуни рулит Пашков. Для того, чтобы привести эти земли под высокую государеву руку, с Амура к нему отправляется полсотни Бекетова, а к ним еще полсотни, вооруженные мной, поскольку сам воевода не то, что дать ничего не мог, но и для своих казаков пороха и свинца к него не доставало. На двести бойцов было только тридцать пищалей и одна полумертвая пушка.

Во-вторых, решили дело с моим статусом. С первым же караваном, везущим ясак и прочие дары в столицу, туда летит письмо-челобитная в Сибирский приказ с просьбой сделать меня младшим воеводой. Вообще-то, два воеводы назначались в крупные центры, а для большого начальства здесь ничего особо крупного не было. Так, бегает отряд каких-то казачков, караваны шлют с пушниной, другими диковинками. И пусть себе бегают. Но, как водится на Руси, хорошая смазка помогает решить проблему. Поскольку караван был собран, оставалось только составить по всей форме челобитную, а мне снабдить доверенного человека мешочком с маньчжурским золотом.

Пока шли наши разговоры с Пашковым, Тимофей разгружал припасы для людей воеводы. Изголодавшиеся казаки едва дотерпели, пока сгруженные со струга припасы превратились в огромных котлах в кулеш. Накинулись, за уши не оттащишь. Хлебными ломтями просто давились. Видимо, было уже совсем тяжко. Остальное сгрузили в государев амбар. До нового урожая должно хватить, если не барствовать особо. Оставили казакам и пороху со свинцом. Тоже не особенно много. Сами не шикуем. Но оборониться или в поход идти на какое-то время хватит. Это был запланированный расход. Жалко, но возможность жить своим умом дороже.

Вскоре в остроге появился и дед Лавр. Уговорить воеводу отдать себя в руки целителю было едва ли не сложнее, чем установить наши с ним отношения. Только новый приступ кашля, от которого тот едва не задохнулся, помог мне в этом неблагодарном занятии. В комнату вбежала жена. Ее настояния и сломили воеводскую волю.

Лавр начал действовать сразу, как только в горнице остался он и воевода. Приказал, именно приказал, а не попросил, принести хлебного вина и китайских специй. Сам достал какие-то свои травки, порошочки. Но воевода, прежде чем перейти в статус больного, не менее грозно потребовал, чтобы дед Лавр осенил себя крестом и прочитал молитву «Отче Наш». В отличие от меня, который ни одну молитву до конца не помнил, Лавр был в этих делах вполне сведущим. Спорить не стал, перекрестился, помолился и начал, предварительно выставив всех из комнаты.

Колдовал он едва ли не часа два. Потом вышел и тихонько закрыл дверь. Подошел к женщине:

– Воевода спит. Пусть поспит, силы ему нужны. Как проснется, нужно ему рубаху поменять, вся мокрая будет. Я там на столе оставил настой. Пусть, как пить захочет, пьет его. Завтра я его еще раз попотчую. Крепко к нему лихоманка пристала. Ну, да и мы не лыком шиты. Выгоним.

– Спасибо тебе, добрый человек! – поклонилась хозяйка.

– И тебя спаси Бог!

Жена осталась с мужем, а мы разбежались по делам. Строго говоря, дело мы сделали. Можно было собираться в обратный путь. Как там у Джека Лондона: время не ждет! Вот только Лавра дождаться придется. Пока же готовили корабли, устанавливали пушки, чистили оружие и доспехи после боя. Я опять остался не при делах. Попытался разговорить сына Пашкова. Но тут контакт не вышел. Он уже понял, что я о мире договаривался, а парню явно хотелось воинской славы. Ничего, время терпит. Потом встретил отца Фому. Вот тут разговор получился. Хотя и не простой.

Пока мы говорили с воеводой, отец Фома беседовал с коллегой Аввакумом. Тот собирался инспектировать все церковные дела. Однако от Тобольской епархии было недвусмысленное повеление его к делам паствы не допускать. Все бы ничего. Но протопоп тот не прост. В Москве у него высокие заступники есть. Сама царица за него хлопочет. Вот только церковных дел мне не хватало. Терпеть ненавижу заниматься тем, в чем я ничего не понимаю. Долго думали, потом решили, что не пускать его в дела церковные, то есть выполнять прямое благословение начальства – необходимо. О всяких поползновениях на то сообщать в епархию. Пусть сами решают. А вот не допускать к служению рукоположенного священника – совсем не правильно. Сможет найти подход к людям, его счастье. Нет? Значит, не судьба.

Честно говоря, принимая такое очень половинчатое решение, я думал еще и о том, что основными переселенцами в Приамурье вплоть до конца XIX века будут старообрядцы. Для остальных эти далекие места будут не особенно притягательны. Эти же жили мирно, землю пахали, богатели. Из них выходили первейшие купцы. Иметь славу места, где терзали одного из лидеров раскола, для Приамурья будет неправильно. Будем надеяться, что и эта напасть нас минует.

