За расовой ассимиляцией последовала этническая дифференциация. Экономическое и социальное положение иммигрантов первоначально зависело от той самой иммигрантской общины, к которой они принадлежали. Во втором, а тем более в третьем поколении сказывалась структурная ассимиляция. Молодые люди покидали этнические гетто, посещали многонациональные школы, колледжи и университеты, получали работу в крупных, пестрых по этническому составу компаниях и корпорациях, переселялись в многонациональные пригороды. Мало-помалу этническая сегрегация и субординация уходили в прошлое. К 1990 году в Нью-Йорке и окрестностях проживало менее 6 процентов тех, кто мог похвастаться «незамутненной» ирландской кровью в своих жилах; при этом население данного района более чем на 40 процентов состояло из потомственных ирландцев. Среди последних 75 процентов проживали в многонациональных кварталах и пригородах и только 4 процента — на «ирландских выселках». По словам профессора Реджинальда Байрона, ирландцы в Америке влились в более широкую категорию населения, вошли в число «европейских американцев среднего класса, лишившихся явно выраженных этнических характеристик, которые связывали их со страной происхождения»^{492}.

Структурная ассимиляция в образовании, профессиональной деятельности, в сфере занятости и «парадигме местожительства» привела к ассимиляции матримониальной. В 1956 году Уилл Херберг в своей классической работе описал следующее явление: смешанные браки являются нарастающим трендом, однако они по большей части имеют место внутри сообществ, объединенных той или иной верой. Среди белых американцев, по мнению Херберга, можно выделить три «плавильных тигля»: протестантов, католиков и иудеев. Так, достаточно многочисленны браки между английскими и норвежскими протестантами, ирландскими и итальянскими католиками, немецкими и русскими евреями. Обладая лишь символической, призрачной национальной идентичностью, иммигранты в третьем поколении (как и предполагает «закон Хансена», гласящий, что третье поколение пытается вспомнить все то, о чем пыталось забыть второе поколение) все чаще и активнее обращаются в поисках идентичности к религии. Их стремление также усиливается тем обстоятельством, что, хотя ассимиляция требует отказа от прежней национальной лояльности и национальной идентичности, она отнюдь не подразумевает отвержения прежних религиозных убеждений^{493}.

При прочих равных условиях чем малочисленнее группа, тем выше в ней количество смешанных браков. Поэтому количество «межрелигиозных» браков в США отстает от количества браков межэтнических. Поскольку в ходе переписи вопрос о вероисповедании не задавался, интересующий нас матримониальный показатель может быть установлен лишь приблизительно и по менее достоверным источникам. Тем не менее можно утверждать, что в 1990 году от 80 до 90 процентов протестантских браков заключались между двумя протестантами. Для католиков этот показатель несколько ниже, в диапазоне от 64 до 85 процентов. Эти цифры относятся к бракам состоявшимся; среди тех, кто только вступает в брак, они наверняка значительно ниже. В 1980-х годах было отмечено резкое возрастание числа католическо-протестантских браков, сопровождавшееся креном общественного мнения в сторону одобрения подобной практики. Около 50 процентов американцев итальянского происхождения, родившихся после Второй мировой войны, вышли замуж и женились на представителях и представительницах некатолических религиозных общин, в первую очередь протестантов^{494}.

Евреи одновременно являются как этнической, так и религиозной общиной, причем весьма малочисленной. В начале двадцатого столетия они тем не менее демонстрировали самый низкий показатель «матримониальной смешанности» среди всех иммигрантов европейского происхождения. К 1950 году не более 6 процентов евреев вступали в браки с представителями других народов и конфессий. После Второй мировой войны произошло фундаментальное укрепление образовательного, профессионального и экономического положения евреев в США, что привело к стремительному увеличению числа смешанных браков. К 1990-м годам количество смешанных браков в еврейской общине составляло уже от 53 до 58 процентов. «Каждый год, — писал один еврейский исследователь, — в еврейских семьях по всей Америке заново переживают шок, испытанный некогда Аланом Дершовицем, узнавшим, что его сын собирается жениться на ирландке-католичке». Впрочем, если среди американских евреев возрастет число ортодоксов, количество смешанных браков непременно сократится. Вдобавок случалось и случается, что «нееврейская» сторона в этих смешанных браках после свадьбы принимает иудаизм, ослабляя влияние смешанных браков на еврейскую общину; в 1990-е годы таковых «прозелитов» среди американских евреев насчитывалось около 3 процентов^{495}. Дети от смешанных браков также могут воспитываться в еврейских традициях.

В последние десятилетия двадцатого века в Америке значительно возросло количество межэтнических браков. По результатам проведенного Ричардом Альбой анализа данных переписи 1990 года, 56 процентов «белых» браков заключалось между людьми, не имеющими между собой этнической общности; 25 процентов браков приходилось на браки «промежуточные», когда, например, «жених германо-ирландского происхождения брал в жены невесту ирландо-итальянского происхождения»; наконец 20 процентов браков заключалось между теми, кто принадлежал к одной и той же этнической общине. Для некоторых этнических групп показатель «браков внутри группы» среди людей, родившихся между 1956 и 1965 годами, крайне низок: для американских поляков он равняется 7,6 процента, для шотландцев 7,0, для французов 12,1, для итальянцев 15,0, а для ирландцев 12,7 процента^{496}.

Параметры межэтнических браков не совпадают с параметрами браков межрасовых за одним существенным исключением. Общая структура «внешних браков» американцев азиатского происхождения в целом соответствует структуре подобных браков среди американцев европейского происхождения. Однако многие азиатские иммигранты — японцы, китайцы, корейцы, вьетнамцы, филиппинцы, индийцы и прочие — обладают «затушеванным» чувством общей азиатской идентичности. В результате, если американцы европейского происхождения вступают в брак с себе подобными, то американцы азиатского происхождения редко женятся и выходят замуж за выходцев из Азии. В 1990 году 50 процентов американцев азиатского происхождения и 55 процентов американок в возрасте от двадцати пяти до тридцати четырех лет вступили в брак с представителями иных рас. Среди тех, чей возраст младше двадцати пяти лет, это соотношение составило 54 процента для мужчин и 66 процентов для женщин^{497}.

Американцы азиатского происхождения намного более быстрыми темпами, нежели европейские иммигранты, становятся «белыми», и вовсе не потому, что делают себе пластические операции или выбеливают кожу (хотя такие случаи нередки), но потому, что их традиционные ценности — трудолюбие, дисциплина, стремление учиться, бережливость, крепкие семейные связи — как нельзя лучше соответствуют англо-протестантскому духу Америки. Разумеется, значимость этих ценностей варьируется от группы к группе, однако их наличие (а применительно к индийцам и филиппинцам — еще и знание английского) плюс высокий образовательный и профессиональный уровень иммигрантов из Азии позволяют им почти безболезненно влиться в американское общество.

Европейские иммигранты, когда-то прозванные «неподдающимися», ныне растворились в американском тигле; является ли для них этническая компонента источником идентичности? Рассмотрим два современных примера. В семье А американец еврейского происхождения женится на уроженке Кореи. Их сын женится на «чистокровной» иммигрантке из Ирана. С точки зрения наследственности внуки в этой семье будут на четверть евреями, на четверть корейцами и наполовину иранцами. Семья Б объединяет двух «стопроцентных» американцев, причем один из них — «незапятнанного» армянского происхождения, а другой ирландского. Их дочь выходит замуж за иммигранта из Египта. Ребенок от последнего брака будет на четверть армянином, на четверть ирландцем и наполовину египтянином. В обеих семьях третье поколение демонстрирует три весьма отличных друг от друга признака этнической наследственности. Что произойдет, если представители третьего поколения этих семей вступят в брак между собой? Ребенок от этого брака будет на четверть иранцем, на четверть египтянином, на одну восьмую армянином, на одну восьмую ирландцем, на одну восьмую евреем и на одну восьмую корейцем. Вдобавок примем во внимание «наследственные» вероисповедания. В семье А это иудаизм, буддизм и бахаизм. В семье Б это протестантизм, католичество и суннитский ислам. То есть ребенок от последнего смешанного брака «унаследует» все шесть религиозных традиций.

Подобного рода процессы воздействуют на природу белой Америки двумя способами. Во-первых, налицо действие принципа «плавильного тигля», разве что действует это принцип на индивидуальном, а не на общественном уровне. Кревекер и Зангвилл ошибались. Приток иммигрантов породил не единственного в своем роде «нового американца», а неисчислимое множество этнически разнящихся новых американцев. Америка переходит из стадии мультиэтнического общества с несколькими десятками этнических групп в стадию сверхэтнического общества с десятками миллионов людей «мультиэтнической национальности». В теории результатом тенденции к увеличению числа смешанных браков должна стать ситуация, по которой ни для кого, кроме родных братьев и сестер, не окажется возможной общая этническая наследственность. Во-вторых, чем больше конкретный человек наследует национальностей, тем чаще этническая идентичность становится предметом субъективного выбора. Представитель гипотетического четвертого поколения в нашем примере может с полным на то основанием считать себя ирландцем, однако его выбор будет мало чем отличаться от выбора людей, не имеющих ирландских корней, но влюбленных в Ирландию, в ее культуру, музыку, литературу, историю, язык и фольклор. Выбор этнической идентичности становится сродни выбору клуба; «этнические клубы», не исключено, начнут конкурировать между собой, привлекая людей особыми ритуалами, льготами и прелестями членства. Тот же самый гипотетический представитель четвертого поколения вполне может решить, что ему дороги сразу несколько унаследованных национальностей, и вступить одновременно в несколько «клубов». Либо же он отвергнет это наследие — или попросту забудет о нем…

Схожие проблемы стоят и перед американцами азиатского происхождения. Как заметил один из них, рассуждая о 50-процентном показателе межрасовых браков:

Быть «американцем через черточку», то есть потомком иммигрантов той или иной национальности, становится все более затруднительным по мере того как возрастает количество «черточек», а люди получают все больше возможностей выбирать национальную идентичность. Результаты проведенного Альбой анализа данных переписи 1980 и 1990 годов показывают, что: а) национальный признак постепенно утрачивает значимость и б) демонстрирует «смещение акцентов». В переписи 1980 года 49,6 миллиона респондентов отнесли себя к англичанам (это был наивысший показатель национальной идентификации); в переписи 1990 года, в которой, кстати сказать, английская идентичность в опросных листах не присутствовала, таковых респондентов оказалось уже 32,7 миллиона человек. В 1980 году немцы и итальянцы занимали нижние позиции в списках национальных приоритетов, а в 1990 году они оказались во главе аналогичных списков, причем количество людей, избравших для себя эти национальности, возросло на 20 процентов. Около одной пятой рожденных в Америке белых, заключает Альба, в 1990 году «строго придерживались национальной идентичности»^{499}. Сегодня эта цифра, разумеется, меньше.

При отсутствии национальной идентификации каким способом могут определять себя белые американцы? Альба предполагает, что источником идентичности может служить общее наследственное иммигрантское прошлое^{500}. Тем не менее, хотя белые американцы все реже и реже говорят о себе с этнических позиций, вряд ли они все же обратятся к достаточно абстрактному, отстоящему от них на многие десятилетия иммигрантскому опыту предков в поисках новой идентичности. Альтернативой «иммигрантской идентичности» может стать идентичность американо-европейская (или европейско-американская). Гипотезу евроамериканизма выдвигали несколько ученых (термин «евро» не годится, поскольку закреплен за денежной единицей). Тот же Альба называет евроамериканцами тех, кто отождествляет себя с иммигрантским опытом. Джон Скрентни, Дэвид Холлингер и Орландо Паттерсон, каждый в своей книге, предлагают термин «евроамериканцы» по аналогии с «афроамериканцами»^{501}. Данный термин охватывает большинство неиспаноязычных белых американцев и подчеркивает значимость европейского культурного наследия. Кроме того, он объединяет в себе как потомков первопоселенцев, так и потомков иммигрантов. Современные американцы применяют схожее по своему смыслу обозначение Hispanics или «латино» для иммигрантов из Латинской Америки. Впрочем, как кажется, введение особого названия для белых американцев несколько запоздало. В девятнадцатом столетии поселенцы и их потомки не называли иммигрантов «европейцами»; тем, кто прибывал в США из Европы, давали обозначения «через черточку», в зависимости от их национальности. В мае 1995 года Бюро переписи опрашивало белых неиспаноязычных американцев относительно «предпочтений по поводу расовой и этнической принадлежности». Лишь 2,35 процента отнесли себя к евроамериканцам^{502}.

Если, как представляется вполне возможным, культура и вправду возникает в качестве основной разграничительной линии между народами и расами, американцам европейского происхождения вполне логично было бы попытаться идентифицировать себя с точки зрения культуры. Именно так и поступили Hispanics, которые всех неиспаноязычных и не чернокожих американцев, включая американцев азиатского происхождения, именуют «англо». Если вкладывать в этот термин лишь культурное, но не этническое значение, он становится вполне осмысленным. Он подтверждает значимость англо-протестантской культуры, английского языка и английских политических, юридических и социальных институтов и традиций для американской идентичности. Однако по опросу 1995 года менее одного процента неиспаноязычных белых американцев выразили готовность считать себя «англо».

Самая подходящая субнациональная идентичность для неиспаноязычных и не чернокожих американцев — «белые». В ходе опроса 1995 года 61,7 процента респондентов одобрили это название, а еще 16,5 процента предпочли определение «кавказский тип». То есть три четверти белых американцев определяют себя преимущественно с расовых позиций. Данная ситуация может повлечь за собой серьезные последствия для американского общества. В долгосрочной перспективе, как мы видели, этнические и расовые группы, изначально не принадлежавшие к «белым», могут быть ассимилированы «белым сообществом». В перспективе же краткосрочной «белая идентичность» способна провести в американском обществе глубокую линию разлома между белыми и чернокожими. В некоторых случаях, как сообщалось, белые различного происхождения декларировали «белый панэтнос» и объединялись против небелых. Что важнее, поскольку всякая идентичность требует наличия другого, «белизне, чтобы осознать себя, — писала Карен Бродкин, — необходима реальная или придуманная чернота в качестве дурного (иногда вызывающего зависть) близнеца»^{503}.

Существует, впрочем, и иная возможность, более всеобъемлющая, нежели остальные. Белые американцы могут отказаться от субнациональных и «общинных» идентичностей и признать себя просто американцами. Потомки первопоселенцев часто отдавали предпочтение этому самоназванию перед «англо-американцами», «шотландо-американцами», «германо-американцами» и тому подобным. Вдобавок, как замечал Стэнли Либерсон, в ходе опросов общественного мнения, проводившихся три года подряд (1971–1973) и охватывавших одних и тех же людей, лишь 64,7 процента респондентов повторяли ответы, данные годом ранее. А треть американцев, дававших непоследовательные ответы, не слишком различалась этнически. Постоянство в ответах было характерно для 80–95 процентов чернокожих, Hispanics, итальянцев и восточноевропейцев. «Значительное снижение отмечалось среди представителей Северной и Западной Европы, так называемого „староевропейской породы“, для которой характерно наличие многих поколений предков, проживавших на территории США». Немногим более половины тех, кто обозначал свою английскую, шотландскую или валлийскую принадлежность в 1971 году, дали аналогичный ответ год спустя. В начале 1970-х годов 57 процентов населения США принадлежали как минимум к четвертому поколению иммигрантов, при этом 20 процентов нечернокожего населения в этой категории не указали никакой страны происхождения (по контрасту с первым, вторым и третьим поколениями)^{504}. Иными словами, в четвертом поколении этническая наследственность стремительно исчезает. А сейчас мы наблюдаем, как четвертое поколение уступает место следующему.

Увеличение числа людей, не идентифицирующих себя со страной происхождения, сопровождается возрастанием числа тех, кто называет себя просто «американцами». Бюро переписи населения в ходе опроса 1979 года и переписи 1980 года всячески пыталось исключить возможность подобного ответа. Тем не менее в 1980 году 13,3 миллиона человек, или 6 процентов населения США, назвали себя американцами, а еще 23 миллиона человек, или 10 процентов населения, не указали никакой этнической наследственности. В переписи 2000 года «устранение черточек» продолжилось. По сравнению с переписью десятилетней давности количество людей, ссылающихся на английскую наследственность, сократилось на 26 процентов, ирландскую — на 21 процент, немецкую — на 27 процентов. С другой стороны, количество тех, кто называет себя просто американцем, возросло на 55 процентов и составило приблизительно 20 миллионов человек. Особенно отчетливо эта «перемена в мыслях» обозначилась на Юге — к примеру, 25 процентов жителей штата Кентукки указали себя как американцев^{505}.

Идентичность, которую белые американцы выбирают взамен обветшавших этнических идентичностей, имеет принципиальное значение для будущего Америки. Если выбор будет сделан в пользу евроамериканизма или «англо» как ответа на «испанистский вызов», культурный раскол в американском обществе станет свершившимся фактом. Если будет выбрана «белая идентичность» в противоположность «черной», неизбежно возрождение расовых конфликтов. Но национальная идентичность и национальное единство существенно окрепнут, если белые американцы воспримут слова Уорда Коннерли и решат, что «смешанная наследственность» делает их прежде всего американцами.

И это подводит нас к теме расовой принадлежности.