Жизнь потекла по институтскому уставу. Наталья внимательно слушала учителей, аккуратно делала уроки, а сама все думала об одном и том же. Если писать Бакунину, то как? Во всяком случае, не надо приплетать к делу Глафиру. Как-то непорядочно открывать походя ее тайну, девица и так настрадалась. Но, с другой стороны, если не рассказывать про Глафиру, то как объяснить этот дурацкий список, которым заинтересовалась полиция?

Учительница не похвалила ее за акварель. Начала рисовать летний солнечный день, так и изображай радость. А на бумаге откуда-то появились темные пятна. Если дерева залиты светом, то зачем на небе грязные, предгрозовые облака? Это мои предчувствия, хотелось ответить Наталье, но ничего этого она не сказала и смяла рисунок.

В тот же вечер она пошла в сторожку Архипа и написала письмо. «Милостивый Государь! Беру на себя смелость написать вам это письмо, в коем упреждаю – вам грозит опасность. Известный вам фон Шлос имел неосторожность оставить в своем доме бумагу, коей при обыске заинтересовалась полиция. Сия бумага имеет в себе список лиц. Я не знаю всех особ, кои там перечислены, но знаю наверное, что ваше имя, а так же имя капитана Наумова там обозначено. Остаюсь с почтение Вашей милости всепокорный слуга». И дата.

Письмо по известному адресу отнес Архип, но передал не сам, а использовал для этой цели мальчишку, который на углу торговал пирожками с капустой. Посочувствуем нашим героям, Наталья опоздала со своим посланием.

Сходка боевой группы, как окрестил ее Бакунин, состоялась как обычно у Наумова. Пять офицеров, все проверенные люди, Бакунина не было. На этот раз обошлись без пустого балагурства. Хозяин дома поставил вопрос ребром – пора назначать срок. Обсуждения были нервными, главный спор разгорелся относительно конкретной даты. Когда приступать – до того, как злодей Пугачев будет пленен, или после? Говорят – вот-вот, и злодей будет в руках правительственных войск. И все никак!

После поражения под Казанью в июле войско мятежников сильно поредело. Сведения, поступавшие в Петербург, носили в основном секретный характер, но какие секреты можно сохранить на Руси, если они касаются всего народонаселения? В столице было известно даже, что злодей опубликовал манифест, дающий крестьянам вольную. После оного манифеста зверства повстанцев вошли в новую фазу, хотя, кажется, худшего, чем было, и вообразить себе нельзя. Последние вести «с полей брани», как иронично называли офицеры войну с голытьбой, носили оптимистический характер. Пугачев пытался занять Царицын, но потерпел поражение. Затем 24 августа Иван Иванович Михельсон дал бой у Черного Яра (Бог весть, где находится этот населенный пункт, где-то в степях). Пугачевцы лишились обоза, артиллерии. Их живой силы полегло немерено. От огромной, когда-то двадцатитысячной армии осталось всего ничего, человек триста, а может, и того меньше. Теперь эта горстка людей движется к Уралу.

– Трудно вообразить, господа, но Пенза и Саратов встречали злодея хлебом-солью.

– А что обывателю делать? Кому хочется на виселице болтаться? Как только Пугачев свой манифест опубликовал, народ наш стал рубить дворянские семьи под корень, чтобы потом некому было требовать назад свое имущество. Разорят господский дом, а семью всю целиком с детьми и гувернантками зарубят саблями.

– Говорят, и священников вешали. Словно сам Сатана вел этот сброд к грабежу и убийству.

– А ведь императором себя называл. А всей своей шайке давал чины соответственно табелю о рангах. Одного в графы произвел, другого назначил генерал-фельдмаршалом, бабы – в статс-дамы, девки – во фрейлины.

– Мне рассказывали, достоверно вам говорю, что как только Пугачев занял Саратов, он, называя себя Петром III, повелел городу присягнуть. Потом город заняли мы. Велено было немедленно опять присягать государыне Екатерине. Отступникам обещали казнь через повешение. У горожан с пристрастием выясняли: кого вы считаете царствующим лицом – покойного государя или ныне здравствующую императрицу? Смех, да и только! Потом в Саратов опять явилась армия злодеев. Но на этот раз Петр Иванович им показал!

Речь шла о Петре Панине, герое турецкой войны. Видно, сильно напугал императрицу Пугачев, если она не поостереглась назначать на высокий военный пост Панина, который вместе с братцем спит и видит, как на трон восходит обожаемый ими Павел. В обеих столицах злословили, что сам Пугачев был рад этому назначению и ждал от Петра Ивановича реальной помощи.

– Наверное, и Суворов с армией подошел к месту назначения. А уж он-то быстро разберется, что к чему.

Имя Александра Васильевича Суворова было очень популярно в армии. Сорокачетырехлетний генерал-майор уже успел одержать блестящие победы в Польше, он занял Краков, и польский вопрос, так досаждавший императрице, был решен. Об его участии в турецкой кампании тоже все были наслышаны. Это именно Суворов выиграл битву при Козлудже, после чего турки вынуждены были подписать на наших условиях Кучук-Кайнарджийский мир.

– Если злодеев осталась всего горста, – задумчиво сказал Вернов, – от плена Пугачеву не миновать. Свои же и выдадут. Помните по истории, был при Алексее Михайловиче такой злодей Стенька. Погулял он тогда по Волге, покуражился.

– Вечно ты, Гриня, вспоминаешь небылицы. Не знаю я никакого Стеньку.

– Как же, как же… Еще песня такая есть. Там что-то про любовь и персидскую княжну.

– За борт он ее бросает, – хмуро подсказал Наумов. – Этого Разина, когда банду его поприжали, свои же казаки выдали правительству.

Все вдруг замолчали и виновато переглянулись, как-то вдруг стало неловко.

– Погодить надо, – сказал Кныш. – Я дело говорю.