Чтобы не терять времени, отправили гонца в Албазин к Бекетову. Ему дозволялось полностью вооружить отряд из албазинских запасов – взять пищали, бердыши, оговоренное количество пороха и свинца. Со всем этим он и должен прибыть к воеводе. Я же пока приводил в человеческий вид пушку. Конечно, очень приблизительно. Без нормальных инструментов, без станков оно было не особенно. Хоть не разорвет ее в ближайшее время.

Наконец, все уладили. Воевода, если и не выздоровел, то окреп явно. Кашель уже почти не мучал его. Лавр взял с него клятву продолжать пить его настойки. На том и отбыли. Не все. Три десятка казаков и доверенный человек от Пашкова отправились в Москву с ясачным караваном. Мы же пошли в другую сторону, восвояси.

Плыть вниз по течению – одно удовольствие. Тем более, ветер был попутный. Аборигенов, напуганных монгольским набегом и нашими выстрелами, не показывалось. Корабли давали узлов восемь в час. Казаки обсуждали бой, встречу с енисейцами, саму забайкальскую землю. Я же думал. До самого недавнего времени у меня стояла совершенно понятная задача – остаться живым. С помощью моего духа-покровителя, с помощью моих друзей-братьев, с помощью послезнания и удачи эту задачу, похоже, выполнили. В 1658-м году в сражении у Корчеевской луки меня не убьют. Просто потому, что сражение уже было, а я как-то жив. Более того, хотя бы на время мне удалось договориться и с богдойцами, и с воеводой.

Теперь, военные дела можно отставить немножко в сторону. А вот мирные дела я пока делать не умею. Ну, что же? Будем думать. Итак, всерьез торговать в западном направлении самому сейчас не выйдет. Путь пойдет через Томск, Тобольск, через Урал. И везде таможни, досмотры. Конечно, похимичить можно. Скажем, для таможни оно – царская казна, а для народа – царская, но не все. Но это сложно, дорого и очень непрямо. Идея торговать с Европой самому, думаю, тоже не пройдет. Во-первых, свои же загрызут. Ну, как свои, московские, государевы гости. Во-вторых, Европа – пространство конкурентное. Своих людей у меня там нет. Конечно, хорошо бы транзит наладить из Хабаровска в Лейпциг или Данциг. Но пока это мечты. Гораздо реальнее оттуда народ сманивать в Приамурье. Не толпу по советским лекалам, а отборный люд, которому на месте не сидится. Мастеровые нужны. Хорошо, с кузнецами и механиками сами разберемся, хотя лишние не помешают. Но нужны самые разные мастера. Рудознатцы очень нужны. Помню же, что между Зеей и Буреей золота было, как грязи. Сто лет добывали. И до сих пор что-то берут. А где-то возле Нерчинска серебряная жила была богатая. А на реке Борзя, вспомнить бы еще, где она, были медь и олово. Вот тебе и бронза.

Очень нужны корабелы. Есть у меня мысль про море. Но там на коче или шитике не пройдешь. Нужны корабли помощнее. Да много, кто нужен. Учителя нужны, например. А в Сибири с людьми не густо. Сманил я тысячи полторы казаков-воинов, да тысяч пять крестьян, сколько-то мастеровых. Так это уже ой, как заметно. Может быть, еще тысячи две крестьян подтянутся. Больше просто не найду. А мне бы их хорошо поселить тысяч двадцать. Земли свободной море. Паши – не хочу. Постепенно местный люд начинает к пашенным делам приступать, в деревнях русских селиться, или рядом свои строить. Это дело. Но тоже не вполне айс. Если все местные на пашню перейдут, где я соболя на ясак брать буду? А ясак богатый в Москву отправлять пока нужно. Вот и задача. Нужно народ подтягивать не из Якутска, Енисейска или Томска, а из южных и северных частей европейской России. На Севере земля бедная, родит не очень хорошо. А здесь им и земли сколько хочешь, и рыбалка привычная, и охота есть. Должны клюнуть. Особенно, если будут уверены, что поборы здесь будут брать по совести. Собственно, в Сибирь не за землей бегут люди. Земли свободной и за Уралом много. Бегут за волей. Ее и предложим. На Юге – крымчаки. Земля добрая, но год через год набег. Этим предложим безопасность.

Теперь с империей. У имперцев золота много, цены высокие. Продавать им очень привлекательно. Да и откупаться от Москвы проще тем, что в империи куплено: чай, шелк, фарфор. Только есть одна беда, которую не смогли разрешить за столетия. Китай и при первых императорах, и сегодня мало покупает, и очень много продает. Что можно предложить Шарходе и его купцам? Пушнину? Да. Но пушнины не так много. Она идет в Москву и, кроме всего прочего, является государевой монополией. Торговать ей нельзя. По крайней мере, открыто торговать. Хлеб? Какие-то излишки есть. Но здесь тоже отнюдь не море товара. Нужно себя кормить, нужно иметь запасы на случай наводнения или неурожая. Нужно оговоренное количество хлеба отправлять в Якутск. Тут и остается на продажу совсем не так много, как хотелось бы.