– Можешь меня выгнать, можешь в полицию сдать. Жизнь моя кончена, как ты понимаешь. У меня сейчас один путь – камень на шею и в канал. Недаром опекун сочинил легенду, что я утонула. Видно, судьбу не обманешь.

Феврония подняла на нее глаза, темные, тяжелые, как ртуть, они казались неживыми.

– Если ненароком попадешь ты в Тайную экспедицию, не сознавайся ни в чем. Ты из дома бежала в женском платье, скиталась, в доме моем не была и кто я такая есть, не ведаешь. Ври, что хочешь, но в правде не сознавайся. Список ты не писала и что в нем, не знаешь. Стой на своем, а то мы все на каторгу по твоей милости пойдем.

– А что такое Тайная экспедиции? – Глафира наконец расплакалась, но слезы не принесли ей облегчения.

– А это такое место, где правду ищут без всякой жалости. Полвека назад называлось это место Преображенский приказ, потом Тайная канцелярия. Убиенный государь Петр ее упразднил, но супруга его, матушка государыня, дай ей Бог здоровья и всяческого благополучия, обустроила с господином Шешковским Тайную экспедицию. Он ей сейчас и заведует. Прозвище у Шешковского «великий инквизитор», то есть гад последний, и весь город боится его, как огня.

– Ты на меня донесешь?

– Сиди в светелке тихо, как мышь. Дождемся твоего Степана и вместе будем думать, что делать. Да и захочет ли он тебе помогать? Ты же теперь преступница. Понимаешь ли ты, что истинно есть преступница!

– Может, мне за границу бежать?

– Ой, грехи мои тяжкие. Посадил Господь на шею бестолочь. Твоя простота хуже воровства. Еще не хватало, чтобы тебя на границе, балбеску, перехватили. На улицу ни ногой. Меня не жди. Я здесь появлюсь, если хоть что-нибудь проясниться. Кума я в наши дела посвящать не буду. Не приведи Господь, он сболтнет что-нибудь лишнее, тогда нам не жить.

Вернувшись домой, Феврония зашла в светлицу, в которой недавно обитала Глафира. Бумага, чернила – все было к ее услугам. Она только слегка обманывала полицейские чины, утверждая, что в грамоте слаба. Писать умела, но плохо и коряво. Раньше за нее Глафира записки строчила, теперь надо самой, больше некому.

Прежде чем приступить к трудному занятию, она встала перед иконой на колени:

– Матерь Божья заступница. Вразуми, подскажи, что делать. Даже у Глафиры, дурочки блаженной, есть помошник, а мне совсем не на кого положиться. Пошли мне благостные мысли.

Она умакнула перо в чернила и вывела печатными буквами: «Кровинка моя Натальюшка!» Предуведомление Февронии было написано без единого знака препинания и с полным пренебрежением грамматических правил. Но не буду утруждать читателя нагромождением нелепостей. Приведем текст ее к удобоваримому виду. Итак…

«Кровинка моя Натальюшка! Предуведомление сие очень важное. Как только прочитаешь его, тут же уничтожь, потому что дела здесь государственные. Нельзя, чтобы писулька моя попала в чужие руки. Случилась у нас большая беда. Дурища Глафира подвела под подозрение благодетеля Вари Бутурлиной – Бакунина. В списке не только Бакунин, но и другие важные люди. Если дело кончится арестом, то никаких денег Варваре не видать, и будет Варвара бесприданница. Я не знаю, кого из Бакуниных подозревают – отца или сына, но нам с тобой и то плохо, и другое не лучше. Пусть Варвара упредит Федора Бакунина – так, мол, и так. Подозревают его в заговоре против государыни. Варваре сообщи об этом деликатно, потому что Глафира сказывала, что она сохнет по нему, по Федору-то. Мне пошли только записочку с одним-единым словом: получила».

Архип передал письмо Наталье с таинственным видом, присовокупив шепотом:

– Матушка ваша в роще уже третий час ждет ответа.

– Что значит – ждет ответа? А где ты раньше был?

– Так занятия у вас, потом обед.

– И какой я должна дать ответ?

– Письменный. Вы записочку прочитайте.