Эпилог

4 февраля 1929 года делегаты конгресса разъехались в разные части Европы, чтобы приступить к реализации утверждённых решений, и нельзя сказать, что на местах они были приняты с пониманием рядовыми членами молодёжных организаций, с которых и начался процесс национализации, но без факельных шествий и парадных маршей под бой барабанов. Больше того, появление новой эмигрантской организации было воспринято в штыки их оппонентами из политических эмигрантских партий и союзов. Гневную реакцию последних вызвал нацистский постулат о начале борьбы со всеми украинскими политическими структурами, которые не разделяют принципов деятельности новообразованного движения. Именно движения, но не партии, как политического союза единомышленников в достижении конкретной цели. То есть уже тогда ОУН позиционировала себя как перманентное движение борьбы за некую Украину, представление о которой и само ещё чётко себе не выработала, учитывая так и не поддавшиеся объяснению и определению термины: нация, национализм, народ. По этой причине в рядах эмиграции прошли процессы политического брожения с попыткой «разобраться» с оуновцами, и первым, кто потребовал «объясниться», было петлюровское правительство УНР А. Левицкого, посчитавшее себя обделённым и обойдённым «германской выскочкой» – Е. Коновальцем, узурпировавшим лозунги и право борьбы за воссоздание украинской государственности. В этом нельзя было отказать полковнику и его германским кураторам из абвера, так как они чётко уловили позиционирование украинской эмигрантской диаспоры от петлюровского правительства, являвшегося, по существу, марионеточной креатурой в изгнании под опекой Пилсудского – врагов украинского народа.

Ещё одним ответом на появление ОУН послужило возникновение в течение марта-апреля 1929 года в эмиграции нескольких новых политических группировок. С одной стороны, это был признак продолжающегося раскола в силу усталости от внутренней и внешней борьбы между собой. С другой – появление этих новых групп свидетельствовало о подготовке к вооружённой агрессии на восток в планах ведущих европейских государств, по этой причине каждая из этих групп старалась захватить монополию на «освобождение» Украины. К тому же украинская тема была в моде, и некоторым из этих групп удавалось не плохо ею торговать. И третьей причиной следует считать «вызов», который бросила ОУН всем эмигрантским, демократическим, украинским партиям накануне вторжения в СССР.

К новым образованиям следует отнести «Народную Украинскую Раду» с центром в Праге во главе с М. Шаповалом, профессором С. Шелухиным, Н. Григорьевым и Русовым. Группа эта имела тесную связь с политической группой Цеглинского-Сочинского в САСШ и пыталась через неё агитировать украинские массы с целью извлечения средств на свою работу в Берлине.

Вторую группу организовали Макаренко и Андриевский. Эта группа именовала себя «Украинский национальный центр за кордоном». Она противопоставляла себя «шаповаловской», «Национальной Украинской Раде», заявляя исключительные права на наследство Директории. Это должно было бы означать, что эта группа противопоставляет себя и правительству УНР. У нас, однако, не имеется сведений, чтобы утверждать что-нибудь о конкретных намерениях данной группы.

Третья группа состояла из приднепрянских социал-демократов. Некоторые из участников были несогласны с политикой А. Левицкого и пытались организовать против него открытое выступление. В этом направлении из Берлина работал Порш, который, используя свой авторитет среди эсдэков, угрожал привлечь старых приятелей по партии в союз борьбы за освобождение Украины (СБСУ полковника В. Чеботарёва) и тем самым к борьбе против правительства УНР, а также и против УВО, на иждивении которого полностью находилась новоиспечённая ОУН. Так как В. Чеботарёв располагал довольно обширной агентурной сетью в кругах эмиграции и на Украине, к нему стекалась важная политическая информация, которую он успешно продавал представителям САСШ, чешскому генштабу и абверу. С американцами он был связан ещё с дореволюционной поры, так как был агентом американского треста сельскохозяйственных машин («Интернационал Гервестер Ко»). А так как большинство бывших сотрудников и агентов этого треста, работавших в России, находились в Берлине, В. Чеботарёв устроился туда на службу и стал представлять интересы треста в Прибалтике и Финляндии, одновременно сочетая это с разведывательными командировками и деятельностью против СССР, что позволяло ему добывать и продавать ещё больше информации спецслужбам указанных государств, составив таким образом реальную конкуренцию УВО Е. Коновальца[337].

Это не могло не беспокоить полковника, прекрасно осведомлённого в том, что В. Чеботарёв получает актуальную политическую и военную информацию с Украины. О таких агентурных возможностях ему оставалось только мечтать. А пока приходилось выслушивать заслуженные упрёки со стороны представителей абвера в своей разведывательной некомпетенции, а возможно, и импотенции.

Однако главные неприятности у Е. Коновальца и его детища ОУН были ещё впереди. И к этому приложила свою руку советская разведка, располагавшая среди делегатов конгресса своим агентом, а возможно, и агентами. После возвращения в Берлин, в конце февраля 1929 г., полковник был вызван в МИД Германии, где ему заявили, что полномочным представительством СССР была вручена вербальная нота, потребовавшая прекращения деятельности Провода ПУН и УВО с ликвидацией организации и роспуском людей в месячный срок. Несмотря на все усилия с задействованием того же абвера, отменить распоряжение МИДа не удалось. Единственным утешением стала отсрочка исполнения предписания до 15 апреля. Вскоре решением ПУН центр УВО перенесли в Литву, Данциг и Галицию, Провод ЛУН – в Прагу. В Берлине оставались члены Провода Р. Яри, П. Кожевников и редакция с ограниченным персоналом. Всякая материальная поддержка УВО со стороны германского генштаба прекратилась. Причины такой поспешности и категоричности условий выполнения предписаний МИДа Германии, скорее всего, скрывались в установлении и развитии советско-германских отношений, приведших к активному задействованию советских учебных центров РККА для подготовки германских специалистов; танкистов (г. Казань), лётчиков (г. Липецк) и химиков (г. Вольск), а также испытания новых вооружений и техники для Рейхсвера на советских полигонах и отработки тактических приёмов их использования в бою.

Однако, по нашему мнению, это была не единственная причина удаления ОУН-УВО вместе с Е. Коновальцем из Германии. Некоторые члены ПУН выдвинули обоснованное подозрение, что главным бенефициаром этого «происшествия» является Р. Яри, уже давно вынашивающий намерения «подсидеть» «керманыча» и замкнуть на себя все нити, а значит и деньги, работы с абвером и МИДом Германии. И надо сказать, что он в этом весьма преуспел.

14 марта 1929 года Е. Коновалец с этими известиями прибыл в Прагу для встречи с членами Провода Л. Костаривом и Н. Сциборским и обсуждения создавшейся критической ситуации в работе ОУН-УВО. Встреча состоялась в кафе «Урбано». На ней «керманыч» поведал коллегам о положении в «Проводе» и УВО. Всё это, по мнению Е. Коновальца, вынуждает к прекращению всякой активной работы в Польше (о чём, собственно, и мечтали польские спецслужбы. Бывший агент не подвёл и на этот раз). Кроме этого совещания, состоялась беседа полковника с начальником разведки Л. Костаривым. Было принято решение активизировать и расширить работу 3-го отдела ЛУН (разведывательный) с использованием подходящих кадров из числа группы СУНМ и УВО (явная попытка Е. Коновальца загладить свою вину перед абвером, а также заработать деньги на перепродаже шпионских сведений Литве). Они достигли договорённости, что практическое исполнение этого решения последует в начале апреля, когда полковник вместе с Р. Яри снова приедет в Прагу и передаст в распоряжение 3-го отдела секретную картотеку персонала УВО. Передача персонала СУНМ должна была состояться через О. Бойдуника.

Разведывательный отдел ЛУН находился в ведении референта связи Провода ЛУН и состоял из: 1. Штаба. 2. Краевых представителей. 3. Сотрудников Отдела. 4. Агентов, находящихся на связи сотрудников Отдела. Руководителем являлся Л. Костарив, помощником – Я. Герасимович, руководитель разведки по ЧСР – Руденко, по Германии – М. Селешко, по Франции – Антоненко. Членами Пражского Отдела являлись: Бойкив, Бикас, Забивский и Яворский. Районным представителем Отдела в г. Подебрады – Жлудкин, в г. Либерец – И. Луб, членами Гагин и Лечун[338].