Если это и вправду произойдет, Америка перестанет быть «Вавилоном наоборот», в котором почти 300 миллионов человек говорят на одном (и только на одном!) языке. Нация разделится на людей, знающих английский и почти не понимающих по-испански, а потому замкнутых в пределах «англоязычной Америки», и на людей, которые знают испанский, но не знают английского, и потому замкнутых в пределах испаноязычной общины, а также на неопределенное количество людей, знающих оба языка и потому, в отличие от представителей моноязыковых сообществ, способных действовать на государственном уровне. На протяжении трех столетий владение английским признавалось в Америке жизненной необходимостью. Если новой жизненной необходимостью — для успеха в бизнесе, учебе, науке, шоу-бизнесе, политике и сфере управления — станет владение как английским, так и испанским, Америка превратится в совершенно другую страну.
По всем признакам, нынешняя Америка движется именно в этом направлении благодаря «ползучему билингвизму». В июне 2002 года в стране насчитывалось 38,8 миллиона латино, что на 9,8 процента выше численности испаноязычного населения США в 2000 году; при этом численность населения Соединенных Штатов в целом выросла за два года всего на 2,5 процента — наполовину благодаря испаноязычной иммиграции. Комбинация таких явлений, как массовый приток иммигрантов и высокий уровень рождаемости в испаноязычных семьях, влечет за собой увеличение влияния латино на американскую политику. В 2000 году 47 миллиона американцев (18 % тех, кому исполнилось пять лет, и старше) говорили дома на других языках, кроме английского, при этом 28,1 миллиона из них использовали для общения испанский. С 1980 по 2000 год количество американцев пяти лет и старше, говорящих на английском «не очень хорошо», возросло с 4,8 до 8,1 %{529}.
Лидеры испаноязычных организаций прилагают заметные усилия по пропаганде испанского языка. С 1960-х годов, как замечают Джек Ситрин и его коллеги, «активисты испаноязычного движения трактуют языковые права как конституционные»{530}. Правительственные чиновники и судьи, поддаваясь давлению этого движения, соответствующим образом истолковывают законы, запрещающие дискриминацию на основе этнической принадлежности, и разрешают детям иммигрантов учиться на языке своих предков. Двуязычное образование давно стало испаноязычным образованием; потребность в учителях испанского заставляет Калифорнию, Нью-Йорк и другие штаты приглашать на работу пуэрториканцев{531}. За одним тщательно «спланированным» исключением (дело «Лау против штата Калифорния»), важнейшие судебные решения относительно языковых прав пестрят испанскими именами: Гутьеррес, Гарсия, Инигес, Хурадо, Серна, Риос, Эрнандес, Негрон, Собераль-Перес, Кастро.
Испаноязычное движение сыграло основную роль в принятии Конгрессом решения об организации программ «сохранения культурного наследия» и двуязычного образования; в результате дети иммигрантов не торопятся поступать в моноязычные английские школы и не рвутся в английские классы. В Нью-Йорке в 1999 году «девяносто процентов учащихся, в течение трех лет посещавших двуязычные школы, не смогли адаптироваться к преподаванию в обычных школах, как изначально предусматривалось образовательной программой»{532}. Многие дети проводят в двуязычных (испаноязычных) школах не менее девяти лет. Это безусловно оказывает принципиальное влияние на степень, в которой они овладевают английским. Большинство испаноязычных иммигрантов второго и последующих поколений знает английский язык в степени, достаточной для «функционирования» в англоязычном обществе. Однако в результате массового притока все новых и новых иммигрантов испаноязычные жители Нью-Йорка, Майами, Лос-Анджелеса и других городов испытывают все меньшую потребность в изучении английского. Шестьдесят пять процентов детей, посещающих двуязычные школы в Нью-Йорке, ходят в школы испанские, поэтому они не ощущают необходимости в изучении и употреблении английского языка. Вдобавок, в отличие от Лос-Анджелеса, испаноязычные родители в Нью-Йорке, по сообщению газеты «Нью-Йорк Таймс», «побуждают своих детей ходить в подобные учебные заведения, тогда как русские и китайские родители в большинстве неодобрительно относятся к двуязычному, фактически испаноязычному образованию»{533}. Как писал Джеймс Трауб, сегодня в Нью-Йорке вполне можно провести всю жизнь в испанском окружении:
«Учитель средних классов Хосе Гарсия советует своим детям хотя бы смотреть телепередачи на английском языке. Но дети отказываются — ведь дома они говорят по-испански, смотрят испанские телеканалы и слушают испанскую музыку, и медосмотр у них проводят врачи, говорящие на испанском. Можно пройти по улице до китайской овощной лавки — и обнаружить, что китайский зеленщик говорит по-испански. При этом испаноязычным детям совершенно ни к чему стремиться за пределы их замкнутого лингвистического мирка: в Нью-Йорке достаточно школ, в которых едва ли не все преподавание ведется по-испански, а существуют еще и испаноязычные колледжи. Лишь вступая во взрослую жизнь, эти дети обнаруживают, что их владение английским не соответствует запросам рынка профессий»{534}.
Термин «двуязычное образование» превратился в эвфемизм для обозначения испаноязычного образования и приобщения детей к «латинской» культуре. Дети прошлых поколений иммигрантов в отсутствие подобных образовательных программ сравнительно быстро овладевали английским и интегрировались в американскую культуру. Дети современных неиспаноязычных иммигрантов охотно изучают английский и ассимилируются американским обществом. Вне зависимости от того, насколько двуязычное обучение полезно для общего образования, оно обладает ярко выраженным негативным эффектом, затрудняя интеграцию испаноязычных детей в американское общество.
Лидеры испаноязычного движения активно пропагандируют двуязычие, утверждая, что американцам просто необходимо уметь говорить на каком-либо другом языке, кроме английского (при этом под «другим» подразумевается испанский язык). Разумеется, никто не будет спорить с тем, что в современном мире, «суженном» развитием транспорта и средств коммуникации, американцам неплохо знать хотя бы один иностранный язык — китайский, японский, хинди, русский, арабский, урду, французский, немецкий, испанский, — чтобы понимать представителей других культур и добиваться их понимания. Но совсем иное — изучать какой-либо язык, кроме английского, чтобы быть в состоянии общаться с представителями собственной нации! Именно эту цель и преследуют лидеры испаноязычного сообщества. «Английского недостаточно, — утверждает Освальдо Сото, президент Испано-американской лиги против дискриминации (SALAD). — Мы не хотим жить в моноязыковом обществе»{535}. Информационный центр «Английский плюс», учрежденный в 1987 году испаноязычной коалицией, заявляет в своих публикациях, что «американцы должны в полной мере владеть английским плюс каким-либо еще языком или языками». По программам двуязычного образования учащимся преподают английский и испанский языки на альтернативной основе. Цель этих программ — уравнять испанский и английский языки в правах. «Двуязычное образование, — говорится в одной статье, — побуждает англоязычных детей к изучению второго языка, а неанглоязычных — к изучению английского. Изучая иностранные языки, дети также изучают культуру носителей того или иного языка. Тем самым дети приобретают второй язык и представления о множественности культур, а это позволяет минимизировать ощущение неполноценности, присущие представителям социальным меньшинств». В марте 2000 года министр образования США Ричард Райли в своей речи «Excellencia para Todos — Преимущества для всех» высоко оценил практику двуязычного обучения и предсказал, что к 2050 году четверть взрослого населения США и значительная часть молодых американцев будут говорить по-испански{536}.
Стремление к билингвизму как стандарту жизни поддерживается не только испаноязычным сообществом, но и отдельными либеральными и правовыми организациями, лидерами конфессий, прежде всего католической (получающей все новых прихожан), и политиками, как республиканцами, так и демократами, которые видят электоральный потенциал испаноязычной иммигрантской общины. Кроме того, здесь следует учитывать и интересы бизнеса, ориентированного на «испанистский» рынок. Официальному статусу английского языка сопротивляется не только «Унивисьон», испаноязычная телесеть, которая потеряет своих абонентов, если дети начнут изучать английский, но и «Холлмарк» — компания, «владеющая испаноязычным каналом Эс-Ай-Эн» и потому воспринимающая «засилье английского» как «угрозу своему положению на рынке потребителей, говорящих на других языках»{537}.
Ориентация бизнеса на испаноязычных потребителей означает, что работодатели испытывают все возрастающую потребность в двуязычных работниках. Именно эта потребность оказалась подоплекой референдума 1980 года в Майами об официальном статусе английского языка. Как пишет социолог Макс Кастро:
«Пожалуй, самым неприятным для горожан Майами последствием этнических трансформаций стало увеличение числа рабочих мест, требовавших двуязычия. Тем самым билингвизм приобрел для неиспаноязычных жителей Майами не только символическую, но и сугубо практическую окраску. Впрочем, для многих он также символизировал крушение надежд на то, что новоприбывающие воспримут доминирующий язык и доминирующую культуру. Хуже того, билингвизм предоставлял иммигрантам трудовые и экономические преимущества перед коренными жителями»{538}.
Похожая ситуация сложилась и в небольшом городке Доравилль, штат Джорджия. Приток испаноязычных иммигрантов заставил владельца местного супермаркета поменять ассортимент товаров, указатели, рекламу и язык звуковых объявлений. А еще — политику найма сотрудников. Он заявил, что «не станет нанимать человека, который не сумеет доказать свою двуязычность». Когда же стало ясно, что найти таких людей довольно затруднительно, «мы решили нанимать тех, кто бегло владеет испанским». Билингвизм также влияет на уровень доходов. Двуязычные полицейские и пожарные в городах Юго-Запада — в Финиксе, например, или Лас-Вегасе — получают больше, нежели их коллеги со знанием только английского. В Майами, по данным социологического исследования, испаноязычные семьи имеют средний доход 18 000 долларов, англоязычные семьи — 32 000 долларов, а двуязычные семьи — 50 376 долларов{539}. Впервые в американской истории все большее количество американцев не получает достойной работы или достойной зарплаты, на которую они вправе претендовать, по причине того, что говорят со своими соотечественниками лишь по-английски[31].
В дебатах по поводу языковой политики сенатор С. И. Хайякава охарактеризовал уникальность положения испаноязычных иммигрантов относительно пребывания в английской языковой среде:
«Почему ни филиппинцы, ни корейцы не возражают против признания английского официальным языком страны? Почему не возражают японцы и уж тем более — вьетнамцы, которые чертовски счастливы вообще оказаться здесь? Они учат английский так быстро, как только могут, и нередко выигрывают призы во всевозможных языковых соревнованиях. Зато
Распространение испанского языка в Америке может замедлиться, но может и продолжиться. Если оно продолжится, то рано или поздно это будет иметь весьма значимые последствия. Во многих штатах люди, претендующие на выборные должности, должны будут бегло говорить на обоих языках. Двуязычные кандидаты будут иметь преимущество перед моноязычными в парламентских и президентских предвыборных кампаниях. Если двуязычное образование, то есть обучение детей английскому и испанскому языкам, станет превалирующим в начальной и средней школе, от учителей, вполне естественно, будут ожидать двуязычности. Официальные документы, распоряжения, различные формы будут выпускаться на двух языках. Использование обоих языков станет правомочным как на заседаниях Конгресса, так и во всей бюрократической и политической деятельности. Поскольку те, чей родной язык — испанский, будут, скорее всего, достаточно бегло говорить по-английски, они окажутся в привилегированном (по отношению к англоязычным американцам, не знающим испанского) трудовом и экономическом положении.
В 1917 году Теодор Рузвельт заявил: «У нас должен быть один флаг. У нас должен быть один язык. Это язык Декларации независимости, язык Прощальной речи Вашингтона, язык Геттисбергской и второй инаугурационной речей Линкольна». 14 июня 2000 года президент Клинтон сказал: «Очень надеюсь на то, что я — последний президент в истории Америки, не знающий испанского языка». 5 мая 2001 года президент Буш принял участие в праздновании Синко де Майо, официального праздника Мексики, учредив практику еженедельного радиообращения к согражданам на английском и испанском языках{541}. 1 марта 2002 года два претендента на пост губернатора Техаса от Демократической партии, Тони Санчес и Виктор Моралес, устроили публичные дебаты на испанском. 4 сентября 2003 года состоялись первые в истории двуязычные дебаты между претендентами на пост единого кандидата в президенты от Демократической партии. Несмотря на сопротивление большинства американцев, испанский язык постепенно уравнивается в правах с языком Вашингтона, Джефферсона, Линкольна, Рузвельтов и Кеннеди. Если тенденция сохранится, «культурное несовпадение» между испаноязычной и англоговорящей Америкой придет на смену расовой разграничительной линии между белыми и чернокожими в качестве «водораздела» американского общества. «Раздвоенная» Америка с двумя языками и двумя культурами будет коренным образом отличаться от Америки с единым языком и стержневой англо-протестантской культурой, — Америки, просуществовавшей на Земле более трех столетий.
Непредставительская демократия: элиты против общества
Взгляд широкой общественности на национальную идентичность существенно отличается от взгляда элит. Эта разница во взглядах отражает глубинный конфликт, охарактеризованный в главе 10, между высоким уровнем национального самосознания общества и не менее высокой степени, в которой элиты денационализированы и привержены космополитическим, субнациональным и транснациональным ценностям. Народ, нация в целом озабочены общественной безопасностью, которая, как мы видели, включает в себя «неизменность — в пределах, допускающих неуклонное развитие, — традиционных паттернов языка, культуры, обычаев, структур, а также религиозной и национальной идентичности». Для многих элит эта безопасность вторична по сравнению с участием в глобализованной экономике и международной торговле, в трансмиграции и деятельности международных институтов, пропагандированием транснациональных ценностей и поддержке идентичностей и культур социальных меньшинств.
Различие между «патриотической публикой» и «денационализированными элитами» проявляется и в отношении обеих социальных групп к иным ценностям и иным идеологиям. В целом американские элиты не только менее националистичны, но и более либеральны, нежели американская публика. Нарастающие противоречия между лидерами крупнейших общественных институтов и широкой публикой по отношению как ко внутренней, так и ко внешней политике страны формируют принципиальную линию разлома, пролегающую через социальные категории, классы, расы, этносы и регионы. Американский истеблишмент, как государственный, так и частный, все сильнее отдаляется от американского народа. Политически Америка остается демократией, поскольку лидеры страны становятся таковыми через свободные и честные выборы. Во многих других отношениях Америка сделалась непредставительской демократией, поскольку в ряде аспектов, особенно касающихся национальной идентичности, мнение избранных лидеров категорически не совпадает с мнением народа. Можно сказать, что американский народ все в большей степени отчуждается от государственной политики и сферы управления.
Разница во взглядах элит и общественности наглядно проявилась в результатах двадцати социологических опросов, проведенных в период с 1974 по 2000 год. В ходе этих опросов респондентов просили определить себя как либералов, умеренных или консерваторов. Приблизительно четверть опрошенных назвала себя либералами, около трети причислили себя к консерваторам и от 35 до 40 процентов признали себя умеренными. Что касается элит, среди них проводились аналогичные опросы в 1979 и 1985 годах. Количество либералов среди различных элит приводится в нижеследующей таблице (указано также количество либералов среди широкой публики по данным опроса 1980 года){542}:
Таблица 16