Она не успела ответить. Появившаяся воспитательница вклинилась между ними и, прикрывая Наталью юбкой, несколько истерично воскликнула:

– Сударь, все вопросы задавайте мне. Вам нужна мадам? Сейчас я вам все объясню. А ты иди работай, – прикрикнула она на девушку.

Потом Наталью обвиняли в том, что она нарочно выпустила лейку из рук и облила чулки и туфли господина, и замочила водой юбку воспитательницы. Ничуть не бывало! Лейка сама выпала из рук, потому что незнакомец внимательно и бесцеремонно продолжал пялиться на Наталью, и под его мягким и любопытным взглядом она, что называется, сомлела. Пальцы и разжались.

Совсем простая история, и нечего было бы о ней и вспоминать, если бы полгода спустя не случилась вторая встреча, на этот раз уже в монастырском саду у беседки. Дело было весной. Снег совсем сошел, но по утрам лужи подергивало ледком. Уже прилетели грачи и раскричались на всю округу. Наталью послали в госпиталь к матери-настоятельнице отнести старинный «Часослов», истинное произведение искусства. «Часослов» позаимствовала давеча учительница рисования. Незнакомец, тот самый, шел от главного входа, шел по-хозяйски, словно имел право разгуливать по монастырской территории. Удивительно, что он ее сразу узнал, хотя Наталья шла с непокрытой головой, только шаль накинула на плечи. И разговаривал он на этот раз совсем иначе, называя Наталью на «вы».

– Ну вот, вы без лейки, и мне ничего не грозит, – сказал он, с улыбкой рассматривая Наталью. – А вы еще больше похорошели.

Наталья присела в ответ, «обмакнулась», как барышня. Что она могла ему сказать? Он посмотрел на книгу, протянул руку, и девушка покорно отдала ему «Часослов».

– Рукописный. Красиво. Вы умеете читать по-старославянски?

Она кивнула. Надо было немедленно уходить. Не приведи Господь, кто-нибудь увидит из окна, как она беседует с красивым господином. Тогда нареканий не оберешься. Могут и наказать. Все бы хорошо, все правильно, но ноги не шли.

– А я опять к мадам де Лафон. Она хорошая начальница?

– Она добрая. Простите, сударь, мне надо идти, – Наталья протянула руку за «Часословом», но молодой человек быстро спрятал книгу за спиной.

– Скажите, как вас зовут, тогда отдам.

– Прошу вас, сударь, нам нельзя…

– Разговаривать нельзя? Но имя-то свое назвать можно?

– Наталья.

– Ну вот и славно, мадемуазель Натали. А фамилия? Есть же у вас фамилия, – и добавил после малой паузы, – если вы здесь учитесь.

Последнее замечание отрезвило девушку. Понятное дело, бесфамильные дети крепостных здесь не учились. А она-то, дура, отвечая на его вопросы, вообразила, что он принимает ее за барышню. В глазах незнакомца она была всего лишь вольной, и не более.

– А почему ты не спрашиваешь, как меня зовут? – спросил он, вдруг переходя на «ты».

Наталья изогнулась и ловко вырвала из рук незнакомца книгу, и тут же бросилась бежать. Кто бы мог предположить, что он броситься за ней? Незнакомец нагнал ее у самого госпиталя. Перед тем как захлопнуть перед его носом дверь, Наталья, сколько она потом корила себя за это, крикнула ему в лицо:

– Прозорова моя фамилия!

Прежде чем войти в камору матери-настоятельницы, Наталья долго стояла, прислонившись к стене. Надо утишить дыхание и придать лицу спокойное, бесстрастное выражение. Кажется, отдышалась. Ну, Господи благослови! Только бы никто из монахинь не заметил, как бежал за ней по парку прыткий молодой человек.