– Ладно зубы скалить. Наумов… знаешь, кто такой?

– Нет. Здесь указано кап. – пор. Ни у одной фамилии ни должности, ни звания. А здесь кап. – пор.

– Это значит капитан-поручик. Этот Наумов из гвардии. Надо будет проверить. Еще Бакунин…

– А не тот ли это Бакунин? – далее шу-шу-шу. А потом в голос: – Ой, не нравится мне этот список!

«А не тот ли это капитан, который ночью явился на наш двор? – думала меж тем Февронья – Он ведь орал свое имя-то. Точно, Наумов. Что ему понадобилось от Глафиры? По масонским делам, когда правду ищешь, можно и повременить, дня дождаться, а не будить всех. Значит, было что-то неотложное. И еще Бакунин. Не приведи Господь, что это тот самый Бакунин, перед чьим домом Мишка с Глафирой спектакль разыгрывали. Полицейские землю так и роют, до всего дознаются. Но об этом до времени молчок. Только если за грудки схватят, а так ничего не знаю, ничего не видела. Господь, оборони! Неужели я действительно угадала, что здесь политика?»

Полицейские еще раз прошлись взглядом по комнатам, и наконец удалились, сказав на прощанье Февронии, что если будет нужда, ее вызовут в участок для новых показаний. Господи, грех-то какой! И главное, собственными руками втащила себя в ужасную историю. Надо идти к Глафире. Девка окаянная! Так и напичкана вся тайнами.

В этот же вечер она сказала мужу, что отправится к куму в гости, они давно звали в новой баньке попариться, так что, скорее всего, она там и заночует.

– Рассказывай, окаянная, какой список оставила в немецкой книжке?

– Список? Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Листок, а в том листке имена.

– Господи! – пролепетала Глафира. – Я сама эти фамилии записала, чтобы не забыть, а когда собиралась, про эти немецкие книжки даже не вспомнила.

– Что это за фамилии?

– Так… люди. Важные люди, близкие ко двору. Масоны. Помнишь, я рассказывала, что мне с Бакуниным надо познакомиться?

– Бакунина помню, а прочие там зачем? И Наумов, который ночью ворота ломал, тоже в этом списке.

– Ты мне листок-то отдай, и забудем об этом, – примирительно сказала Глафира.

– Не могу я тебе его отдать, потому что он в полицейской управе. А ты как думала? Один Шлос исчез в неизвестном направлении, другой явился, ругался, как сатана, вот полиция и пришла с обыском.

Как там в хороших романах описывают сцены, когда нежные девы в нужные минуты падают в обморок? Блаженное, видно, состояние. Вместо того чтобы на страшные вопросы отвечать, лежишь себе, словно во сне, а люди вокруг тебя хлопочут: дайте ей воды, ослабьте воротничок! Потом, когда сознание вернется, видишь вокруг себя только участливые лица. И никто уже на тебя не орет, все понимают, что дева и так настрадалась, теперь она не стоячая, а лежачая, а лежачих не бьют.

Но не отключалось сознание-то, хоть плач, а рука Февронии тянулась к ней не для выказывания участие, а чтоб за горло схватить.

Глафира быстро залезла ногами на постелю, сжалась в комок и даже подушкой прикрылась. Со страху вся она покрылась гусиной кожей, и только ладони и разом взмокли от пота.

– Говори, как на духу! – Феврония откинула подушку и занесла руку, словно хотела ударить, но передумала, схватила за плечи и стала трясла, словно душу хотела вытрясти